Прорубь

Игорь Михайлов 2
Пока все были на работе, бабушка затеяла стирку. Она вскипятила  воду на печной плите, разбавила кипяток в цинковой ванне, и в ней же на стиральной доске елозила по белью большим куском серого мыла.  После этого она загрузила стираное на санки: белое сложила в ведро, а что-то положила так, прикрыв стираной робой. 
    Её внук дошкольник катал в палисаднике комья снега. Он был одет в фуфайку не по размеру, валенки и треух, который все время поправлял.
   - Егорка, поехали на речку,- позвала бабушка.
   Егорка оставил свой комок, и пошел за санками.
   - Я буду помогать,- заявил мальчик.
   Он пытался толкать санки, но потом встал на полозья позади, и так, навалившись на ведро, ехал, поглядывая по сторонам. Дорожка тянулась вдоль канавы, где за изгородью были ровные белые огороды с небольшими холмиками.

 Все дома были бревенчатые с крышами в снегу. Пересекли несколько улиц, где Егорка ни разу не был. К речке был покатый спуск. Здесь чужие ребята катались на фанерках. Внизу две женщин полоскали бельё в прорубях. Еще две свободные проруби, как совиные глаза, пронзительно следили за миром.

 Осторожно идя у забора, бабушка спустилась вниз и подвезла санки к свободной проруби. Там черная вода журчала и даже поднимала бурун с одной стороны.
  - Близко не подходи,- поостереглась она. 
  Егорка смотрел, как бабушка очень долго и тщательно полоскала каждую вещь. Мальчик прокатился несколько раз по горке стоя. С фанеркой он полез выше. От скорости захватывало дух. Фанерка выскочила на запорошенный лед, мальчик слетел с нее и головой вперед угодил в свободную прорубь. Бабушка едва заметила его нырок, но над прорубью никто не показывался.
  - Бабы,- истошно закричала бабушка так, что обе женщины прекратили полоскать белье,- ловите его у себя.
  Она ткнулась на колени, и опустила обе руки в темную воду.
 - Кого ловить-то,- не поняла одна из женщин.
 Но бабушка молчала.
 - Да мальчонку,- догадалась другая.
 Обе женщины бросили белье, и каждая склонилась над своей прорубью. Темная вода казалась зловещей. В ней застывали руки, а течение на быстрине их загибало.
  - Только бы сюда, только бы сюда,- причитала бабушка.
  Рукавицы в резиновых перчатках наполнились холодной водой, она по ру-кавам, уже подступала к плечам и морозила. Где-то в темной глубине расто-пыренные пальцы тормозили воду, словно пытались за нее ухватиться и удержать, но вода не укрощалась, бежала, двигалась, торопилась,  а пальцы невольно скрючивались.

 А бабушка продолжала корчиться, затаила дыхание, словно на себе испытывала удушливую глубину. Невероятная, всепоглощающая мысль, как молния озарила сознание и грохотом уничтожила другие чувства. Бабушка хотела очутиться там подо льдом, вместо Егорки, и это было бы лучшим подарком, целью жизни и свершившейся мечтой, счастливым итогом.

 Принять, все муки и быть при этом счастливой. Но только вместо него! Зачем она выживала в водовороте войны, выхаживала детей, чтобы видеть это? Она еще ниже опустила руки и коснулась дна.
    Воспоминания, как пулеметные выстрелы, стучали в голове, словно в прошлом можно было найти ошибку и так предотвратить беду.
   
        Малую Вишеру бомбили упорно, словно, хотели выдолбить снарядами новую низину среди болот. 
    - Иван,- позвал кочегар своего машиниста,- пошли обедать ко мне.
    Их дома находились рядом. Снаряд разорвался на улице. Деду попал осколок в горло, а кочегара разорвало пополам. Обоих похоронили в один день на огороде. Было деду 27 лет, и остались без отца четверо детей. Там же бабушка выкопала землянку и все четверо детей прятались в ней при обстреле. Бежать было некуда.


 Трое фашистов с шумом вошли в избу и, водя автоматами перед собой, приказали:
    - Матка, «карасин»!
    Дети, уже забившиеся в угол, зашевелились. Фашист направил на шорох автомат.
     - Сейчас,- взмахнула руками бабушка, защищая угол, и указала,- там.
     Фашист взял цинковую бутыль, потряс её, сказал: «Гуд!», пятясь, солдаты вышли из избы.
   

    Уже позже на месте землянки появился прудок. Туда старший брат Егорки запустил двух карасей. Во время засухи, когда прудок обмелел, были видны рыбьи хребты. Карасей выловили сачком, принесли в избу на кухню и положили на стол. Караси были большими, просто огромными и так долго прыгали на столе, что детям было жалко их.
    - Ну, решайте сами,- мать не торопилась чистить живую рыбу.
    Дети ходили по избе, выбегали на улицу, снова возвращались, наконец, забрали карасей и выпустили их в прудок и туда же вылили питьевую воду из ведер. Хребты карасей двигались над водой, а дети бросали в прудок хлебный мякиш, который быстро исчезал.
    - Ох, какие они голодные,- удивлялся Егорка.
    - Так полчаса прыгали по столу,- уточнил старший брат.

   - Бабы,- крикнула бабушка,- ловите.
   Одна вырвала из своей проруби что-то:
    - Так это шапка. Там он еще.
    В тот же момент бабушка подхватила фуфайку и вытащила внука наружу.
    Он открыл глаза и сказал:
    - А я видел карасей, только понарошку!
    - Родненький ты мой,- запричитала бабушка.
    Женщина у другой проруби предложила:
    - Давай ко мне, вон мой дом!
    Они, торопясь, понесли мальчика в горку.