Вы не раз сдавали верхнюю одежду в гардероб. Сдали и пошли.
Гардероб и гардероб. Что там может происходить? Висят вещи и висят. Оказывается, существует целая гардеробная философия.
- Ты номерок в руки не давай, - сказала многозначительно гардеробщица со стажем новенькой.
– Что легко достается, то легко теряется! Вот сюда клади, - и профессор гардеробного дела опустила свою пятерню на гардеробный прилавок так, что у новенькой завибрировали виски.
- Поняла?
Новенькая - женщина, аж зажмурилась.
Она, пенсионерка, устроилась гардеробщицей, чтобы дома не сидеть в одиночестве. Гардероб – значит среди людей. Устроилась принять вещи, повесить, а потом отдать. Чистой воды механика. Ан нет – философия здесь имеется. Думала, что учителей уже в своей жизни повидала и всему научилась. Не ожидала, от того и зажмурилась.
А профессор гардеробных дел встала в позе победителя – руки в боки и бетонирующий, тяжелый взгляд . Она даже не предполагала ни вопросов, ни ответов. Сказала, как отрезала. Или - как будто пальтишко повесила на крючок в гардеробе и приказала: «Висеть и не двигаться».
После трех минут гробовой тишины, новенькая все же шевельнулась, кивнула, сглотнула, вздохнула - выдохнула и осмелилась спросить:
-Может лучше в руки?
Спросила шепотом. Потом добавила громче и уверенно:
- В руки-то лучше будет!
Взгляд гардеробной профессорши остекленел.
Вопросы не предполагались. Еще немного и она бы вся остекленела от внезапно выпитого коктейля недоумения с негодованием, со льдом, конечно.
Новенькая тем временем, пришла в себя, откашлялась, и на выдохе, выпалила:
- А то весь прилавок исцарапают своими когтями.
Сказав это, она несколько раз погладила отполированное дерево прилавка.
- У них сейчас маникюры, знаешь какие! Лучше в руки.
Профессор с гардеробным стажем кинула взгляд на свой маникюр с красным лаком и скрестила руки под своей пышной грудью. Брови ее взлетели на небывалую высоту. Остекленение исчезло, негодование улетучилось. Осталось недоумение. Чувствовалось, что сквозь сжатые губы пытаются вырваться наружу какие-то слова, но губы только шевелились, но не открывались. Ноздри начали раздуваться.
Она смерила новенькую долгим тяжелым взглядом, но уже без примеси бетона и отвернулась.
Исцарапанный прилавок – такое в голову ей не приходило.
Холодный пот выступил на ее лбу.
Гардеробщица обмякла, оперлась обеими руками, широко расставив их друг от друга, о полированную поверхность, повернула голову налево, потом направо, и протянула:
- Даааааа.