Томимое голодом поколение

Лауреаты Клуба Слава Фонда
Лауреаты Клуба Слава Фонда

НИНА ГАВРИКОВА - http://www.proza.ru/avtor/ninagavrikova  - ПЯТОЕ МЕСТО во 2-ом Номерном Конкурсе КЛУБА СЛАВА ФОНДА


9 мая. Раннее утро, аромат пирогов пробрался к моей подушке. Мама хозяйничала на кухне, старалась успеть на мотовоз – маленький паровозик, который в праздник отправлялся в город на час позже. Мне вставать категорически не хотелось, я несколько минуток понежилась в тёплой кроватке и, чтоб скорее проснуться, зашлёпала босыми ногами по холодному полу, умылась, оделась. Потихонечку пробралась к маме сзади и крепко обняла её за плечи. Она в этот момент завёртывала в льняное полотенце горячие, только что вынутые из печи пироги, сложила в сумку, рядом поставила две бутылки с чаем: сладким для меня, а без сахара для себя. Ещё положила пакет с крупой, а сверху бросила несколько конфет:
– Пора в путь.
Я, быстро опустошив налитую мамой чашку чая, вернулась в большую комнату. Вытащила из крошечной вазы, стоящей на столе, заранее собранные подснежники. Мы так называли медуницы, потому что это были самые первые цветы, которые появлялись на лесных проталинах. Мокрые стебли обернула кусочком газетного листа, лежавшего рядом, поторопилась в прихожую, надела туфли. Мама ждала на крыльце. Молча двинулись в путь.
Первым рейсом мотовоз отвёз рабочих в город и вернулся за жителями посёлка, которые собрались съездить на празднование Дня Победы. Мы залезли в вагон, еле нашли свободные места, разместились на противоположных скамейках, я сидела у окна, разглядывая подходящих мужчин и женщин. Народу собралось много. Все о чём-то громко и восторженно разговаривали, в воздухе витал дух весёлого настроения.
Мотовоз трижды дал гудок и, тяжело пыхтя, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно начал набирать ход. Колёса, ускоряя вращение, мелодично выводили: «Так-так, так-так, так-так». До города оставалось метров сто, когда колёса заскрипели и соскочили с рельс. Вагон покосился на один бок, пассажиры, привыкшие ездить в таких условиях, спокойно держались за спинки сидений. Строгий дяденька – помощник машиниста в замасленном комбинезоне – заскочил в вагон:
– Мотовоз упал, так что дальше шлёпайте пешком. Пока ещё поднимем. К часу дня будем всех ждать, как обычно, на остановке. Не опаздывайте!
Мы, выбравшись из вагона, немного прошли вдоль узкоколейных путей, перескочили через узкую канаву, очутились на железобетонных плитах, от них насыпная глинистая дорога вела вглубь между домами.
– Ну что ж, тогда пойдём на кладбище напрямую. Хорошо, что сухо, а то пришлось бы идти в обход по деревянным мосткам.
Мне всё было безумно интересно. Солнце раскалённым факелом горело над головой. Шум города пугал своей неизвестностью. Тут и там на домах красовались алые флаги. Люди, не только те, что сошли с мотовоза, но и горожане в нарядных одеждах шли, громко и весело переговариваясь друг с другом, в руках они несли самодельные бумажные цветы. Перед кладбищем на площадке для митингов торжественно выстроились в ряд ветераны Великой Отечественной войны с многочисленными медалями на груди, слева – солдаты с автоматами, справа на трибуну поднялись важные дяди. Они поздравили всех присутствующих с великим праздником. Потом все вместе спели песню «День Победы», после чего салютом прозвучал троекратный залп из автоматов. И лишь после завершения митинга мы направились на могилку к папе, жизнь которого оборвалась, когда мне было пять лет. Я положила подснежники на могилку. Мама посыпала крупу на тарелку, которая находилась в ограде, разостлала на скамейке полотенце, разложила пироги, один, самый большой, разломила пополам и осторожно положила около памятника. Потом достала чай, села на краешек, я около неё пристроилась. Отведали пирогов, мама, как обычно, глубоко вздыхала, но ничего не говорила. Я первой нарушила молчание:
– А почему дедушка в этот праздник только плачет, а ничего не рассказывает?
– Трудно, доченька, вспоминать, как жернова войны русские судьбы перемололи в пыль, всю жизнь перевернули. Вот сейчас с тобой сидим тут, пироги уплетаем, а в войну мы с отцом – томимое голодом подрастающее поколение – мечтали поесть досыта. Вы-то теперь ни хлеб, ни печенье не бережёте. Да вот случай про печенье расскажу, – она сложила все пожитки обратно в сумку, коснулась памятника, будто прощаясь, взяла меня за руку, и мы направились на остановку.
– Ладно, давай всё по порядку расскажу, – на ходу разговаривала мама, – в середине сентября сорок третьего, после окончания курсов ФЗО, приехала я из Тотьмы в Сокол. Сначала мне предложили жить вместе с другими девушками в паккамере – это очень большое общежитие. Огромными, нескончаемыми рядами стояли там железные кровати с деревянными тумбочками между ними. Мне досталась кровать в самом конце этой большой комнаты, у стены. Только я начала раскладывать свои вещи, как в репродукторе, висевшем над входными дверями, громко объявили: «Воздушная тревога!» Соседка по кровати вдруг куда-то засобиралась и сказала, что и мне срочно нужно бежать в бомбоубежище. Я же очень устала с дороги (да и не знала тогда, что такое воздушная тревога), поэтому ответила, что никуда не пойду, да и ей никуда не советую бежать. Оказалось, что та воздушная тревога была последней. Город больше не бомбили, – тяжело вздохнула мама.
Вдруг лицо её оживилось, она будто помолодела, словно только что из деревни добралась в город, перехватила сумку в другую руку, я взялась за ручку.
Странно, никогда маму такой не видела. Она обычно была собрана, строга, подтянута, а тут щёки раскраснелись, морщинки разгладились, глаза сузились, но даже в этих щёлочках светилась радость воспоминаний. Одно мгновение – и родной мне человек, освободившись от привычных оков сдержанности, раскрылся в полную силу. Сильная по своей природе женщина вдруг сорвала зажившую корочку с больного места, и неожиданно оказалось, что на том месте давно новая кожа наросла. Мама заметила мой изучающий взгляд и продолжила:
– Через несколько дней перевели меня на Михалёвское болото, на посёлок, где мы сейчас живём, всю войну и проработала. С отцом твоим почти сразу познакомились. Я жила в деревянном бараке, а он – дома, на Печаткинском разъезде, с матерью, братом и сёстрами. Мне пятнадцать, ему двенадцать. Я трактором управляла, он рядом помощником сидел, смотрел, чтобы бороны во время движения не переворачивались. Торф сушили, сгребали в караваны, чтобы потом его отвезли на комбинат и использовали как топливо. Жили бедно, голодали, но не унывали. Твой отец тайком от матери приносил мне каждый день по варёной картошине и луковице (у них был огород), а я делилась с ним хлебом. Как-то раз поехала я в город. Зашла на базар, полюбопытничать, чем торгуют, и не заметила, как из кармана вытащили кошелёк, в котором находились все деньги и карточки на хлеб на целый месяц. Ох и расстроилась тогда! Что делать? Как жить? Работа тяжёлая, физическая, и так жили впроголодь. Но девчонки в общежитии и твой отец не дали умереть от голода, делились со мной последними крохами.
А весной следующего года послали меня в качестве сопровождающего на машине в Вологду, за товаром на склад. Заходим с водителем в помещение, а там чего только нет: кусковой сахар в коробках на полках лежит, много мешков муки, разной крупы, корзины с яйцами. Сначала показалось, что это только снится, потом от увиденных продуктов голова закружилась, в животе заурчало. Стояла я, держась за дверной косяк, смотрю, а внизу, на самой нижней полке, раскрытая коробочка с печеньем. Подошла женщина-кладовщик, посмотрела на меня – исхудавшую девчушку и сжалилась, пихнула две крошечные печенюшки в ладошку, приказав, чтобы сразу съела и никому об этом не рассказывала. Теперь можно и рассказать, в жизни не ела ничего вкуснее той военной крохи-печенюшки.
Когда мы вернулись домой, мама прошла на кухню, встала на табурет, достала из-за иконы что-то аккуратно завёрнутое в холщовую тряпочку, подала мне. Я осторожно развернула материю, потом пожелтевшую от времени газету, а там внутри, как святое сокровище, лежала маленькая крошечка военной печенюшки.

http://www.proza.ru/2013/11/13/374

№ 45 «Томимое голодом поколение» - миниатюра  автора Нины Гавриловой о сохранённой со времени ВОВ печенющке, - свидетельстве лишений и голода военного времени.  Думаю, девочка всей душой восприняла то суровое и лихое военное время, в которое довелось жить и взрослеть её маме, столько лет хранившей эту печенюшку как память о войне, чтобы рассказать об этом своим детям, которые с раннего детства знают о разных вкусносностях, сладостях, но не ведают, как это досталось предыдущим поколениям, защитившим страну от страшного нашествия. Рассказ несёт в себе большую моральную нагрузку по нравственному и патриотическому воспитанию поколений настоящего и будущего.