Шагая через приёмную в свой кабинет, Олег Николаевич Пелей не сразу заметил девушку в утреннем полумраке, так как пришёл на час раньше.
Сегодня ему нужно уладить конфликт между щведами, наладчиками портальных газорезательных машин фирмы ЭСААБ и немцами, с фирмы Мессергрисхайм, наладчиками компьютеров и программного обеспечения этих машин.
Олегу Николаевичу надоели их перепалки и жалобы. Он решил спокойно просмотреть документацию до утренней раскомандировки, что бы конкретнее их развести, уточнив объёмы и сроки шефмонтажных работ обеих фирм.
Наладчики импортного оборудования, конфликтуя между собой, обычно умолкали при его приближении.
Специалисты 26-и фирм семи государств к радости заводчан, обращались к Олегу за последним словом, начиная обычно со слова «хер».
-«Herr, Оlех Нуhаlаif». -
Олег был шеф руководитель монтажных работ на заводе "Атоммаш", а начальник для иностранного рабочего, это господин.
Для советского рабочего это инженер, который получает обычно меньше его, гегемона власти в СССР.
С лёгкой руки иностранцев весь завод за глаза прозвал Олега Николаевича Палея «хером».
Открывая дверь в свой кабинет, он оглянулся и увидел виноватое лицо Нади Висконти с синяком под глазом, которая, вся сжавшись, как мышка, загнанная в угол, тихо сидела в своём кресле, прячась за пишущей машинкой, поджав босые ноги под себя. Туфли лежали под столом.
Его секретарша была просто уникум. Линия волос над лбом, брови и губы были полной волной. Тонкий нос с хищными ноздрями и блестящие крупные глаза цвета виски просто завораживали.
Её не славянская, не восточная, а какая то древнеримская красота просто неожиданна в России.
Голову она всегда держала гордо, поворачивалась грациозно. Ходила как по подиуму. Не суетилась на возгласы начальника:
- Где вчерашние чертежи! Почему почта не зарегистрирована!
При этом интеллект, как у неграмотной Джаконды из города Верона из семьи Капулети в 16-м веке.
Олегу Николаевичу уже надоело, что специалисты и начальство к нему заходило иногда, что бы просто посмотреть на неё.
Он сам, впервые увидев её, вспомнил портреты графинь живописцев Италии 17 - 18 веков в Эрмитаже.
– Надежда, что такое с твоим лицом и ты что, ночевала на работе.
– Я, Олег Николаевич, пришла пораньше, чтобы меня никто не увидел. –
Секретарша закрыла ресницами затравленный взгляд и по её щекам потекли слёзы.
– Надя,да что случилось. –
- Витя вчера приехал. Шесть дней в рейсе был. –
Нараспев застонала Наденька, не поднимая глаз. (Витя Теличкин, водитель дальнобойщик, детдомовский дружок Нади с 9 лет, уже второй месяц был её мужем).
– Прихожу с работы, а они с соседом уже бутылку выпили. Он Тольку сразу отправил и давай меня целовать, раздевать. Не успела шляпку снять. -
Надя заревела в голос.
– Целует и любит, целует и любит, а я без обеда вчера Вам отчёты печатала... а..а.
Пряников ванильных, с работы шла, купила.. а..а. . Как я люблю ванильные пряники с кефиром.
Они упали, лежат в сумке вместе с юбкой и кофточкой на полу.. у..у, так вкусно пахнут, а я дотянуться до них не могу.
Витя, говорю, достань хоть один пряничек из сумки, а потом хоть до завтра люби.
Заорал: - Ты меня не любишь. Ты самая холодная дура в мире. -
Заплакал и как ударит меня.
Встала, оглянулась, его нет. Куда дурак ушёл.
Оделась, зашла к соседям Витьку искать, а они мне, что у тебя с лицом.
Посмотрела в зеркало. Боже мой такой «фингал», что теперь делать, не знаю..ю. -
Надя плакала с подвывом, как ребёнок.
– Ой, только не реви, пожалуйста. Что делать. Что делать. Детский сад. Надя, ты мне такая здесь конечно не нужна.
Иностранцы, что подумают. Егоров на утреннем обходе заглянет. Горе любовница.
– Ваша. -
Их взгляды встретились. Глаза девушки расширились и заискрилось; надеждой, испугом....
Олег Николаевич опешил. Его обуяла жалость и нежность к этой девчонке.
– Ваша-наша. Надя, до свиданья. Я сейчас позвоню диспетчеру. Он подаст машину в корпус. И завтра не появляйся. -
Олега Николаевича просто поражала детская непосредственность своей секретарши.
Его девятилетний сын не был с ним так близок и откровенен.
- Боже мой, Надя, какой ты ещё ребёнок. Ты же работаешь на производстве атомных реакторов.
Я работал в космической промышленности. Так если взорвётся ракета, гибнет один космонавт. Но он военный. Медаль на грудь и залп салюта.
А если взорвётся атомный реактор. Ответственнее надо быть. Работничков понабрали.
Так послезавтра у нас суббота. У тебя отгулы есть.
– Есть, три отгула. –
Девушка встала с кресла и одела туфли.
– Факс переключи на кабинет. Сергей посигналит, выходи. Заявление оставь на столе.
– До свидания Олег Николаевич. –
- С Виктором так Надя тоже нельзя. Виктор ведь тебя одну всю жизнь любит. Вы поженились.
– Это Вы, Олег Николаевич, уговорили меня, выйдешь замуж, я тебе квартиру на свадьбу подарю.
Не надо мне квартиру. Не надо мне Витьку. Я хочу Вам….
– Всё. Всё. Всё. –
Палей схватился за голову, заткнув уши. Быстро шагнул в свой кабинет и захлопнул дверь.
С некоторых пор он стал побаиваться выходок своей секретарши. Свежа ещё была в памяти истерика, что она закатила месяц назад перед его женой. Вот ещё головная боль. Вот где горе ещё.
На завод направили после окончания Омского техникума группу студенток со специализацией «сварка внутрикорпусных устройств атомных реакторов» (ВКУ) из нержавейки в среде инертных газов; гелии или аргоне.
Работа ювелирная. Выполняется карандаш-пистолетом в белых шёлковых перчатках, в комбинезонах в кондиционированных помещениях. И в США, и в Японии на такие ювелирные работы в атомной и космической промышленности готовят девушек с 14 лет. Если они выходят замуж их увольняют. С 20-летнего возраста резко растёт брак в их работе и аварийность. В 18 веке тульский левша блоху подковал, а в 20-м веке самые микроскопические работы поручали девушкам из южных провинций Италии.
Двадцать семь девчонок, половина детдомовские, где половой жизнью дети живут с девяти лет и критерии нравственности в детских домах отличаются от общепринятых.
Завод ещё строился и до сварки ВКУ атомных реакторов было года полтора. Направленные к Палею, в Сварочную лабораторию на двадцать дней, на аттестацию, сварщицы-аргонщицы висели у Олега Николаевича на шее уже полгода.
Палей не раз пытался спихнуть этот цветник в цех ВКУ или цех Парогенераторов, но директор отмахивался:
- Подержи их ещё месяц. Там посмотрим. –
С утра до вечера на семи участках лаборатории сваривали пробы и делали наплавку вручную и на автоматах, под флюсом и в среде инертных газов десятки сварщиков.
Каждый из 800 сварщиков завода дважды в год проходил переаттестацию со сваркой проб и сдачей теории.
Работы хватало, и Олег Николаевич понемногу распределил пока этот «детский сад» по подразделениям.
Кто потолковее, того в цветную дефектоскопию, на электронные пушки и вакуумный стенд; анализировать качество изделий. Кого пыль гонять по оборудованию. Девчонкам было по 17 лет. Заводные, раскованные.
Надя была просто княжна. Чувствовалась в ней голубая кровь, в осанке, походке.
В детдом она попала из детского концлагеря в Караганде, в который отправляли детей от двух до пяти лет после расстрела родителей за антисоветскую деятельность.
За три десятилетия через детский Гулаг прошло с полмиллиона малышей.
Стоило ей выйти в цех и пройтись метров десять, как токари и сварщики, заглядываясь, запарывали детали.
И Палей Надю Висконти на зависть подруг посадил в приёмную своего кабинета подальше от мужских глаз, которая была в пять раз больше самого кабинета и использовалась для утренних планёрок и вечерних совещаний (иногда с рюмочкой).
Надя постепенно стала хозяйкой этого самого любимого всем заводом зальчика.
Она быстро научилась и с удовольствием стрекотала на пишущей машинке.
Закупала и охлаждала пиво для начальства в огромном холодильнике справа от своего кресла. Готовила кофе.
Однажды задержались допоздна. Приехал зам.министра Средмаша по внешним связям и директор завода позвонил Палею.
- Сиди у себя пока не отпущу. –
У Олега Николаевича в кабинете на стеллажах по стенам пылилось более тонны папок с чертежами и инструкциями на сварочное оборудование с десятком фирм семи государств, а где что лежит, помнила только его секретарша. Пришлось задержать и её.
В восемь вечера его вызвал директор с документами на лазерную установку по раскрою нержавеющей стали фирмы «ЭСАБ».
Вернулся он уже в десятом часу. Когда Палей вошёл в свою приёмную, Надя, сняв туфли, поджав ноги и упёршись лбом в кожаный валик кресла, крепко спала, посапывая, как ребёнок.
Осторожно свалив папки на её стол, Олег Николаевич направился к себе.
В кабинете, в его кресле за столом сидела Палей Мария Николаевна, главный экономист первого корпуса завода.
– Привет дорогая. Ты откуда.
- Ты что, со своими детдомовками уже не расстаёшься не днём не ночью.
- Да я работаю, как лошадь, двенадцатый час, только освободился.
– Вдвоём с секретаршей, развалясь на югославской мебели. Хрустальные фужеры, на стойке, шампанским воняют. –
- Маша, прекрати сейчас же. Французов вчера провожал. -
Открылась дверь. Супруги оглянулись. На пороге стояла Надя.
- Да как Вы можете Мария Николаевна. Да я. Да Вы. Вы с Критским (начальник Термопрессового цеха) целовались, весь завод знает, а Олег Николаевич за полгода только четыре раза меня по голове погладил.
У Олега Николаевича второй день одна пуговица на пиджаке и правая брючина снизу распустилась.
Вы его не любите. Не любите! -
Надя обежала своего начальника и плюхнулась перед его женой на колени, скрестив руки, как перед иконой.
– Оставьте его. Отдайте его мне. Я так люблю Олега Николаевича. Как я его люблю. -
Супруги оцепенело уставились на стоящую на коленях девушку, которая рыдала, закрыв лицо руками.
– Забирай. Забирай. Гладьте головки. –
Мария, обежав Надю по кругу, подскочила к Олегу, звонко шлёпнула его ладошкой по уху и выскочила, хлопнув дверью.
Палей поднял свою секретаршу за плечи с колен:
- Дурочка ты не счастливая. -
Приобнял, чмокнул в нос и, бросив её в своё кресло, побежал за женой.
Мистика. Судьба. Олега Николаевича и Надю Висконти сближала странная симпатия.
От "древнегреческой богини" Нади, фригидной как кинозвезда Мэрелин Монро, мужчины хотели только одного, а ей, выросшей в концлагере и в три года навсегда разлучённой с матерью и отцом, хотелось неосознанно каких-то семейных, материнских, отцовских отношений.
Она приняла своего первого начальника на производстве, самым близким ей человеком.
Воровала его носовые платки. Стирала, гладила, расцеловывала и подкладывала обратно.
Каждый час, если он не выходил из кабинета, заглядывала без стука:
- Олег Николаевич, может чаю, кофе, есть печенинки с имбирём.
- Надя, не мешай.
У Олега Николаевича другие заморочки. Ему нравились и влюблялся он в женщин 30-35 лет. И, когда ему было 17 лет и сейчас в 35. Одноклассницы и однокурсницы казались ему глупыми и нечистоплотными. На вечеринках после танцев пахли потом, а выпив, стакан портвейна, больше хохотали, чем говорили. Учительницы в школе и преподавательницы в Университете ходили и одевались красиво. Всегда пахли хорошим парфюмом и часто удивляли его рассуждениями и опытом.
Сексуальный опыт, который он приобрёл к двадцати годам окончательно убедил его в превосходстве бальзаковской женщины над юными красотками.
В отношении же Нади у Олега Николаевича примешивалось чувство вины, тянущееся из сталинской эпохи.
В старости, перед смертью, отец за рюмочкой поведал ему, что Олег своей жизнью обязан 60 человекам, которых он расстрелял в 1947 году под Игаркой на Енисее.
Когда родился Олег, в роддоме началась эпидемия «пузырчатки». (Стафилококковая инфекция).
Погибли все родившиеся в течении недели малыши – двенадцать крошек. Остался жить только Олег Палей.
Отец продал мотоцикл М-72 с коляской и корову. Слетал в Москву и купил 8 ампул пенициллина в каком то институте.
Сын выжил, но в хозяйстве образовалась невосполнимая брешь.
Николай Филиппович Палей был в ту пору зам. Начальника лагеря по финансовой части.
В лагере содержались «враги народа» 52 000 человек. В основном осуждённые по статье 58-Б, за рассказ политических анекдотов, которых звали в зоне «безвредный болтун».
Процентов 30 осуждённых были учёные и инженеры, которые использовали в своей работе идеи инженеров капиталистических стран или в своих статьях ссылались на труды учёных капиталистических стран. Они сидели «за преклонение перед Западом».
Заключённые строили железную дорогу в тундре.
Осуждённых на 10 лет «без права переписки» по окончании срока формировали в отдельные партии по 30-40 человек и не освобождали, а вывозили из лагеря километров за 50 в сторону Большой Земли, где расстреливали освобождённых и закапывали в тайге.
В операции участвовали только офицеры из охраны лагеря и, не смотря на то, что после каждого расстрела палачи получали премию из расчёта по 200 рублей за убитого, желающих на такой этап не было и палачей обычно набирали со скандалом.
Тяжело было убивать, отсидевших десять лет интеллигентных образованных людей, ехавших со счастливыми лицами к своим семьям, но «Партия сказала надо».
Когда бывший боевой офицер-разведчик, а ныне бухгалтер, капитан Палей выразил желание участвовать в очередном фиктивном этапе на Большую Землю, Начальник лагеря только обрадовался.
За полгода Николай Филиппович Палей четыре раза участвовал в таких операциях.
Потом вышел в отставку по инвалидности от старых ран и в течении года отстроил на расстрельные деньги два больших дома в городе Асбесте. Своей семье из семи человек и семье сестры.
Сам он жил с тестем, тёщей и тремя детьми, а сестра Настя жила рядом с его родителями и сыном.
Когда пьяный отец, имеющий восемь ранений и пять наград за Великую Отечественную войну, обрадовал сына этой историей, он студент физического факультете вначале хотел покончить жизнь самоубийством или убить отца, для восстановления справедливости.
Со временем Олег успокоился, но помнил свой крест.
Чувство вины, которое он получил в наследство за грехи отца, материализовалось в Палее, когда ему навесили эту группу пэтеушниц с детдомовским и сталинским прошлым.
Он возился с ними, как с родными, под шуточки всего завода. Добился, что бы всех рабочих из детдомовцев поставили в льготную очередь на жильё, а Наде с Витей устроил комсомольскую свадьбу с ключами от однокомнатной квартиры, что, кстати, успокоило его жену.
Как то, после совещания, директор, улыбаясь, взял его за локоть.
- Ну что Олег Николаевич, подготовил кадр. Пора повышать статус, оклад.
- Вы о чём Валентин Егорыч.
- Отдай мне секретаршу.
- Да пожалуйста.
Но Надя, после предложения начальника, закричала:
- Нет. Нет. Не хочу.
- Надюша, директор Атоммаша зам. министра Средмаша. Ты будешь делопроизводитель в штате правительства страны.
- Не хочу. Не хочу.
Подошла, уткнулась ему лбом в грудь и заплакала.
Олег Николаевич поднял её локоны с лица, чмокнул высокий лоб, осторожно усадил в кресло за машинку и сунул ей свой платок.
- Всё. Всё. Сиди. Работай. Не хочешь и хорошо.
Надя Висконти, сирота, бесхитростная девчонка, до безумия обожала своего начальника. Всю жизнь её окружали надзиратели, воспитатели и толпа сексуально озабоченных подростков.
Впервые вежливый, заботливый начальник, при посторонних обращался к ней по имени отчеству, а однажды после Первомайской демонстрации они зашли в кафе и Олег Николаевич выпив сто грамм коньяку, тихо, почти шёпотом, читал стихи о любви; Тютчева, Блока, Рубцова. Она всю ночь проплакала, обнимая подушку.
Отправив секретаршу на служебной машине домой, Олег Николаевич обложился бумагами.
Работая с документацией, он слышал, что зальчик перед его кабинетом заполняется.
В 9 часов он взял два стула и вышел в приёмную. Собралось человек 20 наладчиков и инженеров.
Встретив десяток озабоченных взглядов и гул возгласов на трёх языках, Олег Николаевич Палей сразу забыл классически красивое заплаканное лицо секретарши с синяком под правым глазом и злые синие глазки любимой жены.
Раскомандировка началась.