Часть 6. Замок Вечной Любви. Группа Орэра

 
(Продолжение)

Наш шеф, Иван Степанович,  уделял нам довольно много внимания для знакомства с достопримечательностями Венгрии. Иногда экспромтом прямо на заводе объявлял:
– Переодевайтесь. Проходите к моей «Волге». Съездим, развеемся.
И мы ехали куда-то за город. Водитель «Волги» ГАЗ-21 – Ласло, свободно говорил по-русски. Ласло, как экскурсовод, рассказывал о том, что мы проезжаем. Останавливались где-то у ресторана, заходили и незаметно просиживали часа два-три. Как правило, за наш счёт.
Путешествия с Иваном Степановичем и комментариями Ласло были очень интересные. Но от такого преподнесения  интереса страдал наш бюджет.

Во время поездок шеф интересовался, где мы побывали в Будапеште, что посмотрели. Давал советы, что стоит посетить. Говорил, побывайте на Маргите, там музей, парк с диковинными птицами и зверями, самый большой бассейн с искусственными волнами, покупаетесь. Варошлегет посетите, купальни Сечени с термальными источниками. Музей искусств. Побывайте в самом шикарном бассейне «Геллерт» с минеральными ваннами. Все эти будапештские маршруты я повторил после проводов Жиганова уже со своей командой, не торопясь, времени за три месяца было достаточно.

Мы много раз проходили по Площади Героев, но больше пользовались ею как местом прогулок. Без восторга взирали на грандиозный памятник Тысячелетия Венгрии в центре площади. Без внимания оставались величественные здания с двух сторон площади, которые оказались важными объектами культуры Венгрии. В одном из них расположен Музей изобразительных искусств, в другом – Художественный музей с выставочным залом современных художников. Постепенно прогулки стали более насыщенными. Внимательно обошли две полукруглые колоннады – это памятник героям Венгрии, в нишах между колонн размещены четырнадцать скульптурных фигур основателей Венгрии. В центре площади под высокой колонной с архангелом – конная группа, – князь Арпад с семью вождями племён. Это они в девятом веке привели венгров с Волги через Карпаты на Дунай.

Как-то организовались и пошли в музей изобразительных искусств. К русскоязычной группе не удалось присоединиться. Побродили дикарями, пользуясь путеводителем. Я бы с интересом ещё побродил среди скульптур из Египта, Греции, Рима, посмотрел бы подлинные картины Леонардо да Винчи, Рафаэля и др. Но спутникам моим наскучила атмосфера людей, хмуро взирающих на нас с портретов из прошлых веков. Они потянули меня к выходу. По моему впечатлению грандиозность  собрания музея сравнима с Музеем изобразительных искусств имени Пушкина в Москве.

Перешли через площадь в Художественный музей. Прямо от входа видна яркая картина. Подходим ближе. Белое огромное полотно буквально испещрено геометрическими разноцветными фигурами, в которых угадывались уродливые человеческие черты, части человеческого тела. Внизу обозначена дата - «1964 год». Свежее создание. Для понимания этих шедевров нужна специальная подготовка. У нас её не было. Нам стало грустно в обществе этих творений. Где-то играл оркестр, флейта выделялась. Я увлёк Николая и Валентина на эти звуки. Нам открылась галерея картин, на которых сплошь обнаженные тела. Преобладали женские. Публика заинтересовано вглядывалась в детали фигур. Обнажение деликатное, без пошлости. Запомнилось большое полотно с изображением семьи: отец, мать, мальчик и девочка. Стоят,  будто мы их отвлекли от какого-то занятия, нас разглядывают.

Купальни Сечени очень известны в Будапеште. Мы уделили посещению их весь выходной день. Заведение поразило нас архитектурной роскошью, богатством оформления снаружи и внутри, что больше характерно для дворцов искусств. Возникало сомнение: туда ли мы попали. Но мотивы воды везде – в скульптурах, мозаике, на кафеле, да снующие люди, обнажённые до трусов и бюстгальтеров, – подтверждали верность нашего пути. Оставив одежду в кабинках, прошли через внутренние залы с бассейнами и ваннами с лечебной водой, поступающей из целебных термальных источников.
– Что за запах? Что-то протухло что-ли? – поморщил нос Николай.
– Серные ванны здесь. Сероводород так пахнет, – пояснил Валентин. – Я принимал такие ванны у нас в Серноводске.
– Что же лечат таким запахом?
– Нервы, Николай Павлович. Чтобы не раздражаться по пустякам.
Влажная атмосфера с запахом сероводорода в этих помещениях, прикрытых куполом, нас мало интересовала. Наша цель – открытые бассейны, к которым мы выбрались, блуждая по залам, коридорам и галереям, пользуясь указателями на русском языке. Подражая толпе, мы поплескались в подогретой воде бассейна с сюрпризами, где вдруг снизу взрываются пузыри воздуха и бьют мощные струи воды, веселя народ до визга. Говорили, что термальные источники полностью обеспечивают заведение теплом круглый год.
– На улице жара, а тут вода горячая. Пойдём в плавательный бассейн. Там натуральная вода, – подал авторитетный голос Валентин. Он здесь бывал в предыдущих командировках, даже купался при минусовой температуре воздуха. Моё же ознакомительное посещение этого заведения с командой Геннадия Жиганова запомнилось больше чередованием киосков с кофе да с пивом и сосисками с горчицей. В этот раз мы, восторгаясь прозрачностью воды, обошли все водоёмы, даже погружались для интереса в миниатюрный бассейн с тёплой серной водой. Не прошли мимо киоска с пивом и сосисками.

В путешествиях Иван Степанович был разговорчив. Говорил тихо, спокойно. Седой, с характерным, я бы сказал, средневолжским типом лица, он вспоминал истории из своей  жизни, работу в Горьком, в Астрахани, в Перми, в Москве. Начинал рассказ ещё в машине и продолжал за столом, делая паузы, чтобы опрокинуть стопку коньяка, пожевать бифштекс. В рассказе иногда упоминались знакомые фамилии. Под гипнозом его тихой речи время проходило не заметно. И каждый раз, как-то неожиданно, подносил салфетку ко рту и через неё бурчал:
– Ну, что? Поехали? – то ли спрашивая, то ли приказывая. Вставал и шёл в туалет. Мы рассчитывались с официантом. Иван Степанович из туалета сразу направлялся к машине, мы за ним.
Так он возил нас в городок Хатван (в шестидесяти километрах от Будапешта, отсюда и название Хатван, т.е. шестьдесят по-венгерски)  и в другие окрестные места.

В очередной раз, это уже после ходовых испытаний «Дунайского 54», когда расселись в машине, Иван Степанович  спросил:
– Ну что? Ласло говорил, хотите замок Любви посмотреть? Поехали!
Впереди 60 километров пути и - город  Секешфехервар, в котором расположен Замок Вечной Любви или замок Бори, который рекомендовала посмотреть Ибойя.

Доехали быстро. Впечатление первое от замка – это декорация к съёмкам фильма. Размеры его побольше знаменитого Ласточкина Гнезда в Крыму. Крепостная стена, башни, башенки. Входим внутрь на территорию. Действительно – замок, только очень маленький. По всей крепостной стене – и сверху, и внизу в нишах, – скульптурные фигуры, в основном женские. Ласло пояснил, что строил замок один человек от первого камня до последнего, без помощников. Он был и архитектор, и поэт, и художник. Замок посвятил он своей любимой жене, которую изобразил во множестве скульптур, картин, расставленных в различных местах своего творения. Строил замок 40 лет до конца своих дней, умер в 1959 г. Теперь это музей. Удивительный памятник оставил о себе удивительный человек.

Проголодались и, понятное дело, нашли ресторанчик, где просидели, как всегда, часа два. Впечатление от Замка Вечной Любви противоречивое, но запоминающееся.

Иван Степанович жил один. Не связанный семьёй, он часто проводил время с нами. Положительным здесь было то, что он как бы системно показывал нам наиболее интересные места Венгрии, и ещё то, что он, таким образом, ограждал нас от разных приключений в самостоятельных походах, чреватых проблемами не только для нас, но и для него. Общались мы с ним в основном на выездах, да накоротке, когда зарплату выдавал. Рабочего кабинета его я не видел, зарплатную ведомость он раскрывал, чуть ли не на коленке, в фойе Торгпредства, мы расписывались и он уходил. На выездах он, не умолкая, говорил.  Свои монотонные монологи иногда переключал на диалоги. Расспрашивал нас о Волге, что сегодня там делается. Как-то спросил меня:
– Горьковское училище кончали?
– Да, – ответил я, – в 1957 году.
– И уже капитан. В хорошее время вы попали. Обновление флота, портового хозяйства. Нужны были квалифицированные специалисты. У Любимцева хорошо был налажен учебный процесс. Я встречался с Иваном Владимировичем на коллегиях министерства, слушал его доклады. Хорошо о нём отзывались. Каждый год выпускалось чуть не полтысячи разных специалистов. И все назначались на должности. Сейчас стало модным совмещение, кого совмещаете?
– Второго поммеханика.
– А механик – второго штурмана?
– Да. Но это пока больше формально. Обязанности недостающих помощников ещё приходится выполнять и механику, и капитану.
– Сейчас на флот не идут гражданские, – продолжил я. – Практиканты училищ выручают, всю навигацию работают на рядовых должностях. У них, – курсантов, – практики теперь много, а на учёбу остаётся два месяца в году.
– Экономия. Придёт Волга опять к ШКС (школа комсостава) сороковых годов, – с иронией закончил он. – Деградация.

Между путешествиями досуги проводили в Советском Культурном центре. Вечерами прямо из столовой переходили в кинозал. Там очень часто показывали иностранные фильмы. Такие фильмы смотрели с переводчиком, который сидел в зале с микрофоном и переводил, что успевал. Но содержание бывало понятным. Сцены иногда весьма откровенные, в Союзе такое не показывали. Видел там фильм «Тридцать три», не рекомендованный для показа в СССР. Евгений Леонов в главной роли. У его героя обнаружилось тридцать три зуба, что возвысило его до уровня памятника в граните. 

В Культурном центре размещался медпункт от воинской части для обслуживания советских представительств. Однажды я зашёл туда с головной болью. Приветливая докторша мне и давление померила, и сердце послушала. Так, что голова сама собой прошла. Завела на меня карточку. Медсестра тихо помогала доктору, а  когда услышала, что я из Тольятти, вдруг оживилась, назвалась Светой, что она из Куйбышева. Земляки! Вышла вслед за мной из кабинета. Она без умолку щебетала, сказала, что два года после медучилища работала медсестрой в областной больнице, потом Куйбышевский  облвоенкомат предложил поработать в Венгрии, лечить наших солдатиков, второй год уже здесь, сержант медицинской службы, скоро отпуск, поедет домой в Союз к маме в Куйбышев. С молодой напористой искренностью она за минуту всю свою жизнь описала и у меня всё выспросила.
 
Света хорошо ориентировалась в Будапеште, знала минимум фраз на венгерском, вызвалась показать мне интересные места Венгерской столицы, я согласился, так как мои коллеги тяготили меня ленивым интересом к путешествиям. Несколько дней, что Света могла уделить мне, наполнились многими запоминающимися событиями. Мы побывали в знаменитом парке Варошлигет, катались на лодке по озеру, проходили через вращающуюся трубу, испытали удовольствие с визгом и воплями от страха и ужаса на американских горках, бегло осмотрели другие достопримечательности парка. Вечерами сидели в ресторане «София», который нам понравился внутренним двориком. Там под открытым ночным небом среди клумб и подстриженных кустов теснились столики, освещаемые низкими фонарями, на нашем столике бутылка лёгкого болгарского вина, два бокала, которые мы пригубливали изредка, на эстраде играл болгарский оркестр, перед ним площадка, где мы танцевали. Света подходила к оркестрантам, дарила им цветы, умудрялась разговаривать с ними на "русско-болгарском" языке.

В музыкальной паузе к нам подсел болгарин из оркестра и стал рассказывать, путая русские и болгарские слова, что в Венгрию приехал деньги заработать, в Болгарии для музыкантов мало работы. Света очень общительна, тормошила его вопросами, он достал из бумажника фотографию своей семьи, показал нам, рассказал о жене, о дочерях, как они живут в Болгарии. Запомнилась эта встреча.

Света раньше меня узнавала программу клуба Центра - клуб соседствовал с медпунктом. За ужином она подбежала к нашему столику и сказала мне: "Приехал "Орэра" на один вечер, наши места в одном ряду с работниками клуба".  Грузинский ансамбль «Орэра» уже был хорошо известен в Союзе. Я приготовил букет цветов, заметив страсть Светы дарить артистам цветы. Мы перешли в зал. Зал маленький, народу собралось битком, стояли в проходах, в фойе напротив входа в зал. Наверное, съехались работники советских представительств из других городов Венгрии. Преобладали женщины. Было очень тесно и душно. 

Небольшое возвышение впереди зала под киноэкраном служило сценой, на неё не было отдельного входа. Публика зашумела, оглядывались назад. Расступились, образуя в тесноте узкий проход. Показались артисты – чёрные  волосы, чёрные костюмы. Под гром аплодисментов стремительно, друг за другом, они пронеслись на сцену, освежив духоту зала струями аромата хороших духов.

Пока разбирали инструменты, кто-то из артистов говорил короткое вступительное слово. С характерным грузинским акцентом сказал об ансамбле, о каждом артисте. Речь прерывалась аплодисментами. Имён артистов не запомнил, но точно была одна женщина - Нани Брегвадзе. Быстро начался концерт.

Зрители, заворожённые необычными мелодичными, слаженными голосами исполнителей, ликовали. Когда пела Брегвадзе, Света сорвалась с места с букетом, выскочила на сцену и подарила ей цветы.

Всё как-то быстро кончилось. Артисты раскланялись, попрощались с радостной публикой и с букетами цветов устремились на выход. Из толпы тщетно тянулись руки за автографами, раздавались возгласы «Спойте ещё! Всего пять песен спели». Кто-то из артистов громко бросил: «Хорошего понемногу». И всё. Видели «Орэру» едва ли тридцать минут, а слушали и того меньше.

– Резвая подруга Света. Мы с Валентином сидели в зале сзади, видели, как она на сцену с цветами влетела, расцеловалась с грузинкой, - встретил меня Николай с укором, когда я вернулся вечером в гостиницу. – Капитан, ты бабник, – выпалил он на полном серьёзе. – На заводе с мадьярками любезничаешь, в столовой Марика тебе улыбается, теперь вот Света. Так ведь не далеко до международного греха. И дадут тебе обратный билет за двадцать четыре часа.
– Ребята, напрасная тревога. Я бабник умозрительный, значит – безгрешный физически.
– Мудро выражаешься. Но я осуждаю, – заключил Николай, ложась спать. Валентин промолчал.

Света была энергичной и смелой на выдумку. Однажды она объявила: «Идём в цирк, приехал советский  цирк-шапито». Запаслись цветами, ей непременно хотелось вручить букет клоуну, которого видела на афише. Наш клоун, его звали Николай, выступал вместе с венгерским, они друг друга переводили на русский и венгерский. Во время выступления Николая Света запрыгнула на арену и вручила ему цветы. В антракте потащила меня в цирковой двор, образованный цирковыми вагончиками для жилья и для зверей, там артисты в перерыве отдыхали, курили. Нашли клоуна, он обрадовался, что земляки пришли. Света восхищённо осыпала его похвалами, узнали от него, что это цирк из Свердловска, что они ехали в Берлин, кто-то изменил маршрут на Будапешт, и это плохо, там они бы заработали больше.

Вечерами провожал Свету домой в гарнизонную гостиницу КЭЧ*. Случалось, возвращался к себе, когда весь Будапешт уже спал - венгры рано ложились, но транспорт ещё работал, и я успевал вернуться  до одиннадцати часов вечера, иначе  входная дверь нашей гостиницы была закрыта на замок. Обычно на настойчивые звонки старушка-вахтёр, ворча, всё-таки открывала дверь, высунув суровое лицо в щель через цепочку, и, если не подать ей в щель двадцать-тридцать форинтов, дверь захлопывалась перед носом. Моя команда переняла у наших предшественников - команды Геннадия Жиганова - опыт оплачивать услугу старушки, если беспокоили её после одиннадцати вечера. Это было не часто, трата была равноценна обеду в столовой Центра.

Очень скоро Света засобиралась в отпуск на Родину, я проводил её на поезд с вокзала Келети, у неё был чемодан подарков.

Непродолжительное общение со Светой обогатило и расширило мои знания и впечатления о Будапеште.

Здесь же в Центре - парикмахерская, мастерские для одежды и обуви. Большая библиотека с читальным залом. Часто заходил посмотреть советские газеты, журналы. Тогда, в июле 1966 года, узнал из газеты «Правда» о решении Советского правительства  строить в Тольятти автозавод. Просматривал энциклопедию на предмет углубления знания по Венгрии.

Книги брал для чтения. Читал с пристрастным интересом Тынянова «Подпоручик Киже», «Пушкин», «Кюхля». Запомнился «Кирджали» Пушкина. Как там: «Турки развесили уши». И в заключении восхищение Пушкина: «Каков Кирджали!». Читал «Декамерон», трудно читается сначала, но одолел. Приличные средневековые дамы и кавалеры, а какие сальные рассказы рассказывали и слушали. И про то, как «дьявола» загонять в «ад», и про то, как жена изменяла на сундуке, когда муж её сидел в том сундуке, и про другие «шалости». Из книги про Наполеона запомнилось, как он в своём кабинете с дамой занимался любовью, не снимая шпаги.
 
Читал запоями. Николай с Валентином тем временем в карты играли. Или в шахматы. Для этого переходили на кухню. Она служила в гостинице одновременно и досуговым центром, и бытовкой, где кроме приготовления еды или чая, можно было что-то постирать, погладить одежду. Там доминошники щёлкали костяшками домино. Интеллектуалы тихо дымили сигаретами над пулькой преферанса. Гена Жиганов, было, привлекал меня вечерами к этому занятию, но партнёры забраковали игрока по причине не способности различать, когда играть мизер, а когда без козырей. 

Кухня большая, она, очевидно, была в давние времена столовой какого-то хозяина в его многокомнатной квартире, которую теперь превратили в гостиницу Торгпредства.

Кухня была важна и тем, что сюда приходили письма из дома. Мы пользовались почтой воинской части, она была оперативнее международной почты. Каждый вечер после работы я заглядывал на кухню. Там в алфавитные ящички горничные раскладывали письма. Переписывался с семьёй еженедельно. В письмо домой я вкладывал красочную венгерскую открытку с весёлым семейно-детским сюжетом, которую для своих детей по-детски комментировал на обороте, добавлял свой рисунок. Дома получился целый альбомчик из моих открыток. Он сохранился до сих пор как память о Будапеште.

Приёмочные работы на наших судах за два месяца были отлажены. Изредка нам приходилось заниматься решением проблемных вопросов комплектации и, уж непременно, - участвовать в швартовых и ходовых испытания. Практически, все эти дела были уже позади, приближались заботы по перегону наших новых судов на Волгу. 

У нас оставалось ещё время для продолжения знакомства с Будапештом, Венгрией. Всё постичь невозможно. О том малом, что я за время командировки успел узнать  о Будапеште, Венгрии, о судостроительном заводе, с кем встречался, беседовал, о чём остались впечатления, о ком осталась память, я пишу в своих рассказах.
_______________
*КЭЧ - квартирно-эксплуатационная часть в воинском гарнизоне.

(Продолжение следует)