ГЛАВА 16.
ДОМОЙ…
– Алекс, всё решилось. … Ответ – «да». … Желательно, первым же рейсом. Там не задержусь, передай Иву. Как только поговорим с родителями – вылечу на базу. … Да, окольцованным и счастливым. … Приходи, как выяснишь. Мы рады тебе всегда и везде, знай. До встречи, сваха!
Посмеиваясь, Эстебан поставил трубку на базу, покосился на дверь ванной, прислушался: вода не шумит, значит, Вероника вот-вот покажется.
Подошёл к кровати, быстро застелил, расправил огромное покрывало тёмно-зелёного цвета, положил на место валики, осмотрел номер, прибрал кое-где, протёр влажным ароматным полотенцем большой стол и журнальный столик у кресел, убрал стакан. Едва замер в ожидании, в дверь деликатно постучали.
Открыв, впустил официанта с тележкой.
В это же мгновенье из ванной вышла Ника в мужской рубашке – вещи ещё не принёс Алекс. Мило улыбнувшись служащему, смотрящему только в пол, быстро надела свои брючки, на которых были едва заметны замытые пятна.
– Чем сегодня удивит кудесник-кулинар? – заставила очнуться.
Принялся тихо рассказывать о смесях и коктейлях.
– Чудесно пахнут! Пока в холодильник поставьте, пожалуйста, – дождавшись, посмотрела на тарелку, прикрытую серебряной крышкой. – Это тот самый обещанный десерт?
– Да. Хосе-Мануэль сказал, что это рецепт их старинной семьи, что ему больше трёх сотен лет.
Поставил блюдо перед замершей и изумлённой клиенткой.
– Постойте! – положила пальчики на кисть парня – хотел открыть крышку. – Невероятно! Три века? Тогда они жили, очевидно, в Испании, – подняла глаза на Банни. – Попытаемся угадать? – метнула взгляд на смутившегося официанта, стоящего в полупоклоне. – Не подсказывайте! Присядьте пока, – отпустила руку, показала на стул рядом.
Не посмел, деликатно отступил к стене и замер, опустив взгляд в пол.
– Испания, три сотни лет назад, животноводство, виноделие, развитое сельское хозяйство, эпоха Бурбонов, Филипп V, французское влияние, противостояние против Великобритании, – посмотрела на поражённого жениха. – Так?..
Ошарашенно кивнул.
– Значит, на кухню и блюда это повлияло. Тогда же появляется на столах рис и привезённые из Америки картофель и кукуруза. А здесь, – наклонилась над столом, потянула носиком аромат, – десерт. Что-то, что ели после сытных обедов. Если учесть, что семья повара была небогата, проживала в глухом районе… – обвела мужчин смешливым, но мудрым омутом, – то разгадка проста, как их жизнь: горы, козы, съедобные коренья и растения, дары природы. Я знаю, что там! – выпрямилась, победно посмотрела на официанта. – Козий сыр с ягодами!
Не говоря ни слова, краснея молодым красивым лицом, он торжественно открыл серебряную крышку и отступил к тележке, положив посуду на верхнюю полку. Замер и снова опустил глаза в пол – выучка.
На красивой, отливающей перламутром тарелке покоилось, фактически, угаданное блюдо: домашний сыр с ревенем в карамели. Ревень был порезан на небольшие брусочки, сварен в сиропе, в который потом был добавлен ликёр или вино и выпарен до состояния жидкой нежно-коричневой карамели. Аромат от бесхитростного, но изысканного блюда шёл восхитительный!
– Ура! Угадала!
Взяв ложечку, зацепила кусочек практически творога с ревенем, попробовала, закрыла глаза от наслаждения.
– Ммм, чудо. Пожалуй, сюда не помешали бы… – не договорив, ошеломлённо стихла, когда служащий поставил на стол вазочку со взбитыми сливками. – Он провидец? Не грешит сим даром ваш Хосе-Мануэль? – трепетно рассмеявшись, пригласила к столу и Банни. – Не стесняйся – коктейлей много. Там есть и свежайшая выпечка, – открыла вторую крышку, убедилась в верности догадки. – Передайте кулинару-кудеснику наше восхищение и преклонение перед его талантом удивлять и поражать! Благодарим от всего сердца!
Отпустив вконец смущённого парня, принялась вкушать, покачивая головой.
– Я во сне…
Банни пришлось туго: радостная и возбужденная Ника захотела любви, которая ей была строго противопоказана! Речь шла о сохранении малыша, куда уж там мечтать об интиме? Парень и так с трудом сдерживался, обладая неуёмным и почти неуправляемым темпераментом своего отца, сходил с ума от любви…
Спустя час, лёжа в кровати рядом со спящей Вероникой, удивлялся, как смог не сорваться, не накинуться бездумно на волшебницу, от которой исходила такая сумасшедшая чувственность, что темнело в глазах и мутился разум? Содрогаясь мощным атлетическим телом, продолжал видеть перед глазами тонкое гибкое тело чаровницы, крепкую внушительную грудь, осиную талию и колдовскую тень внизу животика. Безмолвно рыча, стискивал кулаки до хруста, кусал губы, старался не дышать надсадно, страшась разбудить любимую.
…Всё, что позволил себе, лишь поверхностные ласки, умелые пальцы и губы, только жар тела и едва сдерживаемая мощь «мальчика», затянутого в тугие джинсы. Не разрешил обезумевшей Нике снять их, приложил все усилия и деликатность, взывая к трезвомыслию, умоляя опомниться и не вредить малышу.
– …Любимая, не сердись. Лишь несколько месяцев… Он такой маленький и слабый… Наберись терпения, дождись вердикта врача, – хрипел надрывно, сходя с ума от умелых губ и рук, удерживая их, не давая дойти до исступления возлюбленной. – Сдержись, не заводись, это тоже ему вредно, ты же понимаешь.
Хрипло рычала, грозила расцарапать его лицо и грудь длинным маникюром, опасно оскаливала острые зубки.
– Покусай меня… – хрипло смеялся, отвечая нежными укусами, наслаждаясь вкусом её губ и кожи, – порви на куски, съешь живьём, только не навреди сыну…
Боролся, прижимая с осторожностью, лаская спину и ягодицы настолько умело, что страстно кричала, выгибаясь и прижимаясь к гульфику. Когда понимал, что проиграет, падал на кровать и вжимал огненное, сияющее в полутьме тело в простыню, успокаивая любящими поцелуями и словами. Как справился? Банально взял на измор.
Через час чувственной пытки Ника уснула, продолжая даже во сне прижиматься, содрогаясь в волнах экстаза, томно стеная и роняя слёзы счастья. Её слабость и болезненность пришли на помощь.
«Если б ни это, сутки бы померкли, и не одни! – беззвучно рассмеялся, целуя взмокшие волосы Ники, теряя самообладание от запаха кожи и её нежности. – На сколько б тогда потерялись? На три, на пять дней? Алексу пришлось бы силой вырывать из нас постели! Да, досталось тебе тестостерона… На команду атлетов хватит! Мустанг ты, а не мужчина. Бизон… Зверь…»
Устало вздохнув, провалился в сон, не разжимая объятий, не выпуская ни на миг невесту. Долгожданную и желанную. Очень. Так сильно…
Звонок вырвал их из плена сладкого чувственного сна, заставив разорвать объятия.
Вздохнув, взял трубку, целуя руки Нике.
Встала на колени и обняла сзади, гладя руками грудь и накачанные мышцы торса, перебирая тоненькими пальчиками волоски, играя крупными сосками.
– Да. Банни. Слушаю. … Угу, понял. … Удачно всё выходит. … Да, проснулась. Трубку рвёт из рук.
Покосился на озорницу, ласкающую его ухо и шею, хулиганящую руками, похотливо гладящую красноречивый бугор в джинсах.
– Проиграл! Передаю…
Рассмеявшись свирепому, возмущённому, побагровевшему личику, вскочил, сунул в её руки трубку, послав воздушный поцелуй, пошёл под душ, прихватив в ванную смену белья и одежды.
«Время вышло. Сноу смог достать билеты на ночной рейс до Торонто. Циклон неожиданно развернулся и ринулся на юго-восток, освобождая Чикаго от немилосердных лап снежного заряда. Домой!»
Вышел через десять минут и увидел, что Ника копается в сумке, видимо, присланной опекуном тут же, едва узнал о вылете.
– Собирайся, Банни. Переезжаем в мой номер. Там ждёт Алекс. Он что-то хочет сказать. Голос уставший и грустный. Чувствую, ничего хорошего не приготовил.
Пошла в душ, вышла через минут восемь, освежившись и переодевшись.
– Всё.
…Смотря в заиндевевший иллюминатор на чёрное, непроницаемое небо с мертвыми, опасно мерцающими звёздами, Вероника не могла сомкнуть глаз, хоть рейс и был глубоко ночной, почти предутренний. Салон самолёта погрузился в полутьму, тишина настроила на отдых и приятный сон, а у девушки не было ни его, ни покоя в душе. Повернувшись на бок лицом к Банни, мирно спящему, ласково погладила родное лицо ладошкой, большим пальцем провела по большим чувственным жадным губам, сводящих с ума сразу, едва прикасаются с поцелуем, улыбнулась, заметив, как дрогнули, выпустив томный стон сквозь сон. Опустила руку, прижалась головой к его плечу и окунулась в воспоминания последнего дня их проживания в Чикаго.
…Вернувшись в свой номер, тут же попала в руки врачей, подверглась тщательному осмотру; были взяты все анализы и мазки, подключена аппаратура для контроля сердца, лёгких и прочего. Почти час медики разделяли и властвовали над онемевшей и притихшей пациенткой.
Едва сообразила, что это не штатный врач отеля, а явно приглашённый Алексом со стороны учёный тандем.
Как потом оказалось, это были лучшие специалисты города и штата в области терапии и акушерства. Посовещавшись, проверив все показатели и данные, вынесли единодушный вердикт: перелёт возможен при условии, что в порту назначения пациентку встретит медицинская бригада и доставит сразу в клинику, положив на сохранение. Лишь взяв с неё подписку, выдали соответствующий документ для полёта.
Ника подписала, зная, что нарушит обязательство – созрел план, в который срочная госпитализация не вписывалась. Нужны были три-пять свободных дней, чтобы Эсти мог попросить её руки у родителей. Три дня семейного счастья.
Банни сразу отпустили к команде: попрощаться, пообщаться и сообщить о непредвиденной задержке, объясниться с тренером.
Сноу, проводив медиков до лифтов, вернулся, остановился возле кресла, в котором сидела, задумавшись.
– Дай-ка, я на тебя посмотрю. Два дня с тобой виделись лишь урывками. Соскучился! – попытался пошутить, только глаза оставались грустными и какими-то просевшими. – Любовь тебе к лицу, милая! Честно – вижу другого человека! – сел рядом, присмотрелся, тайком вздохнул, держа лицо весёлым, приветливым, обычным. – Как перенесла нашествие спецов? Выжила? Они поклялись быть деликатными и обходительными. Сдержали слово?
– Всё в порядке. Я тоже, – вскинула всезнающие глаза, посерьёзнела. – Что случилось? – покачала головой, не сводя сканирующего взора. – Не пытайся увильнуть, Алекс. Пока Эсти нет, вываливай. За меня не переживай: справлюсь с любой новостью.
– О чём ты, Ника? – удивился почти натурально. Почти.
– Это касается Брюса? Не вынуждай сердиться и тянуть клещами правду. Говори.
Не сдался, продолжая вскидывать брови.
– Следовательно, не о нём известия. Что-то с Дэном? Да? И новость не из приятных, я так понимаю, – покачала головой, не отпуская взглядом, затягивая в синеву, как в омут, в пропасть без дна. – Он жив?
– Что так заставляет думать? Почему не волнуешься о семье? Дома не была полтора месяца!
– Если б стряслось что-то опасное или серьёзное, здесь уже был бы или мой отец, или Тони, папа Банни. Их нет. Вывод прост: беда с тем, кого знаю с недавних пор – Брюс или Дэн.
Успела заметить, как дёрнулись его руки на коленях на последнем.
– Всё-таки Дэн. Когда и что случилось? Не скрывай, всё равно узнаю, – пожала плечами, окунула в ледяное море, заставив напрячься и занервничать. – Ты узнал сам только что. Понятно. Потому голос по телефону был такой… потерянный. Если б речь шла о банальной аварии с несмертельным исходом, не нервничал бы сильно, понимая, что парень выкарабкается, рано или поздно. А ты не смог совладать с голосом и час спустя после сообщения. Вывод: произошло что-то страшное настолько, что даже тебя, профессионала, потрясло до глубины души.
Стиснул зубы, скрипнул ими, заиграл желваками, бисеринки пота показались над верхней губой, в глазах поселилась пустота и темнота.
Тяжело вздохнула, на миг закрыла глаза, простонав: «Проклята… Проклята я…» Взяв себя в руки, решила разрубить этот узел сразу, сейчас, здесь.
– Когда и как? Ответь, прошу.
Сноу долго молчал, слепыми глазами смотря в синий мрак её глаз, и не просто не мог рассказать, а растерял все слова от потрясения! Ника его просто пугала: и прозорливостью, и неженской логикой, и железной волей к жизни, и настоящим даром провидицы. У взрослого военного порой не находилось контраргументов в споре с нею! Вот и сейчас, сидел под её взглядом и чувствовал себя несмышлёнышем, едва закончившим колледж. Будто вновь оказался перед строгой комиссией военных, читающих его анкету подозрительно, придирчиво и пристально рассматривающих кандидата в спецшколу особого ведомства и не доверяющих юнцу этому ни на гран! Мало того, что не доверяли, так ещё и сомневались в способностях хоть к чему-нибудь стоящему!
С трудом разорвав визуальный немилосердный плен неженских глаз, постарался повернуть ситуацию в безопасное русло, что-нибудь придумать, выдать грамотную «дезу»… Не вышло.
Схватила за руку, впилась взглядом, прошипела:
– Чётко. Коротко. Ёмко.
Нервно дёрнувшись, сдался.
– В тот же день организовали группу в район гейзеров и горячих источников. Вертолётом восемь человек с двумя проводниками высадили на плато невдалеке от водопада. Что произошло потом, мало кто понимает. Дэн с тремя одногруппниками пошли к водопаду. Почему с ними не оказалось рейнджера, теперь идёт разбирательство.
В её глаза не смотрел, опустив голову низко, будто виноват и уже приговорён судом.
– Почему не ушли сразу, заметив гризли? Надо было убираться тут же, так нет: устроили селфи, долго фотографировали матёрого зверя невероятных размеров. Конечно – такая редкая удача! Глупцы, – протяжно вздохнул, покачав головой. – Дальнейшее знают лишь по сбивчивым рассказам очевидцев. Зверь пропал из их поля зрения, люди успокоились и пошли к гейзерам, растянулись на сложной скалистой дорожке. Опомнились лишь тогда, когда услышали дикий крик и рёв медведя. Кинулись туда, увидели, что зверь схватил Дэна. Стали кричать, кидать в них камнями, отвлекать внимание гризли. Им это удавалось ненадолго: он бросал свою жертву и пускался в погоню за остальными, даже поранил пару мужчин, но быстро терял к ним интерес и вновь накидывался на парня. Как потом рассказали люди, гризли словно ждал там, на тропе, именно его, и не собирался отпускать живым. Дэну повезло лишь в одном: медведь почти мгновенно сломал ему шею. Не мучился и, возможно, ничего не успел почувствовать. Когда на место прибыли рейнджеры и полиция, от жертвы мало что осталось. Жестокость поразила даже видавших виды охотников. Видимо, зверь был болен бешенством. Объявили зону закрытой и начали охоту. Таких животных уничтожают сразу. Людоедство неизлечимо и неисправимо. Всё.
– Я знаю, почему медведь напал лишь на него, – неживым голосом просипела.
Стиснув зубы до боли, не позволяла отчаянию завладеть душой. Дождалась, когда смысл слов дойдёт до Алекса, убитого потерей коллеги и друга.
Сообразив, он поднял потрясённые глаза, побледнев и онемев.
– Дэн поклялся, что не наложит на себя руки. Дал слово. Там, на веранде, я почувствовала, что он не хочет жить. Вот и пошёл он в этот поход, словно искал смерти, звал её. Нашёл – зверь его «услышал» и помог. Они ведь тоже бывают медиумами.
– Ника… ты в порядке? – прошептал.
– Когда предвидишь, знаешь наперёд, что ждёт – не так больно и страшно. Переживу. Всё было вполне предсказуемо, разве нет? Он умер ещё раньше, понимаешь? Когда понял, что полюбил… Не справился с потерей… Так долго искал свою женщину… Нарвался на меня, ведьму…
Толчками выплёвывала огненные слова из опалённого болью горла, стараясь не плакать. Это было больше неполезно. Никому.
– Такая плата за счастье. Почему так быстро и столь дорого спросили – вопрос выше. Я бессильна была…
– Мне нет прощения, милая… – прохрипев, обнял, стиснув дрожащее тельце в мягких руках. – Я нарушил профессиональную этику. Подлежу списанию. Пиши претензию. Тут же напишу рапорт!
– Ни к чему. Успокойся. Ты и не рассказывал. Я всё увидела своим «даром» раньше, поверь.
Сняла с него невыносимый груз, сжав душу в кулак так, что внутри закричала она нечеловеческим голосом: то ли дикого зверя лютого, то ли доисторического динозавра, то ли птицы сказочной невиданной и неслыханной.
– Нет к тебе ни претензий, ни недовольства, ни обиды. Ты здесь совершенно ни при чём. Всё было предопределено ещё до нашей встречи. Это сразу чувствовалось. Едва оказалась в его руках там, в городке том ковбойском, он сразу и погиб, понимаешь? Все остальные события – его дорога на эшафот. Дэн предчувствовал сам. Потому жил на износ и разрыв. Умница… был.
Больше не говорили. Сидели, обнявшись, поддерживая друг друга теплом сердец и душ.
Так их и застал Банни, вернувшись после встречи с командой.
Парни засыпали вопросами, затискали в лапищах, смеясь, жаловались на озверевшего тренера…
Хохотал, изворотливо уходил от расспросов, отвечая коротко: «Семейные проблемы».
Ив не удивился просьбе о продлении увольнительной, лишь припёр конкретным вопросом.
Пришлось сказать правду.
Не обрадовался, замысловато, кучеряво и крепко выразившись, посопел и… вытолкал из кабинета взашей с презрительным «спёкся, слабак».
– Плохие вести, друзья? Вы свои лица в зеркале видели? Что сказали врачи?
Вопросами встряхнул друзей по несчастью и заставил их вернуться в реальную жизнь, закрыв на замок дверь в прошлую.
Рейс ожидался ночной, было время и привести себя в порядок, и пообедать компанией в ресторане, опять вызвав ажиотаж и шумиху вокруг Вероники.
Девушка блистала в самом роскошном вечернем наряде, явно сшитом для красной дорожки «Оскара», как, смеясь, заметил Алекс.
Прикусив коварно губу, устроила настоящее представление под аркой на подиуме ресторана, поворачиваясь в картинных позах, поражая разряженных в пух и прах толстосумов и их женщин. Взятые напрокат раритетные драгоценности и умелый макияж, выполненный французским волшебником-стилистом, превратили канадку в кинозвезду «Фабрики грёз», заставляя вести себя соответственно статусу.
– Ты это видишь?! – расхохотался Алекс.
Едва вышли из нанятого белоснежного лимузина у престижного ресторана в пятизвёздочном отеле «JW Marriott Chicago», поняли, что всех приезжающих встречают… репортёры!
– Теперь держитесь, молодые…
Войдя в роскошный вестибюль, они оказались в центре внимания собирающейся элиты штата и города.
Вокруг нарезали круги журналисты, но Сноу всем показывал знак, запрещающий съёмку. Это помогало мало: не снимали вблизи и анфас, зато в остальном не считали себя обязанными с кем-то считаться. В обеденный зал ресторана их, слава богу, не допускали, но папарацци и в вестибюле оторвались на славу.
Когда парочка их всё же была пропущена в зал, там уж дорвалась до них Ника, устроив фотосессию.
Платье девушки было настолько дорогим и великолепным, что раззадоренные женщины не выдерживали и подходили ближе, чтобы рассмотреть шедевр: в пол, цвета светлого сапфира, с чёрным атласным лифом-топом, поверх которого был ещё один с маленькими рукавчиками до локтей – из кружев ручной работы того же сапфирового цвета; вырез «низкая лодочка» делал вещь вдвойне чудеснее. Причёска на красивой голове была безупречна, как и эксклюзивные украшения из платины и крупного жемчуга: длинные висячие серьги и браслет.
– Ты вдоволь «засветилась», милая? Под кого тебя сегодня загримировали? – хохотал опекун, наблюдая за взбудораженной до тихой истерики публикой. – Бедная актриса, так на тебя сегодня похожая! Да она же не сможет доказать никому, даже суду, что не была в Чикаго этим вечером! Сотня свидетелей… Папарацци… Обслуга…
Отсмеявшись, принялись за ужин.
Он был восхитительным: повара славились мясными блюдами.
Узнав, что шеф-повар – этнический араб, Ника заказала настоящий плов, к вящему удовольствию человека с Ближнего Востока.
Он сам торжественно вынес огромное блюдо и с поклоном поставил на боковой столик возле именитой клиентки.
Люди сворачивали головы в их сторону и поражались красоте блюда, аромату, и тому, как мастерски всё приготовлено и оформлено.
Покинули ресторан незадолго до закрытия, провожаемые любопытной жадной толпой народа, осатаневшей от догадок без подсказок прессы и счастливыми служащими отеля.
Долго отдыхали в номере Вероники.
Мужчины пили кофе и коньяк, тихо разговаривали, поглядывая на притихшую девушку.
Она сидела в забавной пижаме на кресле и доедала десерт от здешнего кулинара: что-то желеподобное с сумасшедшим ягодным вкусом.
– Чем он тебя удивил сегодня, родная? – Алекс покосился на урчащую девочку, любя, тепло улыбнулся. – Так пахнет… Что там?
– Клюква сверху, внизу красная смородина, в средний слой был с брусникой. Кислятинка такая!.. – блаженно закатила глазки и муркнула по-кошачьи, вызвав смех.
Вскоре молодые проводили Алекса до дверей номера и свалились спать.
Ему было не до сна: долго выяснял с вылетом, советовался, перепроверял, сам не понимая, зачем. Прилёг в одежде на час, потом позвонил диспетчер и подтвердил вероятность вылета в ближайшие два часа. Время пришло.
Через час стояли у стойки регистрации и ожидали начала работы служащих.
Народа вокруг было мало, видимо, рейс был одним из первых после снежного плена.
– Может, полечу с вами? Я обязан доставить Веронику к порогу дома… – Сноу нервничал, не находя себе места.
– Спасибо, мы справимся. Не одна лечу, есть сопровождающий, – прижалась к плечу Банни, спокойно ожидающего проверки документов. – Можешь ехать домой. Узнавал, когда рейс?..
Не договорила, присмотрелась, затихла, погрустнела, вздохнула. Подумав, решилась.
– Мы отойдём в сторонку, пошепчемся? – заглянула в глаза жениху, поцеловала в щёку, дождалась согласного кивка.
Подала Сноу руку.
– Идём. Есть разговор.
Деликатно взяв её под руку, подумал и, оглянувшись на мёртвую стойку регистрации, повёл к дальним колоннам, в тень приглушённого полумрака светильников. Понимал, что поступает непрофессионально, допускает промах за промахом, нарушает инструкцию за инструкцией, но продолжал следовать не им, а зову сердца. Понял, что увидела девочка-сканер, о чём будет говорить, попытался внутренне подготовиться, извлечь из богатой памяти подходящую заготовку, только не пригодилось. Он забыл, что в случае с Никой ни один план не может быть реализован, если не ею разработан. Так случилось и теперь.
Едва зашли за группу мраморных колонн, остановилась, подняла побледневшее личико с какими-то странными глазами, словно в них не было дна – чёрные провалы. Смотрела долго, приподнимая лицо навстречу, заглядывая снизу в силу маленького роста, и чем дольше смотрела, тем грустнее становилась: показались слёзы, носик слегка покраснел, губы стали ещё больше, налились алым. Последние капли румянца сошли, оставив лишь бледную синевато-мертвенную окраску личика. Что-то в нём было пугающее, неживое, леденящее, то, что вызвало в стареющем мужчине откровенный и неприкрытый мистический ужас.
Не совладав с эмоциями, он порывисто притянул её в объятия, сдавил сильно, постарался то ли отогреть, то ли оживить, то ли растопить лёд, проглядывающий сквозь негасимый огонь чувственности волшебницы.
Не шевелилась, стояла стылым изваянием, даже не дышала.
Потеряв голову, застонал и приник с поцелуем: бездумном, сильном, каком-то безоглядном, сжигающим мосты нравственности, данных ранее обязательств и клятв. Страсть затягивала всё глубже, вырвавшись из давно сдерживаемых оков, обняла алым шёлком, согрев и порадовав.
Почему очнулся? Почему без сопротивления отпустил? Отчего отступил на шаг, безропотно опустив руки вдоль тела?
Не нашлось ответов и много позже, даже годы спустя. Просто оторвался и замер, смотря в мерцающий странным глубинным светом тёмный сапфир, что вспыхивал в полумраке колонн сине-голубыми звёздами космоса и вечности.
– Ты же поклялся, – голосок был тих и ровен. – Помнишь слова, что произнёс тогда в машине? – пристально посмотрела в душу, ощутимо царапнув его сердце коготками совести. – Озвучь.
– Зачем? – просипел, не узнавая голоса, похолодев до «мурашек» озноба. – Какой теперь в этом смысл?
– Так чем же ты лучше его? Или тех, других? – протянула руку, положила на мужское плечо, слегка сжала.
Поднял низко опущенную седую голову, посмотрел в синеву измученным взглядом, заскрипел зубами.
– Ничем, – добила.
Вдруг по радиотрансляции громко объявили о начале регистрации на рейс.
Дёрнулся телом, как от удара тока, глухо застонал: «Нет! Не сейчас! Ещё несколько минут!»
Отпустила плечо, посмотрела на побледневшее, красивое, трагическое лицо, отвернулась, намереваясь уйти. Замерла, немного обернулась, посмотрев через плечо.
– Ничего не хочешь попросить у меня?
Не дождавшись ответа, пошла к стойке.
– Ника!..
То, как страстно выкрикнул её имя, сказало о многом.
Остановилась, постояла, вернулась за колонны, замерла, ожидая решения.
– Ты кое-что унесла с собой, – не мог поднять взора, – что-то, не принадлежащее тебе.
Слушая, пристально продолжала смотреть до тех пор, пока не нашёл силы посмотреть в глаза.
– Прошу, верни… Умоляю…
Порывисто и нервно вздохнув, сделала вид, что отстегнула от пояса что-то, протянула это.
– Я не храню того, что не мою взято, – образно положив на протянутую мужскую ладонь нечто, прибавила: – Держи крепко и больше не теряй. Могут не вернуть. Выживешь ли?
Не дожидаясь ответа, быстро вернулась к стойке, где уже нервничал Банни.
Алекс подошёл минутами позже. Был необычайно тих и бледен, еле поддерживая разговор.
Прошедших процедуру пассажиров, подгоняя, загнали в терминал перехода.
Молодые едва успели попрощаться с опекуном, обняв и шепнув на прощанье: «Не пропадай!»
Когда Ника, держась за мощного жениха, стояла в маленьком коридорчике-трубе, то нащупала в кармане курточки картонку. Улучив момент, вынула и посмотрела: номер телефона. Ахнула: «Алекс!» Видимо, когда обнимал, положил украдкой. Спрятала во внутренний карманчик, покосившись на Эсти – не заметил, осматривая пассажиров поверх голов, благо, рост позволял.
Торопясь, нашли свои места в переполненном аэробусе, с облегчением рухнули в кресла, с тревогой ожидая третьего пассажира на пустующее место. Не хотелось оказаться, хотя бы на час, рядом с неприятным человеком. Не дождались – Сноу выкупил номер.
Через несколько минут «Боинг» вырулил на взлётную полосу и начал маневрирование, пробираясь к разгонной дорожке. Выехав, тут же засвистел, содрогаясь мощным корпусом, прижался к земле перед решающим прыжком и взлетел, величаво разворачиваясь над огромным полем комплекса аэропорта «O’Hare», описывая плавный овал, словно прощаясь с городом Чикаго и штатом Иллинойс.
Через несколько минут под крылом заблестело озеро Мичиган, тёмным пятном проскользнул одноимённый штат. Потом пассажиры следили за маршрутом лишь по картам и объявлениям стюардесс: озеро Гурон, земли Канады, Торонто, аэропорт «Пирсон».
Едва взлетели, буквально через полчаса в небе заалели облака и восход начал движение навстречу, на запад, откуда только что вылетели.
Приземлялись в довольно ясном свете, а пока покинули лайнер, получили багаж и вышли на площадь, настало утро с чистым небом и солнцем.
– Ника…
Встревоженный голос Банни заставил её очнуться, посмотреть туда, куда метнул взглядом: машина медицинской службы.
– Мне поговорить?..
– Сама.
Решительно двинулась навстречу медику, что держал в руках бумаги, посматривая на них: явно узнал больную по фото. Не дав заговорить, опередила:
– Где подписать? Я отказываюсь от немедленной госпитализации. Буду наблюдаться в клинике отца.
Просто огорошила молодого врача напором и непреклонностью.
В замешательстве полистал папку, показал бумагу.
Почитала, подписала, что-то приписав внизу листа.
– Спасибо. Извините, что так вышло. Прощайте!
Окунув врача в признательную синь-лазурь глаз, виновато пожала плечиками и побежала к жениху, стоящему у заказанной машины с водителем.
Сели, облегчённо единодушно выдохнули:
– Домой.
Июль 2015 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2015/07/13/1828