7.Калейдоскоп.
На самом интересном месте!.. А я-то думал!..
м/ф «Возвращение блудного попугая»
Генерал Щеголёнков с треском запустил карточную колоду из руки в руку и роздал карты.
- Колдуй баба колдуй дед… - начал было Леонид Сергеевич Селиверстов, изучая сдачу.
- Трое сбоку, ваших нет… - закончил за него Ламонт. - Вы в глубокой яме, господа! Оба! Можете бросать карты.
- Что? Вот так уж и прямо… - Селиверстов попробовал было возразить, но глянув на выложенный Ламонтом веер, смог лишь добавить: - Мда… пойди покойник с бубен, было бы ещё хуже… вот и садись с вами после этого ещё играть.
- А то! – Француз с видом превосходства сцапал лежавший на углу стола револьвер.
- Сволочи вы, уважаемые! – Щеголёнков тоже бросил карты и принялся раскуривать сигару. – Выиграли у меня, понимаешь… и дело… и вещественное доказательство!
- Да бросьте! – Леонид Сергеевич взялся за графин с хересом и наполнил бокалы янтарным вином. – На кой ляд вам это всё, если преступник уже понёс заслуженное наказание?
- А отчетность? – Глеб Васильевич взял один из бокалов.
- Не будьте дитёй! – Ламонт оценивающе изучал револьвер Нагана с клеймом в виде пятиконечной звезды и цифрами 1943. – Какая тут отчётность, при таких-то обстоятельствах? Как мы будем это всё обосновывать? Нет, конечно, можно расписать, как было на самом деле. И если нас не проводят в бедлам, а поверят – объясниться с десятком другим комиссий и засекретить всё лет на сто-стопятьдесят. Но… вот чес-слово: лучше уж промолчать и пусть не было - ни нагана этого, ни письма «Савельева» с информацией о Странниках и прочим бредом сумасшедшего.
- Поддерживаю, - Селиверстов пригубил вино. – Оставим путешествия во времени-пространстве ученым и фантастам. А все вещдоки уничтожим.
- Безусловно, уничтожим! Никакой жалости! – Ламонт, не вставая, дотянулся до кочерги и пошевелил угли в камине, где ещё корчились остатки сгоревшей картонной папки. По привычке – примостил было кочергу у кресла вместо трости, потом спохватился и поставил её на место.
- Где, кстати, ваша трость, Лавр Евгеньевич? – подметил несоответствие Селиверстов. - Непривычно как-то.
- Подарил хорошему человеку на добрую память. Решил начать новую жизнь и избавиться от атрибутов жизни старой.
- Ох, ты елки ж! – негодующе встрепенулся Селиверстов. – Новую жизнь начать решил… неужели погиб наш старый холостяк Лаврентий? Знать, вскружила ему голову Ирка Викулова. А, как думаешь, брат Глеб? Может ли такая женщина погубить нашего брата?
- Будет тебе, Леонид. Наш брат в огне не горит и в воде не тонет. Лавр Евгеньевич сам погубит кого угодно.
- Погремушки вы. Оба, - Ламонт взял бокал. – Расскажите мне лучше, Леонид Сергеевич, удалось ли вам установить, как именно нашим оппонентам, ходить сквозь стены не обученным, удавалось нас дурить на улице Парусной? У меня лично ответа на этот вопрос так и нет, а хотелось бы.
- Глеб, скажи нам что-нибудь, - помрачнел Селиверстов, и пояснил Ламонту: - Я предложил его операм глянуть. Так сказать, незамыленным взглядом.
- Может, лучше… не сказать, а показать? Прямо на месте? – Щеголенков глянул на часы. – Мне уже собираться пора, так и добросили бы туда, поближе к дому.
- Шантажист и вымогатель, - Ламонт встал и допил вино. - Поехали, проветримся.
У ворот «конспиративной» дачи Ламонта стоял старенький, бывалого вида «байер» (невзрачный снаружи и «заряженный» внутри), а в беседке коротал время водитель. Вскоре «три богатыря» были на набережной, куда и выходила улица Парусная. Оставив водителя при машине, они, неторопливо прогуливаясь, прошли вглубь лабиринта пятиэтажных домов. Было здесь тихо и степенно. Детвору уже загнали по домам отмываться и ужинать, так что идиллию нарушал лишь шелест листьев под редкими порывами ветра.
- Красиво? – Щеголёнков кивнул в сторону видных отсюда, подсвеченных закатным солнцем верхних этажей Бурцевских домов на соседней Байдарочной улице. Помпезных пятнадцатиэтажек в стиле «позднего конструктивизма», называемых так в честь дельца-удальца Прохора Бурцева, затеявшего их строительство в конце двадцатых годов. Тогда рубанувший шальных денег на Нью-Йоркской бирже Бурцев решил осчастливить новую столицу жилым комплексом из шести огромных домов по тристапятьдесят квартир, построенных по самым на тот момент передовым технологиям. Причем, каждый дом представлял собой комплекс с парковками, кинотеатром, клубом, спортзалом, магазинами, конторскими помещениями и детским садом. Эпичное строительство завершилось в тридцатьвтором году эпичным же крахом компании «Бурцев Строй», до наступления которого успели построить один дом полностью и почти закончить второй, стены которого, кстати, были уже не эпатажного красного цвета, а нейтрально серого.
- Историю со строительством этих домов хорошо помните?- продолжил Глеб Васильевич.
- Если ты о том, что их планировалось шесть, а построили только два, то…
- Вот именно. Купчина чего-то там не рассчитал и разорился, осилив лишь треть великой стройки. Но! Все шесть «домов будущего» по замыслу соединялись между собой целой системой коммуникаций. В том числе - «сухие» коллектора с трубами водоснабжения, пневмопочтой, и кучей разнообразных кабелей. Самое смешное, что их-то успели полностью построить. А потом оказалось, что дешевле всего - про них просто позабыть, не заморачиваясь с их ангажированием и применением для каких-либо нужд или засыпкой в связи с ненадобностью. И эти вот пятиэтажки, спустя какое-то время после краха Бурцевской затеи, были построены на месте домов номер «пять» и «шесть», без лишнего шума их наколотили с применением существовавшего задела. И стоят они как раз на этих самых коллекторах, идущих вдоль набережной от блоков «один» и «два». В подвале вот этого дома под обычным люком - вход в тоннель, по которому, слегка запылившись, можно пройти хоть в подвалы, хоть на подземную парковку любого из двух Бурцевских домов. Как-то так…
- Твою налево! Это ж как такое проморгать могли?! – выругался в сердцах Селиверстов, - Старики-разбойники!
- На всякого мудреца довольно простого разгильдяйства и недогляда… - Ламонт сунул руки в карманы плаща. – Насколько я помню, кто-то из боевиков Крюкова изображал здесь дворника и, стало быть, имел ключик от подвала.
- Дети вы, а не старики! Ключик… – Щеголёнков кивнул уже в сторону одной из дверей, за которой была лестница в подвал дома. – Ничего ваш взгляд не напрягает?
- Разве что… Дома ухожены, а дверь старая и замок на ней навесной. Дико смотрится. Поменять пора… - Селиверстов подошёл, взялся за ручку и дёрнул. Дужка замка лязгнула в петлях, дверь дёрнулась, но не открылась. Подошедший следом Щеголёнков с победным видом вынул из кармана плаща маленькие плоскогубцы, повернул шляпку одного из болтов, что удерживали петлю замка, и вынул его. На хвостовике болта торчали два шпенька, а в отверстии обнаружились прикрытые шляпкой проточки под них.
- Петля просто напросто снимается вместе с замком и дверь нараспашку. – Глеб Васильевич, окончательно насладившись видом оппонентов, вставил болт назад и рассмеялся: – Вот и вся ваша задача. Пошли?
Они вернулись на набережную, где оставили служебную машину. Щеголёнков снова глянул на свои часы.
- Прошу прощения, господа, но мне уже пора. Приятно было провести с вами вечер. Будем считать, что всё прояснено и последние наши дела доведены до логического завершения, - Глеб Васильевич взмахом руки остановил удачно проезжавшее мимо такси с зеленым огоньком за лобовым стеклом, попрощался с Селиверстовым и Ламонтом и добавил, уже открывая дверь авто:
- Полагаю, что встречаться нам стоит чаще. Аdieu!
- Ну, кажется, пока всё? Антракт? – задумчиво сказал Ламонт, глядя вслед таксомотору.
- Никак нет. Одно дело у нас с вами, Лаврентий Евгеньевич, осталось до логического конца не доведенным… - Селиверстов достал из кармана пиджака маленькую фляжку. – Куда же подевался наш филолог Усятинский с тетрадкой-ключом Батурина?..
- Бросьте, уважаемый! Куда бы он ни делся, уверен, что неприятности грозят лишь ему самому. Так, что и это дело можно считать закрытым, - он принял фляжку из рук Селиверстова: - Ваше здоровье…
- Тогда – антракт. Prosit! И, раз уж «антракт», то займёмся, что ли «буфетом». Пока наши парни там не разрезвились. Оно же ведь стоит только глаз отвести, как эти неугомонные махновцы так нахозяйничают, что мы только охать будем…
***
Признанный филолог, учёный-энциклопедист и доктор филологических наук Сергей Николаевич Усятинский шёл по пустыне, пытаясь извлечь положительные эмоции из окружающего его ландшафта, присущего ковбойским фильмам с действием на мексиканской границе. Уже хотелось пить и есть, но даже намёков на обитаемую местность пока не наблюдалось. Усятинский вздохнул, выбрал место и присел отдохнуть. Он устроился прямо на песке (уже не до сантиментов было) и, вздохнув ещё разок, окунулся в воспоминания.
Череда событий, в результате которых доктор филологических наук оказался под кактусом в полном одиночестве, без гида и не в составе туристической группы, начались примерно полгода назад с будничного совершенно предложения «решить головоломку». Поступило оно от соседа по подъезду – Сергея Фёдоровича Викулова. Обаятельнейшего (на тот момент) человека, известного ученого-физика и мужа красивой, но стервозной молодой бабы. Суть головоломки оказалась в попытке перемещения меж параллельных миров и во времени одной лишь силой слова. Заклинанием так сказать, гримуаром распахнуть не двери, так хоть калитку. Отсмеявшись, Усятинский согласился, и получил первую, скромную по объёму и значению, порцию информации, заставившей его задуматься. Затем последовало знакомство с Володькой Савельевым, что был представлен ассистентом Викулова. Но, как тесен мир! В «ассистенте» Усятинский признал своего московского спасителя. Того самого человека, что помог ему избежать позорного пленения и подсказал, как выскользнуть из кольца взбесившихся от крови сатрапов. Так, что потом, когда они сблизились у Викулова за спиной, выяснилось, кто он есть на самом деле, и откуда ноги всей этой «головоломки» произрастают доверие филолога к Владимиру - только возросло. А, в начале славных дел Викулов с Савельевым сначала подкормили его скудненькими сведениями, чтобы интерес разжечь, а потом вывалили целый пласт информации, да такой, что сердце ходуном заходило, и голова кругом пошла. Фантастика оказалась явью. Путешествия не только возможны – их уже совершают! Более того – среди знакомых Викулова такие люди есть! Есть гость, так сказать, из параллельного пространства. Точнее – не только из другой реальности, но ещё и из недалёкого будущего. Да только вот беда: пришелец рад получать помощь с обустройством в этом мире, а сам скромничает, не хочет сокровенными секретами делиться. Вот и пришлось у него справедливости ради позаимствовать кое-чего, где, возможно, собака-то и зарыта. И нужно её поискать. Собаку эту. Требуется помощь профессионала, а зачем далеко ходить, если рядом с тобой живет величайший профи? Так и оказалась в руках Усятинского толстенькая общая тетрадь, с записями на первый взгляд, ничего сверхъестественного не содержащими. Но это только на первый взгляд, а когда знаешь, что где-то тут действительно собака зарыта. А, чтоб её искалось легче – дали Сергею Николаевичу записи собеседований (а, может, и вежливых допросов) с этим самым гостем из другого мира.
Как Усятинский читал их тогда! Какой бальзам проливался на исстрадавшуюся душу филолога. Здесь это казалось фантастикой, но в том мире было восхитительной реальностью! Мир, в котором господство принадлежало даже не чопорным англичанам, а столь милым сердцу Усятинского свободным и демократичным Соединенным Штатам Америки. Он не вдавался в тонкости всех передряг того мира, в силу которых США совершили невозможное и выбрались из ямы Великой депрессии, но был просто восторжен результатом, и точно зачарованный, перечитывал куски текста с описанием величайшей и могущественнейшей из существовавших в подлунном мире империй. Совмещая, таким образом, приятное с полезным – для перехода в желаемую реальность необходимо было проникнуться и достаточно точно представлять, куда именно ты собрался идти. И здесь-то крылась главная засада – вероятность промахнуться была чудовищно велика. Продолжая разбираться, Усятинский быстро пришел к выводу, что осуществляемый по предложенной методике переход – можно назвать лишь условно контролируемым. И помимо прочего, содержит опасность, заключающуюся в возможности ошибки по временному вектору. Ошибки, могущей стать фатальной в силу того, что в отличии от свершившегося прошлого и текущего настоящего – будущее было хоть и предсказуемо, но совершенно непредопределено, невозможно к детальному представлению и могло оказаться нежизнеспособным, сиюминутным фантомом, призраком. Слишком многое зависело даже от интонаций во время произнесения гримуара, а уж к чему могли привести паузы и перестановки слов! Совершенное же Усятинским открытие заключалось в том, что внимательно изучив данные ему материалы, он понял смысл и назначение знаменитого Кодекса Войнича, содержавшего зашифрованную методику действительно управляемого и корректируемого перемещения меж миров и времён. Понял Усятинский и то, как его расшифровать, да только времени ему уже не дали даже на то, чтобы раздобыть список манускрипта. Хоть Савельев, долбанный дурак, наобещал, что решит проблему на раз-два. Потеряли ещё время и не успели – их начали брать за глотки.
Дело было в том, что ещё раньше, они с Савельевым решили не таскать из огня каштаны для Викулова и его таинственных покровителей-работодателей, а сами воспользоваться доставшимися им возможностями, и стали потихоньку готовиться к исходу. В основном - тайком скупая североамериканские доллары на разнообразно собранные, занятые и отжатые русские рубли, и потихоньку саботируя порученную им работу. И, видимо, были раскушены шефом, и стоявшей за ним компанией. А компашка была страшная – один только чокнутый костолом Крюков чего стоил. И обычно приветливый и учтивый Викулов в общении стал подобен ледяному монстру. И застрелили Аникина, с которым Усятинский под коньячок сокровенным поделился, отчего сам Усятинский пришел в неописуемый ужас. И, пропал бесследно Савельев. И состоялся последний разговор, когда Викулов потребовал вернуть тетрадку таинственного, и возможно уже тоже погибшего пришельца. И понял Усятинский, что счет его жизни пошел на часы, если ни на минуты. Потеряшкой бродил он по квартире в шлепанцах и тренировочных штанах, сжимая в руке эту самую тетрадь, и не решаясь даже не на сам поступок, а на вдумчивую подготовку к нему. Телефон молчал, но в окно кабинета слышно было, как внизу открывалась и закрывалась дверь подъезда, и всякий раз Усятинский вздрагивал. Он уже составил было покаянную речь, чтобы броситься в ноги Викулову, и вымолить прощение непонятно за что, когда услышал в подъезде шаги поднимавшихся по лестнице людей – они шли тихо, но у него был отличный слух. И в дверь позвонили. И ещё раз, когда не дождались ответа. Медлить больше было нельзя, и Усятинский решился. Он отправился в путешествие, успев лишь накинуть прямо на майку - висевший на спинке стула свой любимый вельветовый пиджак и сунуть ноги в мягкие туфли «Карло Пазолини». На всякий случай - схватил с тумбочки в прихожей сложенную вдвое пачку купюр, которую ткнул в карман пиджака.
Пережитое им ощущение пересказать словами было невозможно. Череда мелькающих картин, света и тьмы, взлётов и падений завершилась приземлением на скат какого-то холма, по которому он и покатился кубарем. Его кульбиты завершились в полуметре от душевных объятий с колючим шаром, из которого во все стороны торчали прочные иголки сантиметров по пять длиной. Примерно минуту филолог гипнотизировал его взглядом, стоя на четвереньках, потом начал приходить в себя. Пережив последовательно приступы крупной и мелкой дрожи, он встал и огляделся. Бурая, каменистая и сухая земля. Жидкие кусты каких-то колючек и вертикально торчащие столбы великолепных кактусов. Да! Он почти сумел – судя по всему, он находился где-то в южных штатах у границы с Мексикой. Не хотелось бы, но… возможно, что и на территории самой Мексики. Только совершенно непонятно было пока – в какой именно реальности, и в какое время. Утро, судя по солнцу – и всё тут. Немного успокоившись, Усятинский взялся оценивать понесенные потери. Штаны были изодраны, пиджак пришел в жалкое состояние и лопнул по шву на спине. Одной туфли не было. Волшебной тетради – тоже. Колено и ладони были ободраны и кровоточили. Впрочем, это вскоре прекратилось, и даже боль отступила. Туфля нашлась на склоне, по которому он летел. Тетрадка… проклятье. Усятинский чуть не завыл от обиды – сгинула стерва! Бесследно сгинула. На склоне её не было нигде. Внизу – тоже. Усятинский побродил вокруг, но так ничего и не нашёл. Это был удар, но… главным сейчас было выбраться к людям. Иначе будет уже не «удар», а смерть. Вспомнив уроки географии, Усятинский сориентировался по сторонам света, и решил двинуться на север, где, по его мнению, цивилизации должно быть больше.
Да-а-а… получилось совсем не так, как ожидалось. Но, ничего, ничего. Он обязательно выберется. Одежда – ерунда. Колено - тоже чепуха, заживёт, да и сейчас хромоты даже нет. Тетрадка – вот уж насрать на неё сто куч. Не нужна она ему пока: Усятинский не собирался скитаться между миров, его вполне устраивал тот, в который он устремился. Он рассмеялся – ведь всех перехитрил. Всех их, сволочей. Как они недооценивали его и презирали, почитая за интеллигентскую тряпку, и как он ответно их всех ненавидел. Всех – и Викулова с Савельевым, и Крюкова с его страшненькими ребятами, и всех этих незримо висевших над ним долбанных ГБистов, что терзали несчастную страну и уничтожали цвет интеллигенции, и саму страну эту долбанную – он тоже ненавидел, пропади она пропадом. А, Викулова с Крюковым он ещё и откровенно боялся. Суки, сволочи – это ведь наверняка Крюков хлопнул Юрку Аникина как муху какую! Такого человека! Да и дурачка Савельева, они тоже смахнули, как больше ненужного. Эх, не успели они уйти спокойно, ведь у него вся заначка в долларах была. При себе сейчас – ни цента…
Усятинский всхлипнул, огляделся и пошёл дальше в неизвестность. Ну, да и пусть. Зато, где они все, все скоро будут, его недоброжелатели? Передерутся ведь, сволочи, как пауки в банке, грызть ещё друг дружку будут, а те, что выживут - состарятся и сдохнут, а он их всех обманул. Пусть они там хоть ядерными бомбами друг друга испепелят вместе с убогой этой россиянией – вот здорово-то было бы! А он выскользнул из их вонючих и смертельных объятий, и ещё долго будет жить. Всё устроится, и он будет здесь жить долго и счастливо. Очень долго – так по расчетам Савельева получалось. И очень счастливо – с его талантом иначе быть и не может. А когда-нибудь потом, ведь времени в его распоряжении будет полно, он ещё найдёт утерянный сегодня «ключ», и снова что-нибудь придумает. Конечно, найдет! Ему помогут, если что - ведь он со своим знанием сможет сплотить вокруг себя лучшие умы этого мира. Это будет небывалый Пир духа! А сам он… может вообще жить вечно... Господи, сколько же ещё идти-то? Проклятая пустыня! А вдруг он никогда отсюда не выберется?! И его кости будут глодать местные шакалы? Нет!!! Так нельзя – ведь он достоин... чего-то большего... большого...
В состоянии этой переходящей в панику эйфории Усятинский пёр меж кактусов, пока не выбрался на асфальтированную дорогу. Тоже - совершенно пустынную. Застонав от нахлынувшей девятым валом безнадёги, он потоптался и повернул вправо. И уже через полчаса был вознаграждён – показалась автозаправка и при ней даже что-то вроде поселения: несколько заправочных колонок, и за ними – убогие одноэтажные строения со стенами, ободранными, точно наждаком, здешними ветрами пополам с песком. Взбодрённый увиденным пейзажем, беглый филолог ускорил шаг. Тем более, что надвигалась гроза. Вскоре он вышел на площадку с заправочными колонками. И вместо желанного стакана чистой и холодной воды, получил для начала ушат разочарования. Сергей Николаевич ожидал увидеть аккуратного человека в непременно чистых рабочих штанах с нагрудником и на широких лямках, и обязательно в клетчатой, застиранной рубашке. Такого чуть грубоватого, с мужественным обветренным и загорелым лицом, и южным акцентом уроженца Дикси. Побывать в Штатах Усятинский не сподобился даже «у себя», всякий раз предпочитая маленькую и уютную Европу, но славную американскую провинцию представлял себе именно так. Тем более – «здесь», где у США всё просто замечательно. Однако, навстречу ему выкатилось небритое, опухшее рыло в обносках. Не столь изодранных, как у Усятинского, но куда более заношенных и грязных. От него гадостно воняло прокисшим потом и перегаром. Вдобавок, плебей заговорил на испанском. Из длинной тирады Усятинский разобрал лишь «сукин сын», «попрошайка» и предложение убираться прочь. Попытка объясниться привела к тому, что хам вновь принялся ругаться и сквернословить. Предъявленная ему в порядке эксперимента купюра достоинством в червонец – была ожидаемо, не понята, не оценена и со смехом брошена по ветру. Вслед за ней отправилась и остальная наличность, пачка которой была выбита из руки Усятинского. Попытка собрать мечущиеся меж кактусов последние в случае чего доказательства его нездешности успехом не увенчалась – ветер оказался проворнее. Когда он возвращался с пустыми руками, полный негодования на возомнившее быдло, что стоял и от души хохотал, и желания если не выпросить воды, то хотя бы узнать, где же он находится – на заправку въехал маленький открытый вездеход, за рулём которого сидела девушка. Надо полагать, путешественница. Кажется – на сносях. Вроде, хорошенькая, но ... точно пережила что-то тяжелое, или, может, потеряла близкого человека. В машине, кроме путешественницы сидела здоровенная овчарка.
- Заправьте, – бросила на английском девушка рабочему, и тот, забыв про незваного гостя, принялся за дело. Немного опомнившийся Усятинский хотел было подойти к ней, но сразу не решился – ещё и собачинда угрожающе повернулась в его сторону, а в следующую секунду – к машине уже подскочил тощий мальчишка лет десяти, с глупой улыбкой до ушей, в латаной-перелатаной рубахе и со странного вида фотоаппаратом в руках. Блеснула вспышка. Из щели снизу диковинного фотоаппарата к удивлению Усятинского вылез кусок плотной бумаги. Не иначе, как фотография. Моментальная. Усятинский хмыкнул – цивилизация, однако. Нет, определённо, он не ошибся с выбором мира для нового места жительства. Мальчишка быстро затараторил, и девушка повернулась к рабочему: - Что он сказал?
Тот ответил с таким акцентом, что Усятинскому стало за него стыдно.
- Он говорит, что вы - очень красивая. Ему стыдно просить у вас пять долларов за эту фотографию. Но, если он этого не сделает, то отец его побьёт.
Девушка покачала головой:
- Красиво подсуетился, парень. Четыре… Quatro...
Она забрала у сорванца свою фотографию, мальчишка схватил протянутые купюры, и радостно подпрыгивая, побежал прочь. Рабочий закончил с заправкой машины, и подошёл к девушке.
- Тreinta mil pesos... пятнадцать долларов… (курс мексиканского песо к американскому доллару в 1984году составлял 196,6)
Американка принялась с ним расплачиваться. Громыхнул далёкий ещё раскат грома, опять подул ветер, погнав песок и клубки колючек. Мальчишка, убегая, снова закричал что-то по-испански. Девушка вопросительно посмотрела на работягу.
- Что он сказал?
- Он говорит - надвигается буря.
Акцент его был просто ужасен. Девушка посмотрела на грозовые облака, жутковато нависающие над пейзажем, и без того не внушающим оптимизма. Лучи солнца вдруг пробились сквозь толщу облаков и упали на машину, и хозяйка её, как Усятинскому показалось – сама для себя, едва слышно произнесла:
- Я знаю…
Вездеход тронулся, выехал с заправки и покатился вдаль по совершенно безлюдному шоссе. Полыхнула молния во весь горизонт. На душе Усятинского почему-то стало совсем тоскливо и нехорошо...
***
- Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Новинки...
Двери вагона скользнули по направляющим и втянулись в проём, глухо бухнув о пороги. Клацнули замки, погасли маленькие красные лампочки над дверными проёмами. Спину ощутимо вжало в спинку кресла, подобного ложементам космических кораблей конца двадцатого века. Старенький пригородный поезд ускорялся до своих пятисот с копейками километров в час. Пейзаж за окном слился в размытую полосу – вы пробовали лететь на самолёте в пяти метрах от земли? Ускорение прекратилось одновременно с приглушённым «ш-ш-шух» откуда-то снизу. А уже через несколько секунд поезд начал плавно гасить скорость. Сидевший у окна профессор Олег Подразский усмехнулся, прикрыв глаза – вроде и не так давно шутили, что у станционной платформы «гончая» стоит дольше, чем несётся до следующей станции. А, возможно, что уже скоро эти поезда возведут в ранг музейных ценностей «на ходу». И пользоваться ими будут не ради нужды, а чтобы прикоснуться к «раньшему времени», подобно сегодняшним степенным пассажирам колёсных пароходов-новоделов и водителям автомобилей, или сорвиголовам, которые носятся по полигонам и крутят пилотаж на воссозданных танках и истребителях первой половины двадцатого века. У соседа его – степенного старикана - коротко пиликнул сигналом вызова браслет-коммуникатор.
- Внучка… прошу прощения, - сосед с улыбкой прикоснулся к крупным звеньям на левом запястье, разворачивая голоэкран. Олег, учтиво кивнул с улыбкой в ответ, и чуть отвернулся в сторону.
- Деда! Здравствуй! Ты не забыл, что у нас завтра будет? Мы тебя в гости ждём! Ты мне куклу обещал, как у Алёнки, приедешь, да?
- Конечно Ларочка! Я ничего не забыл, и завтра куклу привезу.
- Спасибо, деда!
Олег сдержал горькую усмешку – не мог он похвастать детьми-внуками. Страшно было заводить семью, зная, что многих переживёшь…
- Станция Решетиха, - объявила «железная леди».
Открылись двери. Сосед его откланялся и вышел с ещё несколькими пассажирами, а на их место в вагон устремилась стая пацанов и девчонок с рюкзаками за плечами и сумками в руках. Негромко смеясь, и перекидываясь шутками, ребята быстро, сноровисто раскидали рюкзаки и
сумки в стойки и полки, и сами устроились на свободных местах, щёлкнули замками ремней безопасности, без чего поезд дальше бы не тронулся. Снова стремительное ускорение и недолгий полёт, во время которого поезд по ажурному мосту пролетел над рекой. У парня, что устроился впереди и слева от Подразского – крепыша в изысканно-пятнистой и сверхпрочной штурмовой куртке «богатырь», тоже сработал коммуникатор. «Богатырки» и прочая снаряга времён европейских войн, когда создавался Союз от Лиссабона до Пекина, и такие куртки носили и венгры, и баварцы с поляками – и поныне производились как память о тех днях и людях. Армейцы же перелезли в другие, не так давно казавшиеся совсем уж фантастическими «шкуры». Юноша отвечал по аудиоканалу, но громко и эмоционально, и Олег снова невольно услыхал обрывки разговора:
- Да, Гамид. Сели, встречай. Всё – как договаривались! До встречи!
Так уж получилось, что теперь соседкой Олега оказалась подружка этого парняги – красивая русоволосая девушка в клетчатой рубашке и джинсах-капри, в отличие от своих друзей – не столь радостно настроенная. Это было «неправильно», и Олег не смог удержаться от вопроса:
- Прошу прощения, кажется, вам отчего-то грустно?
- Да, немного. Через неделю мне лететь к родителям на Марс, - девчонка улыбнулась. - На год.
- Но, ведь это же здорово! – искренне восхитился Подразский и даже стукнул тростью в пол.
- Да, только немного страшно. Я - трусиха… а перелёт, говорят, займет целых две недели!
- Бросьте, сударыня! Всё будет хорошо. Скоро вы будете прилетать сюда на выходные. Клянусь свой треуголкой, как говорил один мой знакомый, - Подразский азартно прищурился, и снова стукнул тростью. Ничего, девочка. Просто ты одна из первых. В смысле - в первой тысяче. А, если всё получится, то скоро ты сможешь путешествовать туда и обратно – как на пригородном экспрессе. А оно получится – мы засиделись в колыбели, которая в очередной раз чуть не стала нашей могилой. Время вставать на ноги. И мы встанем.
После того, как законсервировали ту часть программы «Бартини», что касалась изучения возможности и последствий перемещений во времени и параллельных пространствах - все силы были брошены на решение одной головоломки: перемещения «здесь и сейчас» на расстояния межпланетные и межзвёздные. Подразский уже нутром чувствовал – успех близок, и он увидит результаты этих усилий, без пафосного «ещё». Есть уже и команда «мозговых штурмовиков», есть и научно-техническая база. Осталось лишь грамотно дожать проблему. И спины их сейчас надёжно прикрыты – в отличие от гениев, что создали «Энергию - Буран», а потом просили подаяние и шарились по помойкам. Так, что – дожмут. Дожмут асфальтовым катком.
- Станция Гаврилово, - раздалось из динамиков.
- Разрешите… освобожу место вашему верному рыцарю, - Подразский встал и направился к выходу, отсалютовав девушке и её кавалеру, вскинув правую руку к полям шляпы: - Честь имею! У вас всё будет хорошо!
Он шагнул через порог вагона на перрон. Нет, ведь это всё-таки замечательно! Какие славные ребята. Есть – кому дела передавать. И дела – такие, что не стыдно передать. Если – что…
Олег, помахивая тростью, прошёл по перрону станции, и спустился по ступеням на брусчатку тротуара. Домой! Тем более, что сегодня – пятница. Пятнадцатиминутная пешая прогулка и отдых.
Недалеко от перрона, почти под кронами деревьев была площадка, на которой сейчас стоял глайдер с нарисованным на обращенной к Олегу стороне одного из килей - развевающимся флагом Евразийской Конфедерации. Ирония судьбы – флаг повторял знамя времён гражданской войны в США. Разве, что количество белых звёзд по синему диагональному кресту на красном полотнище было другим. Ну, так вам тут и не здесь, в конце концов. Подразский улыбнулся было, но, неожиданно для самого себя, свернул в сторону глайдера с затаённой надеждой – внезапно и вдруг встретить кого-то из тех, кто украшал последний флаг Конфедерации южан чёрно-серебряным орлом вместо звёзд. Коллегия Государственной Безопасности Российской Империи. Затейники…
А, ведь слов нет – приятно было бы увидеть этих разбойников. Только… зачем? Обнять, как близких? Близкими они ему стать просто не успели. Дать по мордасам за их расчётливость и цинизм, с которым они провели его от поражения к поражению и далее к полной победе? Попутно решив свои проблемы… так ведь ничего личного – просто бизнес. Он их понимал. Только сейчас понимал. А по мордасам они и сами хлопать были мастера. Интересно - сбылась у Барскова «мечта идиота» в виде столь вожделенной им эпичной «Битвы при Капитолии»? Здесь обошлось без эпоса, как и предполагал его дружок Тимон – за штаны желающих пришлось придерживать…
Олег Подразский, прогуливаясь и размышляя, шёл по тротуару, постукивая тростью. Тяжела становилась трость Ламонта. Возможно, что Ламонт и таскал её куда дольше к моменту расставания, но это, как говориться его проблемы. Олег не сможет ещё столько. Да и зачем? Что он проклятый, что ли? Странно, что она вообще ему досталась! Слаб человек. А, Олег был человек, из плоти и крови. И страшной оказалась не сама «Зелёная миля», о которой предупреждала его Кристи, а то, как она старит и выкашивает близких тебе людей. Любимых. Олегу проще было помножить… нет, даже поделить на ноль любого, кто сейчас решился бы затеять с ним беседу на эту тему. Что - что? Победители «мили», с которыми его свела Судьба, тоже были из плоти и крови?
И ходячая ЭВМ – Ламонт?
И Саша Барсков?
И вся его банда?
Изображавший хамло - интеллектуал и дебошир Макар… аристократично утончённый Коняшов, способный припороть слона булавкой… замечательный Тимофей, который «пописывал недурственные стишки», не иначе как - в промежутках меж стрельбой и мордобоем… обаятельный Роман и хронически небритый Георгий – с которыми он лишь мельком успел познакомиться? Ну, да. Тоже люди. Сильные люди, но не более того...
Кристина… зеленоглазая прелесть, которая ушла, как только стало понятно, что здесь - в общем, всё в норме, и без неё обойдётся. Кристи была с ним совсем недолго. Но, кто знает – смог бы он без неё? Точнее – смогли бы все они без неё? Что с тобой сталось, Кристи? Изумруды зелёные… получилось ли у тебя, сбылось ли твоё сокровенное желание сыграть в большой теннис? Нарожать детей, что будут тискать внуков Баськи?
Валерка Петров… вот был человечище… вот бы кому трость эту отдать, да только он и без неё отлично обошёлся. Валерий Владимирович Петров. Легендарный ВВП, в течение более четверти века с короткими перерывами занимавший пост премьер-министра Российской Федерации. Покинул недавно грешный мир Валерка. И не цепляясь за министерское своё кресло, и при желании - диктаторские полномочия, а пребывая на заслуженной пенсии, в окружении любимой жены, четверых детей и десятка внуков. Петров был единственным знакомым Олега в этом мире, кто на личном опыте знал, что можно путешествовать меж мирами опираясь лишь на свои собственные возможности, а то и вовсе - на волю случая. Своим умением Подразский пользовался лишь несколько раз, когда по-другому просто уже не получалось. И только после одобрения Валерой. Несколько попыток энтузиастов «осчастливить человечество» - пресекли на корню, найдя им занятие боле нужное, и не умножающее хаос. Ну, да… ретрограды и душители. Что поделать. Самому тошно…
Теперь тренькнул уже его браслет: упало сообщение от Тома Хэмптона – молодого и очень перспективного профессора Техасского государственного исследовательского университета. Томас был как обычно краток – будет 15-го прямым рейсом из Хьюстона. Длительность доклада – два часа тридцать минут. Обсуждение – сколь угодно, лишь бы интересно. Перечень необходимого оборудования. Список тех, кого желательно видеть. Подразский усмехнулся, подбросил трость, поймал её. Слов нет, пора, пора было передавать её кому то другому, чей путь только начинался. А, почему бы… не Томми, а? Неожиданно для себя самого Олег Николаевич вдруг взмахнул тростью, сделал лихое танцевальное па и отбил чечётку. Снова подбросил трость, таившую отличный клинок, и снова поймал. Ему вдруг пришло решение значительной части давно терзавших его проблем. Непринуждённое и лёгкое. Для начала - Томас отличный фехтовальщик, и такому подарку будет рад несказанно. То, что он ещё и обожает носить шарф и шляпу-цилиндр, которым трость будет очень даже в масть – ерунда, но тоже считается. В том, что в силу его знаний и способностей - ему просто суждено выбиться в когорту тех, кто влияет на судьбы мира – нет сомнений. Вопрос времени. Но вот тут – есть нюанс. Дело в том, что с недавних пор Том Хэмптон работает в том же направлении, что и Кристина – возможное влияние пространственно – временных переходов на организм человека. И очень успешно работает. Описывая своей теорией засекреченную пока ещё практику инженеров и докторов Подразского. Но, развернуться по полной программе здесь – ему просто не дадут, потому как боязно. В первую очередь – за океаном. Не настолько ещё отошли от кошмара, ставшего расплатой за «бесцельно прожитые годы». И значительная часть «пара» - уйдёт в свисток. А вот с Кристиной – ему будет, о чём поговорить. И с тамошними «вольными художниками», украшавшими свои кабинеты портретами Государынь, Батьки Махно и маршала Рокоссовского – махом найдёт общий язык. У рисковых ребят хоть и есть тормоза, но в узком кругу они ими не пользуются. От слова совсем. В узкий круг Олег его введёт - привет Ламонту с тросточкой. А дальше… а почему бы той реальности и не стать «генеральной»? С такими-то моторами! Двухконтурный масс-суперпривод Гидрошвангеля с тройным мезонным гипердрайвом! Они же просто всех порвут и там, и вообще везде!
Кажется, настало время вспомнить кое-какие свои навыки и взять творческий отпуск...
Конец
2012 – 2014г.