– Послушай, сын, – пробасил властелин Стаган, сверкнув своим единственным глазом, прожигающим в любом неосторожном собеседнике дыру замаскированного презрения. Он относительно нежно похлопал Никеля по спине и указал на обитое железом прямоугольное здание, отдаленно напоминающее гигантский сухогрузный контейнер. – Посмотри туда. Что ты видишь?
Никель прищурился, зная, что отец ведет его к возвышению собственной проницательности, живого ума, путем красноречия и двусмысленных вопросов. Властелин Стаган часто пытался занимать лидирующую позицию даже в самом незначительном разговоре, и его жутко раздражало, когда это в корне пресекали. Доминировать и властвовать – две основных составляющих, которые характеризуют властелина Механических Земель лучше любой добродетели, которых, впрочем, имелось у него в скромном количестве. Однако нельзя не заметить, что властелин Стаган умел сочетать в себе качества любящего до определенного момента отца и жесткого правителя, что делало его видным и самым заветным примером для подражания.
– Я вижу склад, – сказал Никель, приготовившись к остроумному парированию отца, путем ироничного искривления края рта и презрительного прищура.
– А я вижу пустой склад, – заявил властелин Стаган, гордо устремляя взор вперед. – Наши урожаи за предыдущие два сезона не заполнят даже третью часть склада, сын. – Он печально вздохнул, опустив глаза на Никеля, и с отцовским сожалением осведомился: – Когда в последний раз ты ел на ужин плоды фруктового дерева?
– Позавчера, – солгал Никель, подумав о том, что он и не помнит, как они выглядят. "Синие такие, кажется, – принялся переворачивать он все верх дном в своей памяти. – И сухой, похожий на поросячий, хвостик должен быть. А еще пятнышки... Или нет?"
– Ты не мог их есть позавчера, – сурово пророкотал властелин Стаган. Его переносица, которую украшал странный глубокий шрам, будто его кто-то в свое время жестоко укусил, сморщилась. – Корабли из Брога приплывают лишь один раз в сезон. Их пугает до трепета близость с вулканом. – Он поднял указательный палец пятипалой лапы вверх, призывая Никеля взять это на заметку. – Они закупают железо, а взамен предлагают стекло, бумагу и жалкие семена яровых, которые, – его тон стремительно переходил на грубый и возмущенный вопль, – ни черта здесь не растут, погибая от пепла проклятого вулкана!
Он, вне себя от ярости, схватил лапой, как кружку, человеческого размера деревянное ведро и швырнул в примыкающий к его железному чертогу дом. С противным треском несчастное ведерко разлетелось на мелкие щепки, заставив Никеля содрогнуться.
Из-за двери унылого, но целиком справленного из железа дома, показалась почерневшая от копоти и перепачканная в мазуте драконья морда с испуганным и в то же время услужливым взглядом.
– Вы меня звали, властелин Стаган?
Властелин Стаган лишь брезгливо поморщился и махнул лапой, приказав ему исчезнуть. Затем он наклонился к Никелю и пытливо заглянул ему в глаза. Он сразу смягчался, когда встречался с взглядом сына. Его, как ни странно, заботило, что подумает о нем он, если зачастую правитель Механических Земель являет собой раненного вепря, стремящегося разорвать клыками каждого, кто встанет на его пути. Его суровый и жестокий нрав уступал любви к своему единственному сыну, который, несмотря на заманчивое предложение властелина Мирдала – остаться при Храме, – нашел в себе силы вернуться домой.
– Ответ еще не пришел? – поинтересовался властелин Стаган.
– Нет, – понуро отозвался Никель, стараясь избегать живого и острого взгляда одноглазого отца. Он попытался отвлечь себя вполне себе стандартной повязкой на его морде, невероятно точно повторяющей пиратскую, под которой когда-то был такой же и не менее пронзительный, насыщенно-серого оттенка глаз. – Ждем ответа со дня на день, – добавил он оправдывающимся тоном. Никель следом быстро подумал, что сейчас ему надо быть пожестче и понаглее. Властелин Стаган всегда испытывал гордость за сына, когда видел в нем отражение себя. Однако, сейчас Никель решил дерзко отстреляться не ради отца, а ради отстаивания собственного мнения: – Но ты все равно не получишь то, что так ждешь.
Властелин Стаган поднял голову и громогласно захохотал. Его порадовала эта смелость гораздо больше, чем ожидал Никель. Даже потешила. Он счел попытку Никеля казаться взрослым и независимым весьма забавной. Моральные словоизлияния сына никак не могли повлиять на его убежденность в правоте своих суждений. Ему уже удалось заручиться поддержкой всего острова. И какой-то сопляк – даже если это его собственный сын – не способны заставить его изменить решение. Отцовскими чувствами в данном вопросе явно не пахло. Властелин Стаган уже расставил свои фигурки на собственной шахматной доске. И менять их позиции он не собирался.
– Разумеется, сын, – ласково пророкотал властелин Стаган, – разумеется. Только вот кто-то запамятовал, благодаря кому он обзавелся железным протезом на крыле.
Никель закипал. Переносил от злости всю тяжесть мускулистого тела на передние лапы, норовя проткнуть площадь, выложенную застывшей вулканической породой. Разговор стремительно перерастал в ссору, которая каждый раз могла стать самой продолжительной. И последней. В таком случае, что мешало Никелю покинуть ненавистный и изнемогающий от недостатка кислорода остров? Что мешало ему бросить это, как выражался его отец, "все", чтобы найти свое место в этом быстро меняющемся мире?
Презренно фыркнув, он выдавил, смотря на отца снизу вверх:
– Это ложь! Ты пытаешься настроить меня против целого континента!
Властелин Стаган медленно опустился на хвост и задумчиво поскреб подбородок, увенчанный тройкой дугообразных шипов, направленных остриями к шее. Злость сына изрядно подкидывала дров в его печку самолюбия. В душе он несказанно радовался, что Никель, совершивший ошибку по подростково-смехотворной неосторожности, достойной лишь порицания со стороны родителей, взялся играть в его игру и по его правилам. А правило было только одно – властелин Стаган должен победить. И очередная словесная перепалка для Никеля окажется проигрышной. Этот разговор, по сути, не нес смысла. Он был способен только накалить обстановку, что всем своим существом и хотел любящий отец. Некий извращенный способ обратить на свою сторону, постоянно напоминая, что все злое и бессердечное на первый взгляд, приносит в конечном итоге огромную пользу. Зло во имя добра.
– Ты просто не хочешь принять горькую правду, – продемонстрировал очередную аффектацию властелин Стаган, приняв выражение несчастного и выбившегося из сил отца.
Но Никель уже начал свою песнь пререканий. И не мог остановиться.
– Ты ничем не можешь ее подтвердить, – сквозь зубы отбивался он, напрягая выпуклые мышцы лап, вечно пребывающих в саже.
Властелин Стаган состроил удивленную мину.
– Как же ты тогда так легко смирился с тем, что я твой отец?
Любящий отец попал в самое яблочко. Никель подскочил с холодного камня и зарычал. Он постепенно переходил на озлобленный вопль, который, впрочем, с трудом мог сравниться со спокойным говором отца:
– Да потому что властелину Мирдалу можно верить! Он не стал бы лгать мне при всех властелинах Земель! Он честен!
– Раз ты так отчаянно бьешься за правду, что же тогда не разузнал у властелина Мирдала о своем увечье? – Властелин Стаган поднялся и, окинув напоследок презрительным взглядом Никеля, своего сына, как две капли воды похожего на него в его юные и полные приключенческих страстей сезоны, горделиво зашагал в свой грозный чертог, увенчанный пикообразными башнями с выгравированными на них шестернями. Прежде чем исчезнуть за тяжелой железной дверью, пугающей как своей толщиной, так и исполинскими размерами, он взглянул на Никеля еще раз. Но увидел только сурово мечущийся из стороны в сторону хвост, который через мгновение исчез за углом каменного строения.
***
– Остановимся здесь? – предложила Физалис, бросив на Вайзерона сомнительный взгляд. Ей показалось, что предусмотрительный и внимательный спутник отвергнет ее предложение. – Подходящее место для ночлега: здесь низина, мягкая трава кое-где и уже готовое кострище. До нас здесь кто-то останавливался, так и не добравшись до города засветло. Решил запастись свежим кислородом перед входом в вонючий город, – неподдельно весело добавила она, смело ступая вперед.
Вайзерон был вполне доволен выбранным местом, но что-то подсказывало ему, что встречи с неведомым или неведомыми не избежать. Во всяком случае, он рассчитывал на благосклонность незваных гостей и гуляющее по Ветреным Землям смелое заявление, что здесь трудно встретить недоброжелателей. Но сразу согласиться с Физалис – это все равно, что изменить своему неприкосновенному эго, выращенному на удобрении из книг со статистикой смертей от несчастных случаев и убийств. Все это усугубляет обильное чтение детективов, где кульминация умудряется уместиться на двух неполных страницах.
Это многое говорит о нашей жажде правды.
Это называют длительным удержанием интриги, но на самом деле является вождением читателя за нос. И это не сложно, когда читатель сам подставляет нос.
– Огонь привлечет лишнее внимание, – предупредил Вайзерон, следуя за ней и с подозрением разглядывая неприглянувшийся куст.
Физалис успокаивающе улыбнулась ему.
– И часто здесь ошиваются по ночам?
Вайзерон настойчиво не отступал от выбранной тактики.
– Нам лучше избегать незапланированных встреч, – пояснил он, приближаясь к кострищу. – Но одной проблемой меньше.
Физалис быстро присмотрела себе местечко, улеглась и принялась поочередно вытягивать передние лапы вперед. Она бросила добродушный взгляд в ненасытную темноту, не испытывая и ничтожной капли страха. Ночь сегодня властвовала, благодаря нашедшим с востока плотным облакам и до которых, казалось, было рукой подать. Ослепительно яркие звезды предпочли сегодня не освещать дорогу уставшим путникам и тем, чьи полевые работы и обыденные заботы затянулись до полуночи.
– Надеюсь, тебе удастся разжечь огонь? – полюбопытствовала Физалис. – Я не умею дышать огнем, – добавила она с таким изумлением и жестом лапы, которую уложила на грудь, подобно невинному и робкому созданию, которое заставили произнести торжественную речь на пиршестве с королевским размахом. – А тебе это не составит труда. Ты наверняка вычитал какой-нибудь способ, – со смешком добавила она.
Вайзерон скупо улыбнулся. Ему нравилось, когда Физалис иронизирует. Это получается у нее как-то по особенному, ярко и эмоционально, забавно и беззлобно. Но в то же время он не одобрял, когда она плавно и, как будто забываясь, переходила на издевательства личного характера.
– У меня есть огниво, – сообщил он, потянувшись к сумке. – Это много времени не займет.
Физалис выразительно кивнула и глумливо подняла одно ухо.
– Драконы, разжигающие огонь при помощи огнива, – издевательским тоном отозвалась она. – Разве можно попасть в ситуацию, более идиотскую, чем эта? Нелетающие драконы, не умеющие дышать огнем. Матерь нехило на нас отыгралась.
Вайзерон молча выбивал искру, держа наготове заранее собранный трут. Не прошло и минуты, как над крошечными веточками заплясал сперва седой дымок, а затем его сменил игривый и гордый язычок пламени. Он с большим аппетитом набросился на предлагаемое Вайзероном уже более серьезные древесные кушанья, постепенно разрастаясь и набирая силу. Физалис озарилась одобрительной улыбкой и перебралась поближе к костру. Вайзерон принялся собирать ветки, которые валялись буквально перед носом. Отчего-то он не проделывал это, став на задние лапы. Будто хотел приберечь эту способность для действительно подходящего момента. Он не ощущал радости от того, что удалось впечатлить Физалис разведением костра. Он просто делал то, что положено. Вайзерон не рассчитывал на вознаграждение, так как считал это своей прямой обязанностью.
Несколько минут они молча смотрели на возвышающийся уже на полтора фута от земли костерок, любуясь его несокрушимой силой и способностью всецело отдавать тепло. Огонь в этом плане совершенен. Он – олицетворение истинного равновесия. Спасать от гибели и обрекать на нее – огню одинаково по плечу обе задачи.
Физалис вспомнила о последней встрече с Лавером. Она по-прежнему была горька и неприятна к осмыслению, но отвращения уже не доставляла. "Быть может, – размышляла Физалис, – я чего-то не знаю, и что-то недоговаривает Вайзерон? Может, все настолько изменилось за эти двадцать два сезона, что жалеть нужно только его?" Но добросердечие Физалис разлетелось вдребезги, как брошенный на камень пустой кувшин, когда в подсознании отчетливо всплыл облик той, с которой он покинул ее в ту ночь. Ее два широких и приспособленных к полету крыла дразнили Физалис, издевались над ней и переливались всеми оттенками зеленого в тусклом свете праздничных огней. Ее два карих, выпуклых глаза злорадно мерцали и тешились над Физалис, выказывая радость от легкой победы.
От победы над нелетающей драконицой.
Физалис стиснула зубы. "О всемогущая Матерь, только ты остановила меня в последний момент, когда я уже была готова выцарапать эти две искусственные стекляшки и втоптать их в пыль с разбросанным повсюду конфетти!"
Физалис нарушила потрескивание сучьев и пение сверчков. Приподнятое безмятежной ночью у костра настроение таяло быстрее воска. Она нуждалась в словах.
– Почему ты просто не отослал к Лаверу гонца? – вопрошала она с нотками раздражения в голосе. Вспомнив легкомысленного гонца, его облик, манеры держаться высокомерно, она пренебрежительно фыркнула: – Ему платят за это – за его шикарные крылья и бестолковое красноречие!
Вайзерон удивленно вскинул надбровья, в очередной раз удивляясь мгновенной смене настроения спутницы. Он должен был понять, что к этому придется привыкнуть. До последнего Вайзерон верил, что эта черта, ранее не присущая Физалис, не уживется с ее полным безудержного оптимизма характером. "Она очень тяжело пережила расставание, – подытожил про себя Вайзерон. – Гораздо тяжелее, чем я предполагал. Надо бы поосторожней с ней".
– Мы должны с ним лично встретиться и переговорить, – пояснил он, стараясь придать голосу мягкость и ненавязчивость.
Физалис резко отвернулась.
– Я не заговорю с ним до конца нашего задания.
"И снова ты за старое, – подумал Вайзерон. – Ну уж нет, здесь я не стану за тобой гоняться. Я сделаю все как надо".
– Физалис, – сказал он, – найди в себе силы простить его.
Физалис повернула голову. Острые черты ее мордочки явно намекали на то, что ей непросто себя сдерживать от гнева. Ох как непросто!
– Ты говоришь об этом так, будто мы ломоть хлеба не поделили! – обиженно заявила она. – Как можно быть таким бесчувственным сухарем?
– Тебе не станет легче, если я начну реветь и поддакивать, – холодно отозвался он. Вздохнув, Вайзерон продолжал: – Я не хочу видеть, как мои друзья страдают. Я также не хочу видеть, как мир трескается по швам, пока мои друзья слепо выясняют отношения, не замечая, как земля уходит из под их лап.
Физалис не отступала. Более того, ее начинало изрядно злить желание Вайзерона принять его сторону. Она подняла свои некогда симпатичные, забавные, похожие на лисьи уши и грозно вздыбила хохолок.
– Значит, ты хочешь примерить нас только ради задания? Так?
– Физалис, – сказал Вайзерон извиняющимся голосом, но затем быстро добавил в свое монотонное изречение степенность, чтобы придать убедительность, – мы провели больше года в чужом нам мире. Мы были готовы идти на опыты и эксперименты вместе, мы были готовы скитаться вместе, мы шагнули бы в объятия смерти вместе. Так почему возвращение домой должно разобщить нас? Почему мы почти сразу после прибытия совершили самую гнусную и недостойную ошибку, разбредшись по всему континенту, а один из нас и вовсе его покинул? Хочу тебя заверить, что все наши самые тягостные беды начались уже тогда, когда мы пообещали писать друг другу, отлучившись лишь на пару сезонов. – Вайзерон умолк на мгновение, потупив взгляд. – А они переросли в два с лишним десятка.
Физалис сдалась. Больше не было возможности настойчиво не замечать, как Вайзерон выбивается из сил, пытаясь собрать их вместе. Но, относительно Лавера, она все еще оставалась холодна и была готова солгать, что обязательно простит его. Уж слишком подробно и красочно вспомнился тот роковой вечер, по окончанию которого она поклялась Матери, что больше никогда не заговорит с ним.
Разумеется, можно изначально подумать, что такие как Физалис, должны легко переживать потери, расставания и долгую разлуку. Но все не так просто, как на первый взгляд кажется. Быть может, Физалис устала быть сильной и в самый важный для себя момент согласилась с этим предложением, обрекая себя на страдания. Вайзерону удалось потормошить, резко толкнуть и побудить ее к еще одним воспоминаниям, которые легко возьмут инициативу на себя и вернут Физалис прежнюю силу и нескончаемое очарование. Эти воспоминания связаны с путешествием в чужой мир. Возможность вспомнить то, с чего начинали Физалис и Лавер, может примирить их уже тогда, когда покажется, что это невозможно.
Но Лавера здесь нет, а значит можно солгать Вайзерону. И себе заодно.
Вайзерон исподлобья глянул на Физалис, отмечая, что ему, хоть и с трудом, удается смахивать липкую паутину ненависти, стремительно превращавшую ее в непробиваемый кокон нескончаемой обиды.
– Постарайся простить его, – добавил Вайзерон и, поднявшись на задние лапы, принялся подыскивать поблизости сухие ветки. – Покажи, что ты сильнее его, – монотонно говорил он, опускаясь за очередной веткой и зная, что скорее всего она пропустит это мимо ушей, – и увидишь, что Лавер искренне раскается.
И действительно, Физалис уже не слушала его. Ее заняла забавная походка Вайзерона, уже свободно расхаживающего на задних лапах. Он все еще не походил на прямоходящего человека, с его завидной осанкой, но мог без труда использовать передние лапы для сбора дров. Она быстро представила его в Храме Решений, при главной библиотеке, поглаживающего свой длинный ус и держащего увесистый томик какого-нибудь при жизни чахлого мыслителя, который знал о жизни многое, но оставил после себя только книгу. "Удалось отвлечь меня, – подумала Физалис. – Как грамотно действует!" Не удержавшись, она засмеялась.
– И часто ты так передвигаешься?
Вайзерон скинул скромную охапку дров возле костра и уселся на хвост, став уже более похожим на стандартного четырехлапого дракона.
– Почти все время, – ответил он. – Удобно и передние лапы свободны. В библиотеке это очень полезно, когда ищешь затерявшуюся книгу или нужно вернуть на полки с полдюжины штук.
Физалис прищурилась. В свете костра радужки ее глаз таинственно поблескивали, словно тая в себя какую-то затею.
– Тебе не становится скучно среди бесконечных рядов пыльных книг?
– Разве знания могут быть скучными? – Он перевел взгляд на кружащийся в смертельном танце огонь. – Только благодаря любви к книгам меня слышат два десятка полуглухих пятнадцатифутовых великана, норовящих придти к решению при помощи безрассудного галдежа. В подобные минуты, – признался Вайзерон, нарочито склоняя голову, – я немного завидую тем, кто имеет громкий, гулкий, басистый голос, похожий на неистовые раскаты грома. Или тем, чей голос наоборот звенит и льется, как взбудораживающее птичье пение. – Он искоса взглянул на Физалис. – Как у тебя.
Треск сучьев в костре приятно успокаивал, способствуя теплой дружеской беседе. Жадный прожорливый огонь периодически запускал в воздух стаю озорных искорок. Они существовали доли секунды, напоминая о скоротечности жизни.
– Мой голос похож на птичье пение? – Физалис удивленно вскинула надбровье и одарила его скромной улыбкой.
– Да, – кивнул он. – Я просто так много времени провожу в библиотеке, что уже не помню, как поют птицы.
Физалис залилась звонким смехом.
***
– Я что-то слышу. – Уши Физалис в долю секунды приняли вертикальное положение, а хохолок, подобно сбросившей влагу травинке, настороженно вздрогнул.
Вайзерон озирался по сторонам, но ничего подозрительного не замечал. Он всецело доверял Физалис, ее острому слуху и прекрасному зрению.
– За нами наблюдают, – Физалис поднялась и застыла, как лиса, приготовившаяся к броску.
– Сделай вид, что тебе почудилось, – посоветовал Вайзерон. – Не пройдет и несколько секунд, как...
Из-за небольшого бугра, поросшего кустарником, плавно и неуклюже выпорхнули два крылатых силуэта, размером чуть больше кошки. Свет костра быстро скинул с них ночную маскировку, выставляя напоказ нарушителей спокойствия в их первозданном виде.
Физалис, увидев еще совсем крохотных дракончиков, нежно и приветливо улыбнулась. Вайзерон имитировал скульптуру, не совсем понимая, как на это реагировать. Сталкивался ли он вообще с настолько юными созданиями? Если сталкивался, то общался? А знал ли он, как с ними общаются?
Физалис окинула его быстрым насмешливым взглядом, и затем поманила лапой малышей:
– Не бойтесь. Я не причиню вам вреда. Какие симпатяги! – ласково протянула она. – Как вы здесь оказались?
Синий дракончик кивнул своей спутнице, у которой огромные голубые глазенки засветились раньше, чем она. Они нелепо плюхнулись возле костра, образовав клубок из крыльев, хвостов и лап.
– Ты приземляться не умеешь! – нервно отозвался синий дракончик.
– И ты! – парировала голубоглазая драконица.
– Слезь с меня! Ты мне хвост отдавила! Та рыба была лишней!
– Кто бы говорил? Сам-то набил брюхо, что еле в воздух поднялся! С пятой попытки!
Физалис и Вайзерон с изумлением наблюдали, не вмешиваясь. Материнские чувства Физалис всплыли, заслонив собой и проблемы мира, и расставание с Лавером и, вероятно, существование поблизости Вайзерона, который ожидал встретить кого-нибудь покрупнее и с не самыми добрыми намерениями. "И что нам с ними делать? – растерянно подумал усатый. – Развлекать?"
– Вам не страшно летать ночью? – поинтересовалась Физалис, любуясь лоснящимися синей и зеленой шкурками дракончиков, которые, судя по заявлению маленькой драконицы, изрядно переели на ночь.
Синий дракончик выполз из-под голубоглазой и, к всеобщему изумлению Вайзерона, помог ей подняться и легонько стряхнул сухой листик с ее крыла, а затем еще и попытался слизнуть крохотным язычком пыль с ее щечки. Она засмеялась, ловко увернувшись.
– Спасибо, братик, – благодарно промурлыкала она в ответ. Синий скромно улыбнулся ей и обратился к Физалис, которая наиболее отчетливо изображала из себя живую и заинтересованную тем, чтобы их выслушать.
– Мы удрали от мамы, – гордо заявил он. – От папы было еще легче удрать. Он устал на полях и теперь очень крепко спит. Через распахнутое окно мы и улизнули. Элли кувшин с молоком чуть не опрокинула, – захихикал он.
– Я не виновата, что он слишком пузатый, – отозвалась Элли, обиженно склоняя мордочку.
Вайзерон, наконец, ожил. Угасающее пламя вынудило его подбросить несколько веток в костер. Затем он окинул малышей беспокойным взглядом. Они, как по щелчку пальцами, обратили свои любопытные ящериные мордашки на него.
– Вы рискуете собственными жизнями ради бессмысленной ночной прогулки? – холодно сказал он. – Вы себе даже не представляете, насколько это опасно и глупо. И путешествие в другой мир тому доказательство...
Вайзерон не успел договорить – малышня, стремительно обменявшись по-детски счастливыми взглядами, молниеносно рванула в объятия Вайзерона и Физалис, причем Элли в самый последний момент махнула к Вайзерону. Физалис, добросердечно смеясь, обняла синего дракончика. Он ласкался к ней, словно сытый кот, вытягивал шейку и расправлял кожистые крылышки, чтобы Физалис беспрепятственно погладила его и почесала спинку. Он был лишен каких либо шипов, не имел перьев и шерсти; его головку украшали два миниатюрных ушных гребня и пара едва проклевывающихся рог.
Вайзерон беспомощно поглядывал на рассыпающуюся в материнской любви Физалис и бездействовал, пока Элли пыталась его обнимать. Физалис, состроив нарочито недовольную мордочку, показала ему жестом, чтобы он ее обнял. Да покрепче! Чтобы повеселить малышей и расшевелить бесчувственного стража знаний, Физалис выразительно добавила:
– Мой спутник чувствовал себя уверенней, когда обнимал меня.
Вайзерон стыдливо опустил глаза, чувствуя, как лоб становится горячим. Но издевательства на этом не закончились. Он сразу же наткнулся на умоляющие и настолько огромные глаза чисто-небесного цвета, что ни один маг, ни драконовед, уповая на свой многолетний опыт, не смог бы объяснить, как они вообще умещаются в глазницах. Вайзерон сглотнул и неуверенно обвил лапами Элли, которая тут же довольно замурлыкала. Физалис одобрительно, но все с каким-то полускрытым укором кивнула ему.
– Расскажи, расскажи о том мире! – пролепетала Элли, показав свою застенчивую мордашку из-под крыла Вайзерона. Она видела, как он мнется и воротит нос, придумывая предлог, и умоляюще простонала: – Ну пожалуйста, ну пожалуйста!
Тут было невозможно отказать, смотря в эти глубокие, пробирающие таинственным и таким теплым блеском глазенки. Вайзерон, вздохнув, сдался:
– Это займет много времени.
– Мы не спешим, – весело присвистнул синий дракончик, ловко выскользнув из объятий Физалис, и устроился возле с костра, блаженно разводя крылышки. – Папа проснется только на рассвете.
***
– Замечательные малыши, – отозвалась Физалис, укладываясь поближе к костру. Она заразительно зевнула и уложила голову на лапы. – Надеюсь, что они благополучно доберутся до дома.
– Они и четверти часа не пробудут в воздухе, как окажутся дома, – сообщил Вайзерон. Вспоминая выученную чуть ли не назубок карту в библиотеке, он добавил: – В паре миль отсюда есть деревня. Они прилетели, скорее всего, оттуда.
– Знаешь, что удивительно? – Физалис подняла голову, но огорченно вздохнула, по-прежнему не увидев мерцания звезд. – Я не смогла проникнуть в их сознания и выведать что-нибудь о родителях. У меня не получилось. Мне показалось, что я наткнулась на крепостную стену, за которую мне не суждено заглянуть и через ворота которой мне не удастся проскользнуть.
Вайзерон усмехнулся.
– Я и не сомневался, что ты попробуешь. Я так же не сомневался, что у тебя ничего не выйдет.
– Но почему?
– На драконов, чей возраст не превышает двадцать сезонов, не действуют магия и особые способности взрослых особей. Некоторые источники говорят, что сама Матерь позаботилась об этом, защитив молодое поколение от недоброжелательности и неосторожности взрослых, которые довольно часто, просто не заметив, могут выдохнуть на вездесущий и снующий под лапами молодняк сноп пламени. Правда, когти, зубы и острую сталь никто не отменял. И смерть от глубоких ран и потери крови может оказаться куда более мучительной, чем от сгорания заживо.
Физалис поморщилась. Обладая слишком живой и пытливой фантазией, она без труда представила, как Элли настигает лапа с футовыми серповидными когтищами. Физалис даже приоткрыла рот от ужаса, буквально увидев, как Элли, вдыхая вместо воздуха горячую кровь, испускает последний дух. Ее изуродованное тельце холодеет, застыв в неправильной позе, несовместимой с жизнью.
– Мог бы и не говорить о когтях, – простонала Физалис и выдохнула, стараясь забыть представленную в голове картину. – Как ты считаешь, их родители – простые летающие драконы?
– Сложно сказать, – ответил Вайзерон, потянувшись за очередной веткой. – Но если один из родителей владеет магией или, как ты, наделен даром телепатии, а другой лишен этих неземных чудес, то отпрыски получат способности второго. То есть – ничего. Кроме того, родители, имеющие разные способности, не передадут детям ничего, кроме схожести во внешности.
Физалис даже привстала от изумления. Она не хотела соглашаться и верить этому. Ведь сказанное Вайзероном целиком и полностью намекало на нее с Лавером. Другого варианта в голове Физалис просто не нашлось, ибо Вайзерон – ярый любитель связностей и многозначительных толкований.
– Серьезно? – воскликнула она. – Это звучит просто нелепо!
– Боюсь, что нет, Физалис, – с искренним сожалением подтвердил он. – По наследству передаются только крылья. – Он поднял на нее свои карие, вечно источающие какую-то нескончаемую грусть, глаза, которые за прямоугольным пенсне кажутся еще более унылыми и безрадостными. – Как бы ты объяснила своему подросшему малышу, что он похож на маму только носом, а на папу только крыльями?
– Я... Я могла бы солгать, – сообразила Физалис, но сразу почувствовала, что от этого ей становится стыдно и противно.
– Думаешь, будет лучше, когда он узнает правду от сверстников? Как он воспримет то, что родная мать все это время лгала?
– Тогда... тогда это к лучшему, что мы расстались с Лавером?
– Ты прекрасно знаешь, что я не буду отвечать на этот вопрос, – заявил Вайзерон, переведя взгляд на костер. – Я вообще не должен на него отвечать.