Раскулачили за коня и корову! Гл. 2. Часть. 24

Нина Богдан
               Начало:  http://www.proza.ru/2015/06/09/1809




               Документ 60.
               16 февраля 2012 г., г. Ленинск-Кузнецкий, беседа с Селиховой Валентиной Прокопьевной, 1930 г. рождения – родной племянницей старца Сергия и её дочерью Селезнёвой Натальей Александровной, 1955 г. рождения. Беседу вели священник Александр Зленко, историки Леонид и Наталия Лопатины.

               Наталья Александровна."Обратите внимание на фото похорон деда Сергея. Видите, какой здесь крест. На нём нет дощечек, опускающихся с вершины креста на верхнюю поперечину. А на кресте, который увезли в Новокузнецк и который мы много раз перекрашивали в зелёный, белый, голубой цвета, такие дощечки были. Такие же дощечки домиком были и на кресте Августы, это я хорошо помню, сама много раз их красила. Вот и скажите, когда убрали самый первый крест с могилы старца, поставленный в день его похорон? Я думаю, это сделали тогда, когда Августа умерла. Ведь она умерла позднее его. А у бабы Дуни – она умерла в 1954 г. – крест сменили только в 2000-е годы, когда комплексно оборудовали все три могилы."
               Валентина Прокопьевна."Когда маму хоронили, тятя хотел, чтобы его похоронили рядом с мамой. Но Августа твёрдо сказала: «Нет! Это место моё!». Тятя спорить с ней не стал, сказал, что она, в самом деле, ухаживала за старцем, пусть и покоится рядом с ним. Тятя умер в 1972 г., его похоронили в другом месте. Сначала умер Сергей, потом умерла Августа, а уж потом мама.
Когда отпевали дядю Сергея в церкви, меня там не было. Я только что из шахты вышла, опоздала. Гроб уже несли на кладбище. Но сначала занесли его на ул. Капитальную в тот домик, в котором он больным последнее время лежал.
               Я от родителей не слышала, чтобы дядя Сергей куда-то уходил, тем более надолго, тем более в Киев. Он ходил в Хрестиновку, Красное, Ариничево, Буерак. Вот это были его деревни. Там его ждали, сразу же приходили на моления. Приходил он и к нам в Егозово. Тятя путевым обходчиком работал.Я сама помню, что в деревне он скот пас во время войны. Скот был деревенских хозяев, не колхозный.Марфа была работящая.Говорила, что Сергея надо женить, мне будет помощница. И девушку ему привели. А он сказал: «Раба Божия, иди. Я жениться не собираюсь». Она ушла. Это отец мне рассказывал. Он же мне рассказал и о Максиме, который, по его словам, пошёл против советской власти. А как он против неё пошёл, не знаю. Революцию что ли он хотел поднять? А, оказывается, как вы говорите, его посадили  за самогон.
              С сестрой Юры, сына дяди Мити, мы раньше переписывались, но потом адрес потеряла. Не знаю, жива ли она? Вот спасибо, что подсказали, слава Богу, она жива! Над крестами гроба стоит маленькая женщина с наклоненной головой, это  Матрёна, сестра дяди Сергея. В профиль – дядя Митя. В первом ряду Татьяна Оранчук, она рядом с Матрёной. Рядом с Таней – Аня, это моя сестра. У моих родителей  были дети: Анастасия, Татьяна (с 1921 г. рождения), Аня (с 1924 г.), Коля (с 1927 г.), я (с 1930 г.), Ваня (с 1933 г.). Мой отец Прокопий стоит в профиль, как бы с бородой (но в действительности бороды нет), видна только верхняя часть лица. Под крестом справа стоит Ваня между двумя женщинами. Молодой человек вверху – церковный служитель.
А вот другая фотография Сергия. Здесь ему лет 30-40. Она переснята на могилу. На обороте – надпись «дядя Сергей (отец Сергий), 17 сентября, день Ангела». Напрасно кто-то говорит, что дядя умер в 1955 г. Скоро должен подойти племянник, он тоже был на похоронах.

               Наталья Александровна."На эту встречу с вашей группой я привезла Евангелие, с которым старец ходил и с которым он изображён на фотографии. В прошлую нашу встречу его в доме мамы не было. Это Евангелие хранится у внучки мамы, той, которая в автомобиле сильно разбилась (мы вам рассказывали). Автомобиль вдребезги, а им хоть бы хны. Она так над ним трясётся. Мне его дала на время, да и то, потому что у них ремонт. Корешок Евангелия, видите, обшит грубой коричневой тканью, примерно такой, как и на его пиджаке на той фотографии, где он стоит с этим Евангелием. Стёжка грубая, мужская, возможно, им самим и сделана.Так что вы держали в руках три вещи, принадлежащие моему двоюродному деду: Евангелие, дарохранительницу и трость длиной 88 см".

                Док. № 61
16 февраля 2012 г., г. Ленинск-Кузнецкий, беседа с Силаковым Виктором Григорьевичем, 1947 г. рождения – внучатым племянником старца. Беседу вели священник Александр Зленко, историки Леонид и Наталия Лопатины.
                Виктор:"Вот этот маленький мальчик у гроба деда Сергея, это – я. Я сын старшей дочери Прокопия, Анастасии. Мне тогда пять лет было. Деда Сергея я помню не по похоронам. Я его помню, когда он приходил к деду Прокопу, и они всё время о чём-то важном говорили.Дед Прокоп имел церковное образование. В Тверской области до приезда в Сибирь он служил кем-то в церкви. В духовном он соображал. Они с дядей Сергеем книжки перебирали, о чём-то мороковали. Возможно, дед Прокоп и обучил дядю Сергея. Он был старше его. В Сибирь дед Прокоп приехал ещё до революции. Здесь и подружились с бабушкой. Один жил в Буераке, другая в Звонково.
               Это мой отец менял крест дяде Сергею и поставил крест с домиком, который потом в Новокузнецк увезли. А у тёти Дуни крест был железный, он почему-то поворачивался, и мы каждый раз его на место разворачивали.
               А вы знаете, что фотография дяди Сергея мироточила? Это произошло в Москве у Нины, сестры Тани Оранчук".



               Док. № 62
               16 февраля 2012 г., г. Ленинск-Кузнецкий, беседа с Черкашиной Верой Остаповной, 1937 г. рождения крёстной дочерью монахини Августы. Беседу вели священник Александр Зленко, историки Леонид и Наталия Лопатины.
"Я осталась от отца в двухмесячном возрасте. Нас, раскулаченных, привезли в 1933 г. из-под Киева, поселили на 10-м участке Ленинска. И до смерти Сталина мы ежемесячно отмечались в комендатуре как военнопленные, получились пленными в своей стране. На Украине у нас было две коровы и конь. Оказалось, что мы кулаки-эксплуататоры. Пятеро детей у родителей было, а я родилась уже здесь. Как рассказывали, отцу предложили сдаться, передать своё хозяйство в колхоз, но он не согласился. Потом, как мама рассказывала, деваться было некуда, согласился всё отдать, но уже не принимали, сделали врагом народа всю нашу семью. Старший мой брат погиб на фронте. Наших, то есть врагов народа, сначала на фронт не брали, а потом сказали, «сын за отца не отвечает», забрали брата. Он погиб в 1944 г. А другой брат, Тима, прибавил себе год рождения, два года воевал, а потом ещё два года служил в Германии.

               На 10-м участке мы жили с подселением в двухэтажном бараке. С подселением, это значит, что в чью-то семью селили нас. Там, обычно, до нас семья жила в двух комнатах, а к ним подселяли ещё две семьи. Нас, правда, поселили в одной комнате. Папа работал плотником в стройгруппе рудоуправления.
Нашей соседкой была тётя Ксения Дыбцева, другие называли её Аксинья. Это та, которая вас интересует как монахиня Августа. Она, скорее всего, была с 1889 г. рождения (как моя мама). Семьи своей у неё не было. Она жила в комнате размером 3 на 5 метров, в которой, кроме неё, жило ещё две семьи. А в соседней комнате жила ещё одна семья из 4 человек. Как сейчас помню, у неё была лишь кроватка и маленький сундучок.Из какой она была семьи, я не знаю. Но она была сосланной, как и мы. Однако она не хохлушка, то есть не украинка. Среди нас было много с Саратовской области. Скорее всего, она и была оттуда. Я её знала очень хорошо. Ведь она была моей крёстной матерью. Она крестила меня и двух моих подружек. Мы так с ними всю жизнь вместе и работали, жили. И называли себя сёстрами во Христе. Так нас сёстрами многие и знали.Тётя Аксинья была женщиной хорошей. Люди к ней относились по-доброму.
               Ни в каких скандалах она сроду замечена не была. Возле неё всегда детки крутились, она ласковая с ними была. Во взрослой жизни я с ней не общалась. Мы как-то потерялись. Она из барака ушла. И где она работала, я не знаю. Кажется, она вообще не работала. Потом говорили, что она стала монашкой и ухаживала за старцем Сергием. Да и мы купили маленький домик и переселились из барака. Жизнь развела.
               Мы с мамой  много раз ходили к отцу Сергию проведать крёстную. Но я это очень смутно помню. Помню, что мама узнавала у отца Сергия про моих братьев, ушедших на фронт. Но что он нам говорил, не помню. Помню маленькую комнатку, в которой они жили. Вот ясно вспомнила, как крёстная просила за Шуру, которую парализовало. Крёстная жила вместе с ней. Она просила, чтобы отец Сергий помог Шуре выздороветь. А он ответил: «Что ты за неё беспокоишься. Она сейчас сидит и в карты играет». Я потому, наверное, и запомнила, что пришли к этой Шуре, а она действительно в карты играла.

               Эта Шура была закройщицей. К ней приходили кроить и платья, и костюмы, и даже сапоги. Как поговаривали, она от каждого кроя немного материала оставляла себе. Когда её парализовало, отец Сергий сказал, чтобы она все кусочки назад людям вернула. Тогда, мол, и выздоровеет. Ну, где же вернёшь те лоскутки, где искать тех людей? Так и умерла. И с дочкой у неё такое же случилось. О мёртвых плохо не говорят, поэтому дальше о них говорить не буду. Это же наша русская культура, не бери у другого, больно тебе будет.
               Люди тогда все друг друга знали. Особенно мы, спецпереселенцы. Мы же, как одной семьёй жили, беда нас сплотила, мы, как родственники, были. Я работала нормировщицей, идём мы как-то с одной женщиной по объекту и встречаем многих наших. Я с ними обнимаюсь, плачу. А та женщина и говорит: «Я и не знала, что у тебя в Ленинске столько много родственников».
               Когда мы жили в бараках, наших взрослых обижали, кулаками называли.А нас, детей, уже не выделяли как кулаков. Нормально к нам относились. Да за что нас обижать, ведь все мы учились хорошо или очень хорошо, ни от чего не отлынивали. Правда, старшая сестра хотела уехать учиться, её не выпустили из города. Мама только в 1955 г. смогла съездить в гости на Украину. У нас почти все здесь и остались, мало кто уехал. Да и куда было ехать? Мама не раз говорила: «Господь нас спас от голодомора, поселив в Сибири». Ведь в наших украинских краях голод страшный был, сколько людей умерло! Голод-то тот искусственный был. Ведь в этот год такой хороший урожай был! Зачем его за границу вывезли? Да ладно вывезли. Ведь хлеб и в море кидали, чтобы Украину задушить голодом. У меня двоюродная сестрёнка сбежала с Украины, прибежала в Сибирь, рассказывала, какое людоедство было. Это в прямом смысле людоедство.
А у нас в Сибири и жильё было, и хлеб давали. Мы спаслись. Правда, как только нас прислали сюда, родители как-то сумели купить поросенка, выкормили его, продали, купили корову. После папиной гибели мама держала корову ещё два года. Мы не голодали.
              А папа погиб в 1937 г., ему было всего 49 лет. Мой отец Остап Устимович Вареник был 1888 г. рождения. Посмотрите его фотографию, он воевал ещё в ту войну, 10 лет отслужил (на фото запечатлены два очень красивых парня в царской военной форме со светлыми интеллигентными лицами). Его арестовали по 58 статье, расстреляли через три месяца, говорят, здесь в Возвышенке. Я родилась, а через два месяца его убили.
              А люди молчали, боялись. На следующий день после папиного ареста пришли за моим старшим братом Ваней. Ему тогда было 16 лет. Это тот, что потом погиб на фронте. Пришли за ним двое. А мама, как увидела их, загородила Ваню и сказала, что не отдаст,мол, ребёнок же ещё.
              А второй чекист так исказал: «Ладно, пошли, он же ещё ребёнок». Но на фронт потом взяли. Взяли и убили. Все знали, как ночь подходит, жди беды. Мы были обижены и запуганы. А мама говорила: «Не надо никого гневить, не надо ни на кого обижаться. Это всё от Бога!». Какую же мы страсть пережили?! И во имя чего?!А потом наши парни головы сложили «за Родину!», «за Сталина!».
              Но мы радовались каждому дню. Слава Богу, день прожили! Слава Богу, хлеб в 1947 г. без карточек стал. Правда, лет семь потом очереди за ним были страшенными.  Моя домашняя обязанность была покупать хлеб. Меня кидали через головы людей к прилавку. Приземлишься, купишь хлеба – довольная идёшь. Хлеб тогда был не по килограмму булка, а по 2-3 кг, причём весовой. Всегда кусочек сверх булок получался. Пока идёшь домой, съешь его, а он такой вкусный!
              А знаете, может, и хорошо, что нас сюда сослали. Те, кто нас сослал, получается, очень жестоко поплатились. Ведь я потом много раз была в наших краях. Образование там, в сёлах, мало кто имеет. А наши почти все высшее образование получили. Да и дети наши тоже. Сын мой работает шофёром, а дочь два высших имеет. Мы здесь и морально богаче, и материально. Получилось, что из всех зол, творимых властью в то время, зло с нами оказалось меньшим, чем то зло, какое накрыло наших земляков в деревне.
             Что с нами творили! Да разве только Берия? Я так думаю, им не нужны были умные люди. Им нужны  такие, что попроще. Сюда и высылали тружеников. Лодыри – то все на Украине остались. Я ведь пыталась потом вернуться на Украину. Приехали. У меня среднетехническое горное образование. Я устроилось в дорожное управление. Чуть ли не на следующий день говорю своей сослуживице: «Ведь где-то кусок земли надо взять, посадить что-то. Давай вспашем вот этот травяной участок у нашего управления, картошку посадим». А она говорит: «Вот теперь я понимаю, почему вас сослали. Вы бы и на асфальте огород развели. Лодырей в Сибирь не ссылали».
             Когда я устраивалась в то управление, начальник (он русский) долго меня расспрашивал. А главный инженер (украинец), сказал, что я не подхожу, им нужен мужчина. Я развернулась и пошла, а начальник сказал, что я ему подхожу и взял меня. Я сначала думала, что у них там цивилизация, всё-таки 80 километров от Киева… А, простите, я оказалась умнее их в пять раз. Так получилось, что все они поуходили в отпуск или на больничный, а я одна за весь отдел сделала отчёт.       
             Дети мои вернулись назад в Сибирь (у снохи щитовидка, ей тот климат не подходил).Я ещё два года там пожила и тоже вернулась сюда, к детям.
Но вернёмся к вашей теме об отце Сергии.
             Видите,я мало чем смогла вам помочь. Рада,что свою крёстную,о которой кто-то недобро отзывался,смоглареабилитировать. А что касается отца Сергия, знаю, что он прозорливым был. Люди к нему ходили про родных узнать. Знаю, что по его молитвам болезни отходили. Но конкретного случая ни одного не могу вспомнить. Ведь мы раньше между собой в церкви общались, а когда её разломали, мы и потерялись.

             Вот только, почему везде пишут, что он умер в 1952 г. Это неправда. Ведь, когда я в 1955 г. выходила замуж, я к нему ходила на благословение. Если он умер в 1952 г., то тогда я, выходит, в 14-15 лет вышла замуж. Нет, конечно!Я вчера в трапезной нашей церкви с Аллой Петровной разговаривала, сказала, что собираюсь на могилу к отцу Сергию. И тут к нам подходит журналистка Светлана Борисова. Она случайно услышала наш разговор и моё утверждение о его смерти в 1955 г. Вот вы по её звонку и приехали. Свету я знаю только как прихожанку. Такая случайность! А вы теперь и имя, и фамилию знаете Августы, у которой на могиле нет её мирского имени. Да и образ её в памяти людей должен остаться светлым. У меня и фотография её есть. Видите, она в тёмном платье и белом платке. По-моему, она была небольшого роста. Это видно даже по пряжке на поясе её платья. Мама моя тоже всегда в белом платочке ходила. Строго-престрого – в белом платочке.
             Одевалась она скромно, ходила в тёмных одеждах. Разговаривала негромко. Ни на кого никогда не кричала. Да мы все тогда ровно и уважительно разговаривали друг с другом. Старших называли только на «Вы». Мата сроду не услышишь, тем более, от женщины или ребёнка. Сейчас распустились. Наверное, потому что жить богаче стали. Хотя, причём здесь богатство.

             Вы замечали, чем отличаются верующие люди от неверующих? Они скромностью и чистотой отличаются, чистотой языка, квартиры и, наверное, даже мыслей. Верующий сроду не сматерится, да и пьяным его не увидишь. Таких людей сразу заметно. Когда-то такой была вся Россия. А потом всех переделали: запретили верить, запретили детей крестить, запретили крест носить. И я боялась его носить, не носила, как вы говорите про одну женщину, даже под бретельками белья. Хотя всегда верующей была, молилась всегда. Мама говорила, христовой веры не будет конца. Посмотрела бы она, как сейчас храмы восстанавливаются.
Вы пока фотографии крёстной и моего отца переснимаете, а я чай поставлю. У меня и блинчики есть! Спасибо вам за фото старца Сергия. Дайте-ка я старца лучше рассмотрю…. Постойте, постойте….
             Теперь-то я чётко вспомнила лицо отца Сергия.И вспомнила, слава Богу, зачем я к нему ходила. Не с женихом я к нему ходила на благословение. Я 13-летней девчонкой ходила к нему с мамой! Он жил, по-моему, где-то рядом с церковью. У меня тогда болела нога, сильно болела. Признали туберкулёз кости.  Получается, он мою ногу исцелил! А я об этом исцелении напрочь забыла. Забыла настолько, что удивлялась, почему на ноге не было свищей, как это всегда бывает при таких заболеваниях.
             О, Господи! Выходит, и встреча моя с вами неслучайная. Получается, посмотрев на показанную вами фотографию, я должна была всё вспомнить и про Августу хорошее рассказать? И Света не случайно услышала мой разговор с Аллой Петровной о том, что умер батька будто в 1955 г. Иначе, как бы я вспомнила про своё исцеление?Чудны дела Твои, Господи! Слава Богу, всё выяснилось."