Хлебно-целебно

Андрей Ивановъ
Двенадцатый час, но дети не спят. На ковре идет настоящее сражение. Красные фишки загнали белых на самый край и готовы их сбросить “в море”. Старший, десятилетний Женя, полон воинственного азарта.
— Сейчас, сейчас, — говорит он, тщательно прицеливаясь. Правила игры, придуманные самими мальчиками, состоят в том, что фишки должны перемещаться при помощи щелчков указательным или средним пальцем. Цель: постараться выбить все фишки противника за пределы ковра. Фишки представляют собой пластмассовые колпачки, взятые из настольной игры.
— Сейчас, сейчас, — и Женя сильным щелчком отправляет свою собственную фишку за край.
— Ха-ха, — радуется Миша. Он на два года младше, и обычно проигрывает Жене. Право хода переходит к нему.
— А все равно ты проиграешь, — беспечным тоном возражает Женя. Но младший точными ударами выбивает все красные фишки.
— А нельзя за один раз выбивать две! — тут же выдумывает новое правило Женя. Он ставит обратно свою фишку на “поле”.
— Это почему? — удивляется Миша. Он ликует, и ему не хочется портить настроение, ввязываться в ссору.
— А потому. Мы так не договаривались, — говорит Женя. Он начинает играть, но Миша отказывается продолжать:
— Так нечестно.
— Нет, играй!
— Не буду! — и Миша уходит.
— Ну, я тебя заставлю! — раздосадованный поражением Женя пытается заставить брата играть, сильно щиплет его. Миша дает сдачи. Завязывается драка. Евгений, понятно, сильнее. Он зажимает под локоть голову Миши: “Сдаешься?”
В это время они слышат звонок в дверь.
— Мама пришла! — радуются дети и, забыв про ссору, бегут открывать. На площадке стоит соседка с верхнего этажа, “тетя Надя”, в одной руке у нее зонтик, а в другой — поводок, на котором изнывает от дружелюбных чувств мокрый эрдельтерьер.
— Там, внизу, ваша мама, — говорит “тетя Надя”. — Она пьяная, не может подняться.
Дети переглядываются и бегут вниз. Мама полусидит-полулежит около входных дверей. Лифта нет, и она, попытавшись взойти на ступеньки, упала и, видимо, подвернула ногу. Вряд ли она чувствует боль, так как находится в очень сильном опьянении. Увидев детей, она слабо машет на них рукой и заплетающимся языком произносит:
— Вы чего? А ну-ка спать!
Миша и Женя приподымают маму с двух сторон за подмышки и с превеликим трудом тащат ее наверх. Мама изредка переступает ногами, и не то бранится, не то оправдывается:
— У, сука. У Инки была. Пшеничная. Хлебно-целебно. Рас-пу-сти-ла я вас. А ну-ка спать.
Братья доводят маму до квартиры, снимают с нее мокрое и грязное пальто, стаскивают боты. Стараясь отворачивать носы, чтобы не слышать зловонного дыхания, доводят маму до кровати. После некоторых колебаний, Женя принимается расстегивать пуговицы на маминой кофте, но мама заваливается на живот и бессмысленно мычит подлые вонючие слова, принимая, как видно, сына за кого-то другого. Тогда дети накрывают маму одеялом, выключают свет и уходят в свою комнату. Завтра понедельник,  и они ставят гладильную доску, гладят рубашки. На душе у них сложная смесь облегчения от того, что мама дома, и нет необходимости беспокоиться за нее, усталости от долгого ожидания, жалости к маме и брезгливого воспоминания о ее запахе.
Семья Жени и Миши считается благополучной. Отец ходит в море, рейсы длинные, по полгода. Деньги регулярно присылает по почте. Мама домохозяйка. Когда трезвая, она строгая и опекающая мать. Проверяет уроки, ходит на родительские собрания, ругает за плохие оценки. Однажды почувствовала запах табака из Жениного рта и здорово отхлестала его. Она внушила своим детям мысль о том, что их брюки всегда должны быть отутюжены,  рубашки —  сверкать белизной, а в кармане пиджака должен лежать чистый носовой платок. Братья учатся без троек. Разве учителям может придти в голову, что у Валентины Павловны бывают периодические запои?
Запои страшные, с потерей памяти о том, с кем и когда пила, сколько суток не видела она своих детей, есть ли у них деньги на еду...
Утром мама спит, и дети собираются в школу самостоятельно. На уроках они невнимательны, их одолевают мысли о том, дома ли мама, не уйдет ли опять к своим собутыльницам и собутыльникам. Домой бегут стремглав. Вздох облегчения. Мама дома. Она болеет. Слабым голосом зовет детей, просит ведро. Женя приносит его и ставит около дивана, на котором страдает мать. Он успевает отвернуться, чтобы не видеть желто-зеленой густой струи, выхлестывающей из маминого рта, не отравиться удушливым, мерзким запахом.
У мамы сильно болит голова. Братья ведут себя тихо, стараются не шуметь. Они делают уроки, изредка переглядываются, довольные тем, что на душе у них спокойно, легко. Запой кончился, теперь мама будет долго выбираться из болезни.
К вечеру мама уже может выпить немного чаю. Женя старается почаще его заваривать, потому что знает: только свежий чай облегчает самочувствие. Миша сбегал в магазин, купил лимончик. Мама зовет к себе детей, гладит им головы. Спокойным и умиротворенным голосом она сообщает о том, что больше никогда в своей жизни она не выпьет ни рюмки. “Простите меня!” — и дети, расслабившись, не сдерживают больше  слез.
— Как в школе-то? — спрашивает мама.
— Все хорошо. Четверка по математике, пять по физкультуре. А у Миши только четверка по чтению.
О том, что Миша “схватил пару” по труду, Женя умалчивает. Младший просто забыл о том, что нужно принести на урок клей, цветную бумагу, картон. “Двойка” незаслуженная, и маму совсем не нужно волновать теперь, когда она такая слабая.
На другое утро дети просыпаются от шума на кухне. Жарится яичница, мама, побледневшая и похудевшая, входит в детскую комнату, ласково говорит: “Вставайте. Уже семь”.
Начинается новая жизнь, в которой нет места ничему плохому и грязному. Приближаются каникулы, и мама проверяет дневники и тетради тщательнее обычного. Мише грозят две тройки, но есть время еще исправить. Мама делает вместе с Мишей домашние задания, пару раз не обходится без подзатыльников. Но зато последние в четверти пятерки по труду и чтению окончательно снимают все вопросы о том, хорошо ли учится Миша. В первый день каникул дети под руководством мамы пишут письма отцу.
“Дорогой папуля! — выводит ровные строчки Женя. — У нас все хорошо. Четверть закончил почти на одни пятерки, с одной четверкой по математике, а у Миши две пятерки и пять четверок, троек нет. Все здоровы. Погода у нас не очень, все морозы и метели. Завтра у нас поход в театр всем классом. Больше новостей нет. Целую. Женя”.
Назавтра мама наряжает детей в театр. Миша тоже идет за компанию. После возвращения домой братья наперебой делятся впечатлениями. “Мама, мама, там был такой артист, он так смешно играл этого злого”, — рассказывает Миша. Мама какая-то задумчивая. Она слушает рассказ о спектакле, потом вдруг говорит:
— Ну, вот что. Я ведь вам обещала подарок, если вы закончите четверть без троек? Хотите снегокат?
— О мама! но это же дорого? — пытается унять счастливые нотки в голосе Женя.
— Ну так что ж, что дорого? Деньги у нас есть. Только вот что, ничего, если он будет не совсем новый? Знакомые купили, а у них сын из спецшколы...  дебильный. Не научился кататься. И вот теперь они продают. Можно сэкономить, а на сбереженные деньги я вам еще и хоккей настольный куплю.
— Ух ты! — радуется Миша.
— Ну, вот что. Вы сидите, никуда не уходите. Я скоро приду.
Только на полсекундочки каких-то заныло сердечко у Жени, но Миша так искренне восторгался, что старшему стыдно стало за то, что какой-то непонятный червячок сомнения осмелился нарушить ликование, и он забыл про него.
Оставшись одни, дети смотрят мультики, потом затевают игру в “Морской бой”. Увлекшись не на шутку, придумывают названия своим четырехтрубным, рисуют линкоры и крейсеры на отдельных листках. Женя предлагает вести летопись наиважнейших сражений. Через пару часов выясняется, что Миша — более способный флотоводец. Женя не может стерпеть и начинает оспаривать ход игры.
— Бэ-шесть! — кричит он с азартом.
— Мимо!
— Что мимо?
— Бэ-шесть мимо, — недоумевает Миша.
— Какое бэ-шесть, ты, глухой. Я говорил “вэ-шесть”.
— Ранен, — недовольно отвечает младший. А потом, сообразив, говорит:
— Это жульничество. Не буду больше играть.
— Нет, ты должен играть! — Миша хочет взять реванш, он не может стерпеть свой проигрыш по всем статьям.
И “морской бой” перерастает в сухопутный. У Жени течет кровь из носа. Миша, испугавшись, что теперь ему самому влетит от матери (ему запрещено обижать младшего), ведет брата в ванную, велит прикладывать холодную мокрую тряпочку к разбитому носу. В конце концов, после долгих дипломатических маневров, Женя уговаривает Мишу не рассказывать маме о драке, а сослаться на то, что нос разбился случайно, от беготни. Мише ведь тоже не хочется выглядеть жалким доносчиком в глазах брата и своих собственных.
Становится совсем темно. Дети смотрят на улицу из окна.
— Я представляю себе, — говорит Женя, —  как сейчас из-за угла покажется мама, а под мышкой у нее — хоккей.
— А я представляю себе, — говорит Миша, — как сейчас из-за угла появится мама, а за собой на длинной-длинной веревочке она везет снегокат!
Так они долго смотрят, но на улице только желтые фонари, только мелкая поземка, только одинокая фигурка соседки, выгуливающей эрдельтерьера...