«Видавшие виды, намокшие в морской воде ботфорты, вязнут в искрящемся в палящих лучах солнца песке. Дублет под кирасой насквозь промок, раскалившийся стальной морион жжёт голову даже сквозь ткань подшлемника, казолета путается в ногах, плечо оттягивает тяжёлая аркебуза, с тлеющим фитилём. Липкий пот ест глаза, мешая рассмотреть вышедших из мангровых зарослей навстречу их отряду туземцев в набедренных повязках и коронах из перьев…».
Лёха, черпая полуботинками мокрую снежную кашу, смаргивая с по-девичьи пушистых ресниц крупные тяжёлые снежинки, летящие в лицо, пряча за пазухой роман «Путь конкистадора» Дона Колдсмита, спешил на вахту.
Лёша Кочнев завалил экзамены в мореходное училище, и работал матросом на небольшом аварийно-спасательном судне «Сапсан», куда его устроил отец, работавший водолазом в порту. В армию Лёшу должны были призвать следующей осенью, так что, ещё одна попытка поступить в «мореходку» у него была. Таскать «прогары», или год стаптывать сапоги на плацу, зависит только от него.
Как бы всё не повернулось, он знал, что непременно станет моряком. Он с детства бредил кораблями, дальними странами и островами, с колышущимися под влажными солёными ветрами кронами пальм. Другой жизни для себя Алексей не видел, томами «заглатывая» истории о дальних странствиях и великих мореплавателях.
Вот эта любовь к чтению и «сгубила» Лёху. Вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, он всё лето читал художественную литературу. И вот результат – вместо надраивания полов в училище, надраивание палубы на «Сапсане».
Лёша в два шага проскочил сходни, перекинутые на борт спасателя с причала, и спрыгнул на палубу.
- Василич уже «лизнул», и распорядился без нужды его не тревожить, - вместо приветствия доложил уже одетый в «цивильное» вахтенный Николай, - бди, - хлопнув Лёху по плечу, он перебрался на берег, и вприпрыжку побежал к портовой проходной.
В каюте, скинув куртку и сырые туфли, стянув мокрые носки, и переодевшись в спецовку, надев поверх длинный, почти до колен свитер из верблюжьей шерсти, подарок отца, тёплые носки и кирзачи, прихватив «Колдсмита», Алексей поднялся на камбуз. Налив в белую фарфоровую чашку, с аббревиатурой «ММФ» кипятку из «титана», он заварил чай, бросил в окрасившуюся в коричневатый цвет жидкость пять ложечек песку из сахарницы, накинул телогрейку, и вышел на спардек.
«Он неторопливо прохаживается по палубе галеона. Время на посту тянется бесконечно долго. Здесь жарко даже ночью. Над головой, в бархатной черноте неба, алмазными россыпями сверкают незнакомые созвездия. Глотнув из фляги свежей воды, которую сегодня днём привезли с берега, он берёт из корзины чёрный, напоминающий пушечное ядро плод, кинжалом срезает жёсткую кожицу, и вгрызается зубами в нежную мякоть с привкусом сливочного масла…».
Завтра, точнее сегодня, они с Маришкой договорились сходить в кафе-мороженое, погулять по городу, если конечно погода наладится…
«В расшитом золотом колете, поверх белоснежной рубахи, в широкополой шляпе с пером и длинном широком плаще, край которого повис на ножнах казолеты, он подаёт руку благородной даме, в лифе "гусиное брюхо"и чепце "а-ля-Стюарт". Старуха дуэнья, вся в чёрном, в мантилье, поджав ниточки сухих губ, стоя в стороне, зорко следит за соблюдением приличий…».
Леха поёжился от сырого пронизывающего ветра, гнавшего рыхлые снежинки в жёлтом неярком свете дежурных фонарей. До конца вахты ещё четыре часа.
«Вот зачем она нужна ночью, стояночная вахта у трапа? – думал он, - какие здесь злоумышленники? Вон на «иностранцах» «вочмен» пару раз за ночь выглянет из надстройки, проверит швартовы, и опять в тепло. А тут мёрзни, как цуцик до утра».
Свет фонарей поблек в сырой хмари утра…
«Вставшее солнце брызнуло на зелень океана искрами света, превратив воду в изумрудные копи. Палубу заполнили солдаты и матросы, слышатся грубые шутки и смех, когда кто-нибудь из команды забирается на планширь, чтобы оттуда помочиться в море. Из трубы над кухней, на носу галеона, потянуло ароматным дымком…».
По тонкому, девственно белому снегу, выпавшему ночью, превращая его колёсами в грязно серую жижу, загромыхали вилами погрузчики, потянулся на свои суда морской люд, ещё не растерявший по дороге тепло домашних постелей.
Мечты о встрече с Мариной растаяли с появлением на спардеке помятого сном и алкоголем Василича, старпома.
- Утро доброе… хотя какое нахрен доброе, - щурясь, посмотрел он на несущиеся по серому небу клочкастые тёмные тучи, - Наши все на борту?
- Капитана и второго механика нет, а так, вроде все, - припомнил пришедших Лёша.
- Вроде, - беззлобно передразнил Василич, - не «Куин Мери», можно и запомнить, - радуйся, Лёха, в море выходим. Рыбаки, олухи, свои же сети на винт намотали, пойдём выручать.
Лёша и правда обрадовался. Со дня его работы на спасателе, «Сапсан» ни разу не отвязывался от стенки. Вот только Маришка… Ну, что ж, такая доля у морячки.
Корпус «Сапсана» вздрогнул, просыпаясь от спячки, дёрнулся, проверяя крепость швартовых, винт вспенил свинцовую воду за кормой.
На борт поднялись капитан с механиком. Лёша с Николаем, у которого должен был быть отсыпной, недовольно сетующим на «чёртову работу» (старпом по «мобиле» сдёрнул его из дома), затащили сходни на палубу. Подошедшие швартовщики отдали с кнехтов концы, которые матросы шустро затягивали в клюзы.
Лёша зачарованно смотрел, как ширится полоска воды между причальной стенкой, и бортом судна.
Отход от причала не оставляет равнодушным и бывалого моряка, не то, что салагу…
«Вот оно! Впереди долгий путь через океан. На палубе суета, крики команд, босые матросы обезьянами карабкаются по вантам на мачты, хлопают на ветру развёрнутые паруса. Он стоит на шканцах высокой, украшенной резьбой кормы. На берегу толпа провожающих, чуть в стороне небольшая группа благородных донов с семьями. Он взглядом находит среди них хрупкую фигурку, ему кажется, что она видит его, прощально машет ей рукой. Вернёт ли судьба его к этим берегам снова?...».
Через двенадцать часов подошли к дрейфующему, неопрятно выглядящему сейнеру, рубка и корпус в подтёках ржавчины, с борта свисают обрывки сети.
С «Сапсана», привязавшегося к рыбаку, спустили водолаза. Наблюдавшего за его погружением Алексея, пробил озноб: «Вода за бортом около нуля… Брр»…
«Галеон бросил якорь вблизи берега. Капитан недоволен потерей скорости. Полуголые матросы прыгают за борт, исчезая под салатовой гладью воды. Выныривая, и отплёвываясь, они кричат, что дно обросло ракушками и бородой из водорослей. Капитан решает, что требуется кренование, и приказывает ему найти удобное место для выполнения работы по очистки днища. С галеона спускают шлюпку…».
Начальник радиостанции доложил капитану о надвигающемся шторме.
Повезло. «Сапсан» отошёл на шесть кабельтовых от выбирающего порезанные сети сейнера, как усилившийся ветер поднял волну.
Они уже легли на обратный курс, когда получили сигнал «SOS». В двадцати милях восточнее терпела бедствие океанская моторная яхта. На «мэйдэй» отозвалось ещё несколько судов, но все они были значительно дальше от места катастрофы.
Капитан приказал дать полный ход.
Лёша, посматривая на картушку гирокомпаса, стоял на руле, держа курс 45;. В лобовой иллюминатор было видно, как им навстречу несутся седые, в пенных гребнях валы. «Сапсан» зарывался в один из них, разбивая его в фонтан брызг, и принимая на палубу тонны воды, сбрасывал её с себя, готовясь к следующему удару…
« Капитан распорядился убрать паруса, оставив только грот и латинский парус на бизани, опасаясь потерять мачты. Два матроса, под капитанским мостиком, вцепившись в сап, с трудом удерживали корабль на курсе. Ветер, срывая шапки с гребней огромных волн, солёными брызгами бросал их в лица капитана и офицеров, стоящих на открытом мостике, с точёными балясинами ограждения…».
Лёше было весело. Нет, он конечно же переживал за людей терпящих бедствие, и он не сомневался, что они всех спасут. Тут другое. Наконец-то настоящее дело! Будет о чём рассказать Маринке и ребятам.
Из-за встречного шторма они дошли до места крушения только через два часа.
- Яхта! Мать её… - не сдержался капитан.
Впереди, в паре кабельтовых, волны швыряли притопленное, потерявшее ход судно, размером не уступавшее их спасателю. В воде, то появляясь, то пропадая, мелькали оранжевые спасательные плотики, на палубе яхты с десяток человек, заметив «Сапсан», размахивали руками.
- Самый малый. Шлюпки на воду! А это что ещё такое? – капитан показал старпому куда-то левее яхты.
Лёша проследил за направлением, и увидел почти вертикально торчавший над поверхностью нос рыбацкой шхуны. Возле неё барахтались в воде несколько фигурок, в ярких спасательных жилетах.
- Ну, «амеры» козлы! Даже не упомянули, что японца потопили, - Василич неодобрительно крутнул головой.
- Почему американцы? – капитан перевёл бинокль на яхту.
- Да вон «матраска» болтается! – старпом ткнул пальцем в стекло.
- А-а… Вижу. Александр Васильевич давайте на первую шлюпку, второго на вторую…
- Виктор Андреич! – подал голос Лёха.
- Чего тебе, Лёш?
- А я?
- А ты на руле.
- Виктор Андреич, какой же из меня спасатель получится, если я…
- Ладно, беги ко второму, пришли сюда Лыкова, хватит ему по шлюпкам скакать, не мальчик уже… - капитан встал к штурвалу, кивком показав Лёше на дверь.
Лёха кубарем скатился по трапу, на ходу прихватив жилет и каску, выбежал на шлюпочную палубу. Успел забраться в шлюпку, отправив Максимыча, матроса лет пятидесяти на мост. Боцман «вывалил» шлюпку за борт.
С воды волны казались ещё выше, опаснее. Но Лёхе не было страшно, наоборот, ему снова стало весело. Вот он, с опытными взрослыми моряками, делает самое важное дело – спасает людей.
Старпом пошёл к яхте, а второй помощник взял курс на шхуну.
Когда японцев вытащили из воды, они, перебивая друг друга, что-то быстро залопотали, указывая на своё судно.
- Наверное, кто-то на борту остался, - догадался второй.
Они подошли вплотную к шхуне. Двое матросов перелезли на борт.
- Точно! В рубке один застрял. Нам туда не пролезть, окошки узенькие, а двери под водой, - перекрикивая грохочущий шторм, доложил один из них обстановку.
- Сергей Владимирович! Разрешите мне! Я мелкий, пролезу как-нибудь, - Леша чуть не подпрыгивал на месте.
- Давай! Только быстро. В любой момент это корыто может на дно пойти.
Лёшу приняли матросы, разбили один из лобовых иллюминаторов, и придерживая его за руки, опустили внутрь рубки.
Лёха по колено провалился в ледяную воду, в помещении рубки всё было вверх дном. На поверхности плавали разлетевшиеся полотна карт, какие-то ящички, пластиковые бутылки и прочий хлам. В левом углу из воды торчали голова и плечи раскосого мальчишки, лет двенадцати. Лёха, рискуя переломать ноги, поспешил к нему. Ноги парня прижало расклинившийся, сорвавшейся с креплений столешницей. Лёша попытался вытащить мальчишку.
Под ногами что-то утробно булькнуло.
- Лёха! Давай быстрей! Сейчас утонем на…! – крикнули сверху.
Алексей поднатужился, что было сил, потянул. Мальчишка помогал, как мог.
«Молодец! Настоящий моряк!», - подумал Лёха, чувствуя, как подаётся столешница. Он помог парнишке выбраться, приподнял его к двум тянущимся к ним парам рук.
Внизу снова что-то громко всхлипнуло, вода моментально залила рубку. Последнее, что он успел услышать, это рвущиеся в крике голоса, зовущие его по имени.
Со шлюпки видели, как дёрнулся нос шхуны, как матросы вытащили из поёма иллюминатора мальчика, как бросились с ним в воду, когда торчащие над водой нос и часть рубки в несколько секунд скрылись под волнами…