Призрак невозвратимых дней…
Любовь Николая Ниловича Бурденко, хирурга.
Загадки биографии
В официальных биографиях Николая Бурденко, академика, основоположника нейрохирургии, первого президента Академии медицинских наук, генерал-лейтенанта медслужбы, Героя соцтруда, ученого мировой величины, о томском периоде жизни нет ни слова. Ни в Большой советской энциклопедии, ни в различных медицинских биографических словарях.
Какой-то умник запустил в интернет реферат о знаменитом хирурге, в котором сообщается: «Родители выбрали сыну духовную карьеру…, однако Николай Бурденко решает стать врачом и поступает на медицинский факультет Юрьевского (Дерптского) университета. Русско-японская война прерывает образование студента...». Лихо! Если учесть, что к моменту начала войны с Японией Бурденко было уже 28 лет, спрашивается, чем же занимался этот великовозрастный школяр все предшествующие годы?
Может быть и остался бы томский этап жизненного пути Николая Ниловича короткой стройкой в анкетах, хранящихся в архивной пыли, если бы не случай. В 1969 году известный советский писатель Павел Нилин опубликовал в журнале «Наука и жизнь» биографическую повесть «Интересная жизнь. Эпизоды из жизни Бурденко Николая Ниловича, хирурга». Удивительно, но из всей, действительно, потрясающе интересной биографии Бурденко, участвовавшего в пяти войнах, сделавшего тысячи уникальных операций, водившего дружбу с сильными мира сего, Нилин включил в книгу лишь начальные эпизоды жизни Николая Ниловича: детство, юношество и годы обучения в Томском императорском университете. Собственно, точка в томском периоде биографии Бурденко стала и последней точкой в повести.
Другая загадка. Почему Нилин спустя 20 лет после смерти Николая Ниловича, вдруг вспомнил об этом человеке? Достоверно известно, что материал для будущей повести писатель собирал где-то во второй половине 30-х годов. В повести имеется временная отсылка: «Мне (Нилину) было уже хорошо под тридцать, а Бурденко – чуть за шестьдесят…». Нилин родился в 1908 году, Бурденко – в 1876-м. Все сходится. В 1937 году Нилин написал рассказ «Профессор Бурденко», опубликованный в декабрьской книжке журнала «Новый мир». Возможно, не весь материал, собранный писателем, вошел в ту публикацию. Возможно, беседы Нилина и Бурденко продолжались и далее. Но… В воспоминаниях литературоведа Евгении Таратута находим упоминание о том, что в начале 60-х на литературных вечерах в Переделкино Павел Нилин рассказывал об академике Бурденко. То есть образ хирурга не оставлял писателя и он, видимо, уже тогда обдумывал замысел повести о Николае Ниловиче.
Чем же зацепил так Бурденко именитого беллетриста?
.Ответы на эти вопросы надо искать в тексте самой повести.
Призвание
«Томск был одним из самых, самых трудных и самых милых, пожалуй, самых милых периодов моей жизни. Милее, кажется, не было. И, может быть, не было труднее...», - признался Бурденко в одной из бесед с Нилиным.
Почему трудным, в общем-то, можно понять. В середине 90-х годов его, как лучшего выпускника Пензенской семинарии, направили учиться в Санкт-Перебургскую духовную академию. Успешно сдав вступительные экзамены, Бурденко вдруг возвращается на родину, огорошив родителей заявлением: учиться на священника не хочет, тем более что ему стало теперь известно, будто бы и бога нет. Вместо духовной карьеры будущий академик избрал медицинское поприще, подав ходатайство о приеме на медицинский факультет Томского университета, одного из трех в России, куда принимали семинаристов.
В Томск Бурденко приехал с семьюдесятью рублями в кармане и семикопеечной почтовой маркой, врученной ему отцом на «крайний случай» - если совсем худо будет, мол, напиши.
«Худо» наступило довольно скоро. Деньги незаметно иссякли, а ведь надо было платить за обучение, надо было иметь приличествующую званию студента форменную одежду, надо было питаться. Больше года Бурденко жил, основательно подзатянув ремень, перебиваясь невеликими репетиторскими заработками.
Но самое сложное было даже не в этом. Первые же занятия в «анатомичке», где студенты-медики на трупах изучали строение человеческого организма, стали для Николая настоящим испытанием. Он панически боялся мертвых. Даже чуть ли не в обморок падал прямо там, в анатомическом зале. Все его планы и намерения, мечты о медицине вдруг оказались под вопросом: что это за врач, дрожащий перед трупом!
Помог случай. Один из сотрудников анатомического театра пригласил Бурденко вечером поработать в секционной. Николай не нашел повода для более-менее логичного отказа и согласился. В конце дня он на негнущихся ногах пришел к двухэтажному зданию «анатомички», нашел неприметную дверь.
«...Бурденко побывает потом - годы спустя - на войне, даже на нескольких войнах, услышит мистически страшную канонаду, увидит множество смертей, горы трупов. Его самого потом ранят, контузят, оглушат. Но он, наверно, никогда уже не испытает большего страха, чем в тот зимний, холодный вечер в Томске, на широкой верхней ступеньке, ведущей в глубокий подвал…» (из повести Павла Нилина «Интересная жизнь»).
Что заставило его тогда преодолеть страх, не убежать, остаться в том страшном корпусе? Бурденко говорит, что виною всему «обыкновенное самолюбие»: «Говорят, что я по-хохлацки упрям. Не знаю уж, по-хохлацки или по-кацапски, но упрямство, должно быть, не последнее из моих качеств. Уж если я взялся за гуж, то вовсе не для того, чтобы доказать, что не дюж».
Уже через неделю Бурденко смеялся над собственными страхами и переживаниями. Больше того, теперь он старался все свободное время проводить, препарируя трупы, в полном соответствии с рекомендациями профессора Эраста Гавриловича Салищева, который в одной из своих лекций привел такой факт из биографии великого Пирогова: за четырнадцать лет своей профессорской деятельности тот вскрыл двенадцать тысяч трупов и подробнейше описал каждое из вскрытий. Без этой «мрачной», но необходимой работы невозможно стать врачом, убеждал Эраст Гаврилович. И Бурденко был с ним полностью согласен.
Салищев
Уроки профессора Салищева стали еще одной томской «отметиной» для Николая Бурденко. До конца жизни он называл имя этого человека с благоговением, считая его своим учителем. Бурденко и хирургом стал во многом благодаря Салищеву. Мечтал стать его ассистентом. Но – не судьба. Замечательный профессор вскоре скоропостижно скончался, да и самому Николаю Ниловичу судьбой было уготовано всего лишь три года провести в стенах Томского университета.
Но слова Эраста Гавриловича о призвании врача Бурденко вспоминал и десятилетия спустя.
- Есть занятия и ремесла более легкие, чем медицина, более выгодные и, может быть, даже более эффектные и интересные. А медицине - и особенно в нашей стране - предстоит тягчайший труд, - говорил Салищев, обращаясь к студентам. - Коллеги, я еще раз хочу повторить вам мой совет: уходите, если не чувствуете в себе призвания к этому делу, если не надеетесь обрести в себе достаточно смелости и упорства, если рассчитываете только на легкий труд… Освободите место тем, кто способен приготовить себя к любым невзгодам, кто способен взвалить на свои плечи тягчайший груз, кто, иначе говоря, чувствует в себе призвание и верит в его неистребимую силу.
Бурденко для себя решил тогда: не уйду, ни за что не уйду.
Любопытная временная спираль: через годы учеником Николая Ниловича станет молодой хирург Всеволод Салищев. Сын Эраста Гавриловича.
Девушка в синей шубке
Но почему же о томском этапе своей жизни Бурденко скажет: милее периода, кажется, и не было?
Ищите женщину.
…Он увидел ее, возвращаясь однажды с очередных занятий в «анатомичке». На перекрестке стояла девушка в синей короткой шубке, опушенной серой мерлушкой, в серой же мерлушковой круглой шапочке. И с такой же муфтой. И с большой черной кожаной папкой, на которой написано "musique".
«Все это разглядел студент Бурденко в одно мгновение, потому что мгновение это было истинно счастливым. И косу, большую, русую, разглядел. И даже белые барнаульские щегольские бурки, обшитые тонкой коричневой кожей. И раньше всего - огромные, с веселой и озорной искоркой глаза, с интересом, как показалось студенту, взглянувшие на него…» (Из повести Павла Нилина «Интересная жизнь»)
Он будет встречать ее потом в совершенно разных местах: в библиотеке, в театре, на мосту через Ушайку, на Миллионной улице… Он не решится подойти к ней, заговорить, познакомиться. Он разговаривал с ней только во снах, в которых она, мило смеясь, подтрунивала над его нерешительностью.
Однажды, направляясь на встречу с профессором Пирусским, он ошибется дверями и обомлеет, увидев перед собой ее, девушку в синей юбке. «Вам в соседнее парадное», - сказала она, с интересом посмотрев на студента. И вновь Николай не решился воспользоваться случаем и познакомиться.
«Кира». Имя соседки назвал доктор Пирусский, когда Бурденко вдруг увидел ее в окне и залился краской.
- На кого это вы загляделись там? А-а, это Кира. Действительно, прелестное существо!
Как-то он встретил Киру в театре в компании молодых мужчин. После спектакля Николай долго бродил возле ее дома. Наконец, послышались шаги, он узнал ее голос, ее смех. Она была не одна. Вместе с сопровождающими ее кавалерами Кира остановилась у крыльца.
«- ...Хорошо. Пожалуйста. Я поцелую.
Это сказала, опять засмеявшись, Кира. Вот теперь ее хорошо было видно. Она поднялась на две ступеньки своего крыльца и, положив руку с муфтой на плечо самого высокого студента, поцеловала его - ну, конечно, в губы. Бурденко замер в негодовании. Он дал себе клятву больше никогда не приходить сюда. И не думать о ней. Не вспоминать…» (Из повести Павла Нилина «Интересная жизнь»).
В ту ночь Бурденко долго не мог заснуть. А под утро Кира приснилась ему.
- Вы мужик, просто грубый, неотесанный мужик, - говорила она, чуть не плача. - Мы поспорили на поцелуй. И я проиграла ему. И, как честный человек, я поцеловала его. Ну и что же? Это так естественно. А вы за домострой? - спрашивала она, насмешливо прищуриваясь.
Но Бурденко и во сне продолжал сердиться.
Он так и не познакомится с Кирой. Не решится. А потом случились непредвиденные неприятности. За публичное выступление в период студенческих волнений его отчислят из университета и Бурденко вынужден будет уехать в далекий Нижнеудинск, где устроится работать фельдшером. Спустя некоторое время по ходатайству профессоров его восстановят в студентах, но снять с себя клеймо неблагонадежного ему уже будет невозможно. По совету друзей он решает перевестись в Дерптский университет…
В день отъезда он в последний раз зашел в «анатомичку», попрощаться. Резектор Николай Гаврилович, увидев его обрадовался: только что привезли тело, надо было делать вскрытие, а ассистент, как назло, куда-то запропастился.
- Нету этого дьявола Тимофеича. Он опять, прохвост, загулял. А тут женщину привезли. Надо вскрывать. Отравилась женщина. Молодая. И, похоже, беременная, что ли. Инженера какого-то дочь. Пианистка. Хорошенькая.
Говоря так, Николай Гаврилович шел меж мраморных столов. И Бурденко шел за ним, вдруг присмиревший.
- Вот она наконец, - сказал не Николай Гаврилович, а Бурденко, остановившись у самого большого стола.
Смерть слегка исказила милое лицо Киры, не затронув еще, однако, ее прелестного тела.
- Не могу, - сказал Бурденко. - Понимаете, не могу.
- Понимаю, - кивнул Николай Гаврилович.
- ...Это был последний день томского периода моей жизни, - сказал профессор Бурденко. - Период, полный смятения в мыслях и чувствах. И все равно - прекрасный. Помните у Пушкина: "...Кто чувствовал, того тревожит призрак невозвратимых дней"? (Из повести Павла Нилина «Интересная жизнь»).
«Вы не поверите, эта Кира до сих пор мне снится…», - признается Павлу Нилину профессор Бурденко почти сорок лет спустя.
На закате своей жизни он снова переживал те чувства, что переполняли его в молодости. Большой человек, у него было большое сердце, способное открыто, искренне, сильно любить и страдать.
Наверное, великим врачом можно стать, имея только такое сердце…
Павел Нилин опубликовал повесть о Бурденко в шестидесятилетнем возрасте. Наверное, это и есть ключ к разгадке, почему жизненная история давно умершего хирурга так волновала и беспокоила писателя. Нилин на склоне лет не мог не задуматься о том, что же было настоящим, незамутненным, честным на извилистой и тернистой дороге под названием «жизнь». Ему, как и Бурденко, довелось пережить влеты и падения, вкусить плоды славы и почестей. К своим шестидесяти годам писатель был удостоен множества наград и почетных званий, считался живым классиком советской литературы… Но он пишет простенькую повесть о студенте, в чье сердце впервые пришла любовь. Потому что любовь – выше всего.
Жизнь его можно было бы условно разделить на ряд периодов. И каждый из них заслуживал бы подробных исследований. Но сам он с наибольшей охотой любил говорить о томском периоде, может быть, еще и потому, что на этот период пришлась первая, сильная, несчастная любовь, навсегда укоренившаяся в сердце. (Из повести Павла Нилина «Интересная жизнь»).
Сергей Никифоров.