Док. № 58
16 января 2012 г., д. Буерак – г. Кемерово (по телефону). Беседа с Новосёловой Валентиной Тимофеевной, 1928 г. рождения. Беседу вёл историк Леонид Лопатин.
Я родилась и выросла в той же деревне, что и батя Сергий – в Звонково. Его я видела всего два раза во время войны. Но разговаривать с ним не довелось ни разу. Он приходил к своему брату Дмитрию. А вот брата-то я хорошо знала. Он был председателем колхоза, а я у него агрономом два года работала.
Дмитрий Емельянович был сначала председателем Звонковского колхоза, а потом его отправили поднимать колхоз в Петровске. Есть такая деревня. Я не знаю, почему его сын Юрий говорил про каких-то пленных после войны в этом Петровске. Не было их там. И отец его работал именно председателем, а не каким-то комендантом. Я окончила сельскохозяйственную школу и работала агрономом на 5 колхозов. Кстати, ночевать мне приходилось именно у Евстигнеевых. Это были хорошие добрые люди.
Как-то из Ленинска приехали на каникулы дети, которых забрали в ФЗО. Дмитрий Емельянович собрал их и говорит: «Трудно вам там приходится. Давайте я вам хоть мёду выпишу».
Братья не ссорились, плохого ничего между ними не было, никакого конфликта не наблюдалось. Деревня бы знала. Хоть действительно, один был коммунистом, а другой служил Богу. Они оба добрыми были, потому и не ссорились. Люди их обоих очень уважали. Жена Дмитрия Марфа тоже хорошей была. Когда она умерла, дядя Митя сошёлся с женщиной из Буерака. Ему было уже за 60 лет. И помер он здесь, в Буераке.
А про батю Сергея я вам, пожалуй, ничего и не скажу. Моя сестра Дуся его хорошо знала. И мама знала. Она нам про него многое рассказывала.
Святой он или не святой, не знаю. Но точно знаю, он трудолюбивый. Разве это не труд призывать людей к тому, чтобы Бога почитали, верили в Бога.
А в Буерак вам приезжать не стоит, ведь кроме меня здесь больше нет никого, кто бы помнил батю Сергия. Да и я, как видите, знаю о нём немного. Знаю, что почитаем людьми был, знаю его божественность. Хорошими людьми были эти Евстигнеевы.
Док. № 59
16 февраля 2012 г., Полысаево, беседа с Маняхиной Евдокией Васильевной, 1926 г. рождения. Беседу вели священник Александр Зленко, историки Леонид и Наталия Лопатины.
Я родилась в Звонково. С Евстигнеевыми мы жили через огород, по соседству. Вообще-то, мы с ними – с родни. Моя тётя была замужем за братом батьки Сергея, Максимом, которого забрали в тюрьму. А забрали его за самогон, которым во время деревенской гулянки сестра Сергея Матрёна хотела угостить полицейских, зашедших в дом на звуки песни. Полицейские спросили: «Кто хозяин?», а Максим, как старший из сыновей, не стал подставлять отца Емельяна и мать Кристину, сказал, что хозяин он. Его сначала допросили в Промышленном и отпустили, а потом опять забрали и отвезли в Томск.
Наши настряпали еды, поехали на лошадях проведать его, а им сказали, что он умер. Как он мог умереть за три месяца? Он же такой здоровый мужик был. Наверное, от переживаний и умер. Это же такой позор был, в тюрьму попасть. Жена осталась беременной. Потом Павлину родила уже после его смерти. Я всё это по рассказам знаю, сама не видела. Павла (Пелагея) старше меня года на четыре.
Емельяновы и мои родственники Никитины приехали из Тверской губернии ещё при царе. Отца моего шестилетним привезли сюда. Старшим у Евстигнеевых был Максим, потом шли Дмитрий, Сергей, Дуня и Матрёна. Дуня сильно дружила с моей тётушкой. Ведь они были ещё российские, а другие родились здесь, сибиряками считались, чалдонами . А я с Катей, дочерью дяди Мити, дружила, хотя она меня и на три года старше. Кстати, Катя мне и написала, что летом в Морозово вы приходили к её брату Юре.
Мне родители рассказывали, почему уехали из России. Там земли не было. А здесь, бывало, дед косит – косит, упадёт на траву, рубаха вся мокрая, а он радостно орёт во всё горло: «Моё! Это же всё моя земля, да Богова!».
В хозяйстве у них, как у всех, было две коровы, шесть – семь овечек, свинья, поросята, куры, гуси. Были, конечно, и кони. Помню, их коня, который стал колхозным. Его в колхозе загнали: на нём по жаре скакал механик к сломанной сеялке. Конь пришёл к ним во двор и умёр. Они так плакали над ним. Это уже в колхозе было. А что до колхозов у них было, можно судить по отцу мачехи моей Матрёны. Я запомнила, что у них было 20 коров, сепаратор и ещё какая-то техника. Ему кто-то подсказал продать хозяйство и уехать, иначе отберут и сошлют. Они так и сделали, уехали в Новокузнецк.
Отец мой верующим был. Когда ему было лет восемь-девять, они с братьями купались на речке. Он увидел других каких-то беленьких ребятишек с крылышками, которые то в воду попрыгают, то на песочек улягутся. А другие дети этих ангелов не видели.
Батю Сергия я видела, конечно, часто. Однажды несу я воду в вёдрах из Ини. А он мне говорит: «Раба Божия, не носи полные вёдра, в лета войдёшь, спина болеть будет». Он всех звал «раба Божия» или «матушка». У нас бабушка Марфа была очень верующей. Такой же верующей была бабушка Елизавета, да тётушка моя Екатерина. Он всё с книгой ходил, хотя нигде и никогда не учился. Он им рассказывал о том, что прочитал. К нам он приходил почти каждое воскресенье, когда я была подростком. Приходил и по праздникам.
А ещё к нему приходил какой-то старичок в лаптях. Для нас это было чудно. В Сибири в лаптях никто не ходил. Как-то я должна была выступать на колхозной сцене в какой-то пьесе. По роли мне нужны были лапти. Вот я и попросила у того старичка лапти, но он мне их не дал, сказал, что нечего Мамоню – Сатану тешить и веселить.
Мне не приходилось видеть, когда батя ел. Но все говорили, что он ел очень мало и ел только постное. В деревне спрашивали: «Батька Сергей, вот ты всё постуешь. А нам-то как быть?». И что интересно, батькой его называли и те, кому он ровесником был. Он был очень добрым человеком, но почему-то никогда не улыбался.
Однажды батька пришёл к Екатерине, а там сидела тятина двоюродная сестра. Он посмотрел на неё и говорит: «Раба Божия Евдокия, моли Бога за своего мужа». А она засмеялась и говорит: «Батька Сергей, да, мне хоть бы за себя замолить». А вскоре её муж попал под поезд на переезде. Зарезало его. Вот тогда-то все в деревне и вспомнили про батькины слова «моли Бога за мужа», все поняли, что он предвидел эту смерть.
Спал батька Сергей на печке, как он там укладывался, не знаю, он же был высокого роста. Ходил в сером пальто. Оно было от дяди Мити, который был председателем колхоза. А Сергей пас овечек. А вот когда он пас, не скажу, не знаю, знаю, что до войны. А во время войны батьки не стало, ушёл куда-то. А до войны я его всё время видела, росла рядом с ним.
Его сестра Евдокия жила в Ленинске, её сын связался с плохой компанией, шарил по вагонам. А сестра Матрёна жила на железнодорожном разъезде «Контрольном», недалеко от Звонково.
Самого батьку родители хотели женить силой. А он сказал невесте: «Давай будем жить, как брат и сестра». Она не согласилась. Это было до революции. Здесь я знаю точно. А то, что рассказала вам Дуся Звонкова про свадьбу, с которой он ушёл, я не слышала.
Я помню, что во время войны его в нашей деревне не было. Он, говорили, жил в Красном и других деревнях. А вот, что до войны он будто куда-то надолго уходил, не помню. Здесь, в Ленинске, он жил в домике рядом с церковью. Мне этот домик показывала моя подруга Катерина, дяди Митина дочка.
Как-то я расспрашивала про батю мужчину, которого все Лёней называли. Это было в 70-е годы. Он мне рассказал, что батя ему очень многое предсказал. Что именно предсказал ему батя, он не говорил. Только вспомнил, что на последней встрече ему батька сказал, что ещё раз они встретятся у горы. И действительно, Лёня встретил батины похороны у горы.
В этом году брат приезжал из Чимкента, мы с ним ездили в Звонково. Нашли берёзу, которую я у дома посадила, сфотографировались около неё. А рядом, чуть дальше, дом Евстигнеевых.
Ходили на кладбище, нет его уже. Тоскливо. Сорвала цветочки в согре, листочки черёмухи, в Белоруссию отправила Катерине. Это ей привет с нашей родины.
Вы мне фото бати даёте (целует, плачет)! Что же я к тебе тогда не сходила? Ты бы мне предсказал…. Да что теперь! Вот с книжечкой этой, что на фотографии, он и ходил.
Я как-то пошла на его могилу. Не могу найти. Спрашиваю мальчишек. А Они говорят: «Пойдём, покажем, мы знаем, где три попа похоронены». Пришла, постояла, помолилась, поплакала.