Олег проснулся от пинков в дверь своей комнаты в общаге. За дверью стояла пожилая вахтёрша.
– Звонят с Жиркомбината, цеха стирального порошка. Подойдёшь. –
Палей, как был в трусах и майке выскочил в холодный коридор. Добежав до вахты, схватил трубку.
– Два вагона мурлона. Вагон триполифосфата. Три вагона соды. Нужно десяток крепких парней, -
Отбарабанил диспетчер экспедиции завода и бросил трубку.
- Видимо наша общага не первая, куда он позвонил. – Подумал Олег и посмотрел на часы. Двенадцатый час ночи.
Завтра воскресенье. Общага почти пуста. Иногородние студенты разъехались по своим деревням, готовится к очередному экзамену. Сессия. Хоть бы одного крепкого паренька найти.
Разгрузку мурлона дадут только четверым. Этот компонент стирального порошка поступал в двухсотлитровых бочках, вдвоём на электрокару не вкатить. Если народу придёт мало, вагон соды могут дать разгружать двоим. Очень выгодно.
Он быстро оделся и поднялся на второй этаж.
Из десятка студентов с кем Палей иногда разгружал вагоны, в общаге должен быть Толик Свирелин. Он точно не уехал в свой Кудымкар. Сегодня утром он готовился к последнему экзамену по квантовой электродинамике в «читалке» университета.
Толян разлепил глаза и дыхнул на Олега портвейном.
– Извини Олега, сегодня не смогу.
– Блин, когда это ты успел так нажраться, - возмутился Олег.
- Врубись, за ночь можно стипендию на двоих заработать. Не поеду же я один.
– Сегодня последний экзамен сдали. Весь этаж гулял, - продолжал оправдываться Толик, держась за косяк двери.
– Да я вечером уходил, у вас было всего четыре бутылки на семерых. Удивлялся Палей.
– Так последний пузырь разыграли, кто дальше пёрнет! – Толян заржал.
- Зажгли свечку. Первый залез на стол Витька Греф, с математического, его идея. Дал факел на 60 сантиметров. У четверых вообще одна вонь получилась, а я дал факел на 85 сантиметров.
Чуешь, до сих пор запах палёной шерсти стоит. Ну и выжрал пол пузыря один из горла.
– Ну и скоты же вы. Свиньи палёные. – покачал головой Палей, прикидывая к кому бы ещё обратиться.
– Сам дурак. – не обиделся Толик.
- Это традиция Гетингемского университета Германии с 17 – го века, пердеть на свечку в последний день сессии. Четыреста лет пердят. Подожди, один философ вроде здесь остался до утра. –
Свирелин, пошатываясь, включил общий свет и стал расталкивать спящего паренька на кровати в углу комнаты.
– Саша вставай, вставай, хорошая шабашка. Только бегом, а то расхватают.
Парень вскочил и поморгав, молча, стал быстро одеваться.
Палей недовольно разглядывал мускулатуру незнакомого парня. Вроде жилистый.
– Разгружал вагоны с товаром в мешках. – Спросил его Олег.
– А сколько мешок весит. – Ответил вопросом паренёк.
– Мешок то с содой весит 30 килограмм, но мешков 1200 и, если дадут вагон двоим, то работать надо только бегом без перекуров в респираторе не дольше шести часов. Если провозимся дольше, то вычтут простой вагона и получим в полтора раза меньше.
– Прорвёмся. – Буркнул парнишка, зашнуровывая кроссовки.
– В общем так. - Резанул Палей.
- Сдохнешь на полвагоне, я всё перекидаю один, но ты, получив свои деньги в кассе, половину отдашь мне.
Было дело. В ноябрьские праздники взяли мы вагон с сажей на заводе Резинотехнических изделий, с Комовым, с химического факультета. Знаешь, наверное, чемпиона нашего. Вначале одной рукой мешки кидал, выпендривался. Ещё бы. Второе место по штанге имел среди юниоров в среднем весе на первенстве СССР, а через час смотрю - сдох. Пот с него ручьём. Пошла судорога по рукам.
Заплакал и ушёл, сволочь, и я один восемь часов тридцать тонн кантовал. Вместо 34 рублей заплатили 26.
- Не боись я в тайге вырос. Выносливости хватит. Кабаргу тем летом загнал на спор с дедом. Подначил он меня. Прокис мол. Зажирел в городе. –
Заговорил Александр Пеньков, когда они, уже поймав частника, ехали на Жиркомбинат.
– Как это – загнал?
- Так, бегом, в кроссовках по тайге. Дикий олень, как твой качёк, вначале как рванёт и скрылся. Главное след не потерять, а он больше 15 километров пробежать не может. Человек, выросший в лесу, выносливее зверя. Я налегке без ружья, километров через 10 его догнал, он запыхался, упал и уже с коленей встать не мог. Да и волки, хоть и бегут быстрее оленя, но 2 - 3 км. максимум и сдохли.
– Ну и что.
- Что, что. Горло ему перерезал. Крови с поллитра выпил, подкрепился, мяса срезал килограмм 20 и домой быстрее. В Уссурийской тайге больше двух суток одному ходить нельзя. Тигр учует и задерёт, -
Обстоятельно пояснил Сашка.
- А, что в первый день охоты, если в лесу на тигра выскочишь, не тронет что ли. –
Недоверчиво спросил Палей, сам выросший на опушке уральского леса и встречавший в лесу и медведя, и волка, и рысь.
- Дед говорит, не тронет. На один светлый день, без ночи, тигр человека в тайгу пускает. -
Помолчав, паренёк добавил.
- Скучаю я по деду, по лесу. Скорей бы каникулы, лето.
– Слушай, а ты не тот ли Пеньков с философского. – Начал было Олег, и вдруг неудержимо заржал. Александр побледнел.
– Заткнись, чалдон уральский, а то получишь. Забодали уже.
– Ладно, ладно извини. –
Замахал руками Палей, старательно стирая с лица улыбку.
Олег вспомнил нашумевшую историю, как два года назад почтальон принёс в ректорат Университета телеграмму. «Свердловск. Университет. Выехал. Встречайте. Пеньков. Хабаровск» Через неделю другая телеграмма. «Проехал Иркутск. Встречайте Пеньков».
В Ректорате засуетились, что такое. Кто такой. Позвонили в Обком Партии второму Секретарю Ельцину Борису Николаевичу, что делать. Через два дня из протокольного отдела обкома перезвонили.
– Конкретной информации нет, но Уральский университет, когда то, закончил Пеньков Михаил Анатольевич, который был назначен пять лет назад послом СССР в Корею. Может он. Короче, возьмите «Чайку» в обкомовском гараже и встретьте. Кто бы, не был.
Последняя телеграмма. «Проехал Тюмень. Встречайте. Пеньков».
Солнечным июльским утром 1965 года на перроне первого пути железнодорожного вокзала города Свердловска собралась представительная делегация; проректор по учебной работе Университета профессор Согдеев, инструктор обкома Партии Кузовлёва с цветами, фотокорреспонденты.
Милиция очистила перрон от бомжей и гадалок. Подошёл поезд Пекин – Москва. Стоянка пять минут.
Десяток пассажиров выскочило на перрон за пивом и сигаретами и сели обратно, удивлённо разглядывая правительственную «Чайку» с гербами на дверцах и флажками на крыльях, стоящую на перроне.
Состав тронулся. Пассажиры разошлись. На платформе остался крепкий паренёк, богато одетый, по зимнему.
В норковой шапке, в оленьей дублёнке и унтах из нерпы. Воротник, рукава и голенища оторочены мехом соболей. За плечами его висел рюкзак.
Оказалось впоследствии, там было тридцать шкурок соболей, разобранный карабин и собрание сочинений Гегеля в 12 томах.
Встречающие стояли в пиджаках и кофточках. Было плюс 20 и яркое солнце припекало.
Когда поезд отошёл от перрона, журналистка «Уральского рабочего» подошла к пареньку, осторожно разглядывающему всё вокруг.
– Вас что не встретили.
– Да вот дал три телеграммы.
– Так Вы Пеньков Михаил.
– Нет. Я Пеньков Александр. Приехал в ваш город. Хочу поступить в университет на философский факультет, но боюсь заблудиться в городе, а карты Свердловска я не смог найти в Хабаровске.
– Вы откуда приехали.
- Из Уссурийской тайги. Мы там с дедом живём вдвоём на заимке в седловине хребта Вавилова.
В школу я не ходил. Меня дед учил, но экзамены на аттестат я все сдал в Хабаровске и хочу учить философию.
Свердловск большой город, домов много. В котором университет? –
Девушка схватила, густо покрасневшего, паренька за руку и подтащила к встречающим.
– Познакомьтесь, товарищи, Пеньков Саша, приехал поступать в Уральский университет. –
Встречающие дружно развеселились и усадили смущённого абитуриента в «Чайку».
Саша Пеньков успешно сдал вступительные экзамены на общих основаниях, но его приезд, в приёмную комиссию вуза, на правительственной «Чайке» с букетами цветов вспоминают второй год.
Вагоны уже подали к пакгаузам, и кладовщица сбивала пломбы с дверей.
Ребята отдали ей студенческие билеты для оформления и пошли на склад за электрокарой.
Работали молча, быстро. Набросав 50 мешков на платформу кары, они выезжали из вагона в склад и укладывали их в 9 рядов в указанный кладовщицей угол. Пеньков задавал бешеный ритм.
Когда они закончили и Палей, с трудом передвигая ноги, пошёл в бухгалтерию оформляться, Александр к удивлению Олега был бодр и весел.
Оформив наряд и получив квиток на получение денег в кассе, Олег возвращался на склад, размышляя. Ждать пять часов, пока касса откроется или завтра после лекций заехать за деньгами.
Склад оказался закрыт. Палей оглянулся.
– Куда провалился пенёк Уссурийский. –
Через железнодорожные пути напротив пакгауза светились в ночи два окошка вагончика бытовки. Подойдя ближе, Олег обомлел.
Завалив грудью на письменный стол сорокалетнюю кладовщицу, Саша удовлетворял её с таким азартом, что несчастный стол, проехав полкомнаты, уронив стул и прижав холодильник к стене, елозил по полу, подпрыгивая двумя ножками.
Женщина, что-то хотела сказать, приподнимая и поворачивая голову, но он ткнул её ладошкой в затылок и продолжал толкать холодильник столом, с обнимающей его кладовщицей.
Палей присел под окошком спиной к стене бытовки на лавочку, матерясь про себя.
Похоже парень просто «Маугли» из сибирской тайги. Вот сволочь амурская, а если бабке не понравится и она заявит.
Олег вскочил и пошёл прочь, к проходной завода от греха подальше.
- Убью гада, если не заплатят за разгрузку и не заберут в милицию.
Бормотал он про себя, закипая злобой.
– Нокаутирую левым хуком снизу в челюсть, а потом спокойно все зубы выбью ботинком. Скотина похотливая. Дикарь ё…. -
После лекций в вестибюле университета Олега поджидал отец, который приехал в Свердловск на похороны фронтового друга и сразу увёз сына на поминки за город на дачу вдовы, где они и заночевали.
Философский и физический факультеты университета были в разных концах города, а в общежитии на улице Декабристов Саша Пеньков ночевал на кровати однокурсника и больше не появлялся. Через два дня Палей проходил вечером в свою комнату мимо вахтёрши и она его тормознула.
– Олег, стой. Звонили с Жиркомбината. Спросили какого то Сашу Пенькова. Я сказала нет таких. Просили тогда тебя позвать. –
Вахтёрша ткнула пальцем в газету, где записала номер.
Озабоченный Олег взял трубку. Ответил густой женский голос. Похвалил их за хорошую работу в предыдущие выходные и добавил, что послезавтра, в ночь на субботу после 22 часов поставят в пакгауз три вагона соды и если они придут с Сашей на разгрузку, то она, кладовщица цеха стирального порошка, обязательно оставит им один вагон.
Оторопелый и обрадованный таким оборотом делом, Олег смог только буркнуть.
– Придём, конечно. –
Связавшись с Пеньковым через Толика Свирелина Палей встретился с ним в пятницу вечером у общежития и они поехали на Жиркомбинат.
– Привет философ, я думал ты уже на нарах. – Олег протянул Пенькову руку.
– Ты что - видел.
– А вы что - прятались.
– Ну а что, мы с тобой мешки кидаем в одних респираторах и трусах, в облаке соды, а она стоит, облизывается пять часов. Делать ей, что ли больше нечего? Ну и….
– Не знаю как в Уссурийской тайге, а у нас Саша в городе такие законы, если бабу обидишь, хорошо сядешь - лет на восемь.
– А я, что кого обидел. –
Приятели заржали.
- Да я на природе вырос и если у самки течка сразу вижу. – Улыбался во весь рот философ.
– Да, звери раз в год сношаются по весне, по любви, а люди каждый день норовят, как пожрать и поссать – Парировал Палей.
– Вот это меня, брат, и занимает, -
Пеньков настроился на философскую волну.
- Люди гораздо подлее зверей. С одной стороны человеки придумали себе моральные границы; законы, религию, этику, эстетику, а с другой стороны они как медведи - самые подлые и всеядные зверюги. Кстати, ты читал труды французских физиогномиков шестнадцатого века; Лафонтена, Ларошфуко. Они в частности ещё тогда установили, если у женщины бровь проходит высоко, более 8 миллиметров над костью глазницы; значит она родилась проституткой. Ну чего ещё в жизни не хватало жене Цезаря. Зачем она ходила по ночам тайно в бордель. Где ложилась под рядовых центурионов. Всё просто. Бровь высоко проходит. Физиогномика это наука. Например, окликни вот как-нибудь своего приятеля стоя сбоку от него. Если он повернётся к тебе, прижимая подбородок к плечу, значит, он тебя или весь мир ненавидит. Такой будет жить с любимой женщиной, иметь от неё детей, и будет и её бить, и бить детей своих. Он таким родился.
- А если у человека ямочка на подбородке. –
Поинтересовался Олег.
- Подонок на 80%. – Резанул Пеньков.
– Интересно. А, где здесь философия.
- Это не философия, а физиогномика, моё хобби и кладовщицу я сказу раскусил. Слушай физик, хочешь, я тебе её уступлю. Поговорю с ней.
– Пошёл ты. -
Беззлобно отмахнулся Палей.
- У меня давно на баб иммунитет. У меня школьный друг в одиннадцатом классе Толик Новопашин на ровном месте по большой любви восемь лет зоны получил.
– Как так.
– Да так. Отца он не помнил, а мать умерла от рака. Он один остался в 16 лет. Представляешь, какая это малина друг одноклассник один живёт. Притащились мы как то к нему с одним балбесом и бутылкой портвейна часов в девять вечера. Барабаним в дверь, а он нам не открывает.
- Отвалите я с девушкой.
– Не съедим мы твою девушку. Открой на пять минут, у нас штопора нет. Мы уши отморозили, погреться надо. –
Открывает.
– А где девушка.
– На балкон вышла. Вас козлов стесняется. Держите штопор. Вот сырок, булочка и валите отсюда. –
Вдруг слышим крик. Вылетаем на балкон, а там снега за дверью по пояс. Она видимо хотела за дверью спрятаться и полетела через перила со второго этажа. Мы за ней все трое прыгнули с балкона. Она на какую-то палку в сугробе щекой налетела. Два зуба вылетело. Кровищи. Толик её на руки и в больницу. Больница рядом через два дома. Я её валенки подобрал и бегом за ним.
Врачи щёку ей зашили и ментов вызвали. Предки её прибежали, разорались. Заявление написали. Девчонке 17 лет, несовершеннолетняя. В одной комбинации и шубке, после полового акта. Толяну впаяли восемь лет. Оказалась Пимакова Светка из десятого «Б», а я её в комсомол принимал и она меня стеснялась поэтому. Когда Свете исполнилось 18, она поехала к Толику в зону и их расписали. Поскольку у них сын родился, обещали отпустить Новопашина с полсрока. Так жаль было Толяна, хотел он на маханико-математический поступать. С такой биографией теперь не возьмут.
– Что поделаешь, Олег, это государственная политика. Половину мужиков сквозь тюрьму пропустить. Бесплатная рабочая сила. Все заводы, дороги и электростанции в СССР зеки построили. – Добавил Саша Пеньков.
Кладовщица встретила их у пакгауза не в фуфайке и валенках, а в норковой шубке и модных сапогах. После работы сразу дала им наличные за разгрузку обоих вагонов и пригласила на чай в бытовку. Олег, не присаживаясь, обжигаясь, быстро выпил стакан горячего чая, сунул в карман два бутерброда с колбасой и ушёл довольный, мечтая поскорее лечь спать и думая, что в лесах Сибири вырастают просто железные парни.
P. S.
Добавлю не по теме. Всё время пока писал этот рассказ меня тревожили глаза великого американского скульптора, лауреата Нобелевской премии, Эрнста Неизвестного. Мелкие и сильные, как шило, они пронзили меня тогда в раздевалке грузчиков Жиркомбината во Втузгородке города Свердловска на всю жизнь.
Мы с Пеньковым вспомнили про мыло только когда заскочили в душ, смыть пот и соду. Я голый выскочил обратно в раздевалку где с краю, задумавшись, сидел здоровенный пожилой грузчик, сушился. Он с двумя парнями на полчаса раньше нас раскидал соседний вагон соды. Ноги и спина его были в шрамах, синих пулевых и белых осколочных. Видимо с войны.
– Отец, дай обмылок. Сейчас верну.
– Держи. Обмылок. Дарю. –
Позже я его встретил в пельменной на Пушкинской, хотел угостить пивком, как ответку за мыло, но он спросил:
- Водяры нет. -
Я пожал плечами и он отвернулся к своей компании, не взяв у меня кружку пива.
Вскоре Эрнст Неизвестный уехал жить в США, где художникам, музыкантам и учёным не нужно подрабатывать дворниками и грузчиками.
Он не обиделся на Никиту Хрущёва, лишившего его гражданства СССР.
Поставил ему уникальный памятник на Новодевичьем кладбище.
Много чего мне дарили за 70 лет, но этот кусок хозяйственного мыла был очень к месту и мне особенно дорог.