Меня, честно говоря, не очень волнуют глобальные проблемы человечества. Всякая там планетарная геополитика. Или, например, проблема глобального потепления. Или, наоборот, похолодания. Что, как выясняется, одно и то же. Ну, тают арктические ледники, исчезает с карты земли Гренландия. Ну, остывает Гольфстрим. Ну, затопит наконец Нью-Йорк с Лондоном. Ну, замерзнет Париж с Мадридом. Я там уже везде был. Так что мне все равно. Шутка. Неудачная, сам понимаю.
Человечество уже много-много раз топилось и замерзало, а потом с невероятным упорством выплывало и отогревалось. Потом перегревалось. И опять замерзало и топилось. Как бы там ни было, никакой глубокой тайны и «интригующей интриги» во всем этом нет.
Нет, меня волнуют вещи совсем другие. На первый взгляд, они ничтожны, микроскопичны с точки зрения Гольфстрима. Но в них заключены, как мне кажется, подлинная человеческая тайна и головокружительная человеческая интрига.
Бог (и дьявол), как известно, в деталях.
Вот скажите мне, почему раньше все поголовно в нашей огромной стране говорили «по; фигу», а потом вдруг в нашей слегка уменьшившейся, но, тем не менее, столь же бескрайней стране вдруг стали говорить «пОфиг»?
Я не понимаю. Не постигаю. В этом есть какие-то бездны. Уже несколько лет я нахожусь в недоумении, в филологическом ступоре.
Ведь говорили же и «на фигА» и «нА фиг». Но ведь «пОфиг» - никто никогда не говорил. Ни один по крайней мере мне известный культурный человек. И вдруг все внезапно забыли такое мне родное, теплое, из детства, из песочницы «пО фигу» и стали говорить все хором «пОфиг» - такое дикое, варварское и некультурное.
Что такое «мне пофиг»? Бессмыслица, абракадабра. По какой такой «фиг»? Дикарство какое-то.
Другой пример. Раньше все говорили «в нашем районе» или: «у нас в районе». Или: «мы гуляем по нашему району». А что теперь? «У нас на районе», «мы гуляем на районе».
Что такое «на районе»? Это же как «на Москве», «на спортзале», «на лесу». Массовый какой-то психоз, языковая эпидемия.
Так вот. У нас, все ж таки, в районе, есть небольшой стадион. Там футбольное поле, хоккейная коробка, баскетбольный загон, турник, брусья. Я туда регулярно хожу побегать, размяться и так далее. Для общего тонуса. И чтоб лучше думалось. Но есть и еще одна причина.
Дело в том, что, пока я разминаюсь, почти всегда невдалеке на скамейке сидит компания каких-нибудь парней и девчонок. Им лет по двадцать, плюс-минус.
Надо сказать, дети обычно вполне на вид приличные: не матерятся, пиво не пьют, пьют спрайт и фанту. Я это не очень одобряю, ну да ладно. Но разговоры они ведут своеобычно.
Они ведут свои своеобычные разговоры, а я предстарчески кряхчу на брусьях и турнике и слушаю. Впитываю. Где-то обогащаюсь, размышляю.
Например, недавно. Сидят два мальчика и две девочки. Явно – студенты. Насколько помню, это: Михай, Данчез, Нюха и Жечь. По всей видимости: Михаил, Даниил, Анна и Евгения.
Михай – рыжий, кучерявый, курносый, худой. Тип якобы хитрого раздолбая. Но желчноватый, с самолюбием. Свои фразы сопровождает рэперскими пассами. Говорит нарочитым «бывалым» баском с хрипотцой.
Данчез – полненький, голубоглазый, улыбчивый, как бы лентяй. Ведет себя совершенно естественно.
Нюха – хохотушка, ржет совершенно искренно. Часто смех заканчивается изможденным похрюкиванием. Нюхина мордаха – простая, круглая. Веснушки, склонна к полноте. Мне такие, если честно, нравятся. Хорошие будущие мамашки.
Жечь – роковуха. Не в моем вкусе. Брюнетка. Море косметики и достоинства. Испепеляюще равнодушный взгляд, устремленный куда-то вдаль. Неустанная, выученная по голливудским стандартам ворожба глазами, волосами, пальцами и всем остальным, вплоть до лодыжек.
Большая бутылка спрайта бродит по рукам. Жечь, красиво встряхнув копной волос, отпивает демонстративно маленький глоток. Ворожба губами. Плечами.
Даньчез, протягивая руку в сторону Жечи:
- Жечь, дай сюда жижу!
Жечь медленно, ворожа мизинцем, закручивает крышку. Очень медленною Губы эротически, насколько она это понимает, зазывно полуоткрыты.
Даньчез:
- Камон, гараж! Дай спрэя, Жечь! Что, уши склеились?
- Да на, на… Иди в топку! - Жечь отдает бутылку Данчезу. – Ваще достал!
Даньчез делает несколько объемных жадных глотков.
Михай:
- Эй, муму! Харэ булькать. Не один в камере!
Данчез лучезарно улыбается и делает еще несколько больших глотков. Нюха ржет. Михай возмущенно:
- Дай сюда! Нефиг весь спрэй в одну моську лить.
Михай отбирает спрайт у Данчеза, пьет, потом делает пытливо-мудрое лицо:
- Какой-то левый спрайт. Горчит, что ли.
Данчез, звонко, по-соловьиному, икнув:
- Нормальная жижа.
Нюха хохочет, сквозь смех хрюкая, с трудом выговаривает:
- А еще, Данчез, икни. Классно у тебя получается. Не хуже Баскова.
- А ты хрюкни. Нюха-хрюха. А ты чего хрюкаешь-то? «Трех поросят» обчиталась? – Данчез опять икает. – Вот, блин. Это меня вспоминает кто-то.
Михай:
- Тебя, Данчез, преподы вспоминают. И вспомнить не могут. Ты последний коллок-то сдал?
- Не-а, - опять икает, улыбаясь, Данчез. – Я его проспал. Устал позавчера весь день в префер играть. Пришел домой весь хитровытраханный. Ну, нажал на флюс – и двенадцать часов просифонил. Встаю: два часа дня. А коллок был в десять. Прикинь?
- Ну и что?
- Ну и пофиг.
Все молчат. Данчез еще раз икает.
- А у тебя сколько хвостов-то? – спрашивает Михай.
Данчез зевает:
- Пять. Не, шесть. И коллок – седьмой прокол.
- Значит, отчислят, - жеманно пожимает плечами Жечь.
- Наверное, - в голосе Данчеза полная беззаботность.
Нюха:
- И чего же дальше, Данчез, в армию пойдешь?
- Наверное.
- Ты чего, больной? – это Жечь.
- Не-а. Был бы я больной, не пошел бы в армию. А так я, блин, здоровый, как велоцераптер. Врач мне так и сказал на медосмотре: «Ты, сукин пациент, патологически здоров».
Михай:
- Во полено, а?! Забреют, будешь там – ать-два – на плацу вджобывать.
- Пофиг.
- Тебе там спрайту не дадут, - это опять Михай ехидно. - Тебе там какого-нибудь тухлача дадут.
- Пофиг. Я все ем и пью, как пылесос. Я один раз на спор носок съел. Прикинь? На пятьсот колов. Не синтетический, конечно. Сто процентов хлопок. И стираный, конечно, а то бы вырвало.
- Вкусно было? – это, иронично, Жечь.
- Нормально. Жевать только долго.
- Ну, ты, Данчез, мо-о-онстр, - говорит, задумчиво улыбаясь, Нюха. Ей явно нравится Данчез. Это видно, как говорится, невооруженным глазом. – А кто у нас вообще на районе служил?
- Пенек служил, - говорит Данчез.
- Это который из девятьсот третьей?
- Ну. В десантуре Пенек служил. Недавно только вернулся. И ничего. Пофиг. Два года башкой кирпичи чухал. И ничо. Здоровый стал, как алабай. Кстати, и кормили их там, как кашалотов. Я бы тоже в десантуру пошел.
Михай, сердито, наверное, ревнуя к успеху Данчеза у девчонок:
- А я не хочу в армию!
Нюха:
- А тебя и не возьмут.
- Чего это?! Возьмут! Я просто сам не хочу.
- У тебя склероз третьей степени.
- Не склероз, а сколиоз.
- Пофиг. Дай ботлу.
Михай отдает бутылку Нюхе, та, отпивая, язвительно:
- Ты, Михай, всего один раз подтягиваешься. Ты – хиляк.
- Ага, один! А десять не хочешь?!
- Иди, вон турник. Устрой презентацию.
- У меня плечо болит, – Михай краснеет.
Нюха ржет:
- А вон Данчез, небось, побольше тебя подтянется.
- Не-е-е, - как ни в чем ни бывало улыбается Данчез. – Я вообще мало подтягиваюсь. Если чего-нибудь съесть – это пожалуйста, а спортом я не люблю заниматься. Зафиг мне это нужно?
- А как же ты будет в армии? – спрашивает Жечь, красиво откидывая волосы со лба. – Там ведь надо спортом заниматься.
- А пофиг сто раз. Попаду в армию – займусь. А так чего зря раньше дела мульку чесать.
- А я бы, если бы была парнем, я бы тоже в армию пошла, - говорит Нюха. – В десант бы пошла.
- А я бы – нет, - говорит Жечь.
- А я бы – да…
- А вот я бы – нет…
- «Я бы», «я бы», - передразнивает их Михай. – У меня вон тоже два хвоста…
- Тебя не заберут, у тебя склероз, - надменно улыбается Жечь.
- Сколиоз! С ним берут.
- Чего, Михайка, очко пульсирует? – это Нюха. – Не хочешь ты в армию?..
- Сама ты пульсируешь. Не в этом дело.
Михай помолчал, глубоко вздохнул, трагически шмыгнул носом:
- Я вообще не знаю, господа чебуреки, чего я хочу по жизни… армия – это армия… Служить – не служить… Какая разница. Ну, кончу я этот институт. А что дальше?
Он еще помолчал. Все остальные посмотрели на него с уважением.
- Не знаю я ничего.
Пауза. Все отхлебнули, каждый строго по глотку спрайта: Нюха – Жечь – Михай – Даньчез.
- А я тоже, чубарики, не очень знаю, - вздохнула Нюха, - чего хочу. Мне, конечно, пофиг, но…
- А мне не пофиг, - грациозно передернула плечами Жечь. – Я…
- Да ладно, - перебил ее, улыбаясь, Данчез. – Включили тут Шекспира: служить, блин, - не служить… Гнилой какой-то получается гадалкинг. Смысл жизни, что ли, зачесался? Что будет, то будет. Мы, чего, знаем, чего будет? Не знаем мы ни фига. И ни один Сократ блин ни фига не знает. Живи себе и все. Пойдем лучше, пипл, еще на районе погуляем. Зайдем в «Магнолку», возьмем еще этой жижи икотной, может еще на чипсы хватит.
Он на последок громко и звонко, словно щелкнув пальцами, икнул. Нюха засмеялась, с нежностью глядя на Данчеза. Михай и Жечь улыбнулись. Испытывающе глядя друг на друга.
- Пошли, - сказал Михай. – Философы в трусиках.
И они все четверо встали и пошли гулять на районе.
Я уже больше не слышал, о чем они там говорили. Слышал только, как то и дело громко смеялась Нюха.
На районе было тихо. Таинственно смеркалось. Я слез с брусьев и пошел домой.
Я подумал о том, что я тоже в общем-то ничего не понимаю, как и Данчез с Сократом. И от этого на душе стало как-то просторно, что ли, легко и просто.
А ледники пусть себе там тают. Пофиг.