========== Я - Арчер ==========
В нос ворвались яркие незнакомые запахи: такое ощущение, что я их никогда не чувствовал. Глаза открывать не хочу, потому что не очень хорошо ощущаю свое тело. Я как будто только учусь владеть им. Даже обоняние отчего-то обострилось. Но ищу я определенный запах, желаю его невыносимо. От него зависит моя жизнь, моя безопасность. Пытаюсь уловить этот знаковый для меня аромат или хотя бы его отдаленные оттенки. Нет. В нос ударяет щекочущее носовые пазухи, резкое, неприятное. Отчаянно хочется тихонько, жалобно… заскулить?
Боюсь открывать глаза. Мои последние воспоминания ни с чем хорошим не связаны. Это обычный день, если не считать предстоящих событий. Через неделю мы должны сочетаться законным браком с той, которую я считаю идеалом. Она совершенная, безупречная и самая дорогая мне девушка. Я не чаю в ней души. Осталось ждать совсем немного, чтобы стать совершенно уверенным, что мое сокровище никто и никогда не уведет, потому что я буду самым близким и самым родным для нее.
Мои воспоминания оборвались, потому что мое тело… подхватили под мышки и, сопровождая кряхтением детского голоска, потащили куда-то. Я вынужден был открыть глаза, чтобы понять, что со мной происходит. Скосил взгляд к переносице – передо мной нечто длинное, поросшее черной шерстью, с мокрой кожаной «пуговкой» на кончике. Теперь я собака!
Я истерично заскулил, закряхтел, вращая и сопротивляясь некоординированным щенячьим телом. Но мои лапы упрямо волоклись по ковру с мягким коротким ворсом, следуя за передвижением мальчика лет семи. Он был сосредоточен на запланированном им мероприятии, и мои попытки освободиться оказывались бесполезными.
- Тёма! Оставь щенка в покое! – услышал я женский голос откуда-то слева, ошалело разглядывая небогатую обстановку квартиры. – К чертям все это! Зачем он принес тебе этого щенка? Не мог подарить что-то более практичное? Вместо этого обеспечил мне еще одну головную боль…
Тирада женщины относилась к моему новому хозяину только в самом начале. Теперь мы стояли около обувной полки, и мальчик пытался застегнуть на мне ошейник. То ли дырочек в этом предмете было недостаточно, то ли он небрежно относился к этому занятию, но жесткая кожаная полоска то затягивалась на моей шее, перехватывая дыхание, то повисала свободной петлей. Никогда не задумывался, почему так часто щенки могут внезапно сделать лужу. Оказалось, что это процесс, не контролируемый мною совершенно. Я просто стою, нелепо растопырив все четыре лапы, и подо мной растекается этот детский «конфуз». Стыдно. Попробовал вильнуть хвостом, думая, что мой владелец поймет, но он только хлопнул себя по бедрам ладошками и громко возмутился:
- Мам! Я не успел с ним погулять! Только ты не ругайся, я сам вытру.
Из кухни вышла полноватая женщина в синем халате, что-то дожевывая по дороге, и критически осмотрела меня и лужу. Никакой симпатии по отношению к себе я в этот момент не почувствовал.
- Я же тебе давно говорила! – опять затянула она «воспитательным» тоном. – Дождался? Иди гулять, а то он еще и наделает.
Мне стало жарко. Пасть открылась сама собой, выпуская моментально растянувшийся язык. Такое кондиционирование сработало. Живительная прохлада быстро разливалась по моему телу. Пока мой Тема волочил меня на поводке за собой, я не переставал в истерике перебирать последние события той жизни, в которой еще не был псом. За что мне такое наказание?
<center>***</center>
Садясь в машину, мы с ней ругались. Ерунда, но эта ссора была для нас чем-то важным. Оправдываю себя только тем, что я очень нервничал, постоянно пытаясь отыскать причины задумчивости моей будущей половинки. «Только бы не передумала!» - такой слоган я хотел бы вывесить на каждом здании, молить о нем всех богов, которых я знал. Это мучило меня.
Соответствующий вопрос я задавал каждый раз, как только видел ее напряженный взгляд и слегка нахмуренные брови. Получал ответ моментально, но он не давал мне ровным счетом никакой разгадки. Она ускользала от меня еще больше, создавая ощущение, что я что-то упускаю и теряю. Теперь мы ссорились из-за ерунды.
- Этот ресторан просто чистая столовка, - говорила она, садясь за руль. – Да, согласна с тобой, у них довольно аккуратно и прибрано, но здесь нет обстановки для торжества.
Я бросил ей ключи от машины, усаживаясь на пассажирское сиденье.
- Что тебя не устраивает? Менеджер сказал, что украсит зал по твоему вкусу и распоряжениям. Ты умеешь создавать торжество… – аргументировал я.
Сделал бы для нее все что угодно, только вот перенести это торжество мне было ужасно трудно. Испытывать удовольствие от подготовки к нему я тоже не мог. Вся эта «мишура» казалась мне лишней. Невыносимо хотелось утащить ее на какой-нибудь остров, чтобы она оказалась там только моей, одним махом снимая все мои тревоги.
- Почему породистых собак называют сразу? – размышлял мальчик Тема, остановившись на газоне. – Даже кличку не дали самому придумать. Это же неправильно!
Пока я внюхивался в траву, пытаясь отыскать запах, который мучил мою память звериной тоской, Тема победно оглядывался вокруг. Понимаю человеческим сознанием, что он искал глазами восхищение знакомых и друзей: у него собака, настоящий друг, который станет большим, сильным и страшным для врагов.
Мне хотелось втянуть запахи всех предметов в траве. Суетливо и поспешно я искал это наваждение, которое помнил собачьим нутром. Думаю, это был запах моей матери-суки. Меня отняли от нее. Теперь я был беззащитен перед Темой, его мамой и всем окружающим миром. Мне нужна была ее защита, ее спокойная уверенность, забота. Я хотел бы вернуться к ней. Я натягивал поводок, пытаясь достать до вызвавших непонятный интерес предметов, травинок, запахов, как будто читал захватывающую книгу. Как понятна теперь эта собачья манера обнюхать все, что попадается на глаза. Они почти материальны, эти запахи, вьются загадочным узором. Я узнаю своих собратьев по отпечаткам когтей на траве. Тут была кошка…
- Темаааа! – окликнул первый из прибывших на «торжество демонстрации собаки» знакомцев Темы. – Тебе собаку подарили? А какая порода?
- Ньюфаундленд! – гордо ответил Тема. – Он водолаз! Запросто нырнет в море за камнем, если кинуть.
Тема подтянул меня обеими руками за поводок, я упал. Знакомец с сомнением посмотрел на объект обсуждения.
- А он чистокровный? – осведомился слегка разочарованный моим кувырком мальчик.
- У него паспорт есть, – пояснил Тема. – Там всякие записи, родители его указаны, даже фотка!
Подошедшие вслед за первым еще пара мальчишек потянули ко мне руки, требуя: «Дай, лапу! Сидеть! Лежать!». Выполнение всех этих действий предусматривалось одновременно. Я растерялся и неловко уселся на зад, разглядывая этих ребят. Руки тормошили меня, гладили, таскали за уши, одаривая вниманием. Тема выдернул меня за поводок.
- Не гладьте! – потребовал он обиженным тоном. – Он не будет злой и начнет доверять чужим.
- Ты же мой друг, Тема! Какой же я тебе чужой? – спросил светловолосый мальчик и утер нос рукавом.
- А как ты его назвал? – поинтересовался второй, поправляя круглые очки на носу.
- Собак с родословной самостоятельно не называют. Кличка им дается от имени матери-суки, - Тема, как знаток, сделал акцент на слове «суки». Послышались детские смешки, - по последней букве в кличке. Он Арчер, а мать у него Гертруда!
После такой «лекции» очкарик зауважал моего хозяина еще больше. Снова руки. Я шарахнулся, натянув поводок.
- Жека, пошли со мной. Мне в хлебный нужно, побудешь с Арчером, пока я хлеба куплю, - распорядился Тема, дергая поводок и обрывая все игры, которые затеяли со мной собравшиеся.
Потом меня тащили на поводке, а я путался среди ног прохожих. Понимал, что мы шли в магазин, но координация нещадно подводила меня. Я старался не отставать от Темы, переходя на нелепые прыжки и вызывая умиление своими неловкими движениями. Люди улыбались, глядя на мои старания. Я хороший щенок, который сделал что-то нехорошее в человеческой жизни.
Сколько живут собаки? Пятнадцать, двадцать лет? Тема будет моим хозяином, которого я буду ждать в прихожей у двери, чтобы он вывел меня на улицу освободить мочевой пузырь и погрузиться в исследование ароматов окружающего мира. Будут приятные и неприятные моменты. У меня будет собачья жизнь. Наверное, я буду преданным псом.
Пока Жека старательно держал меня за поводок, гордо задрав подбородок, я неровно уселся на зад и снова начал вспоминать…
- Пристегнись, – сказала она. Я тогда даже не обратил внимания на эту ее обычную фразу. А ведь она была права.
Буркнул в ответ что-то невразумительное, потому что в тот момент меня страшно интересовало, согласится ли она на мой вариант ресторана для торжества. По ее напряженному выражению лица я понял, что она не очень довольна моим выбором.
- Лучше бы ты был так беспечен в сексе, – тихо сказала она, аккуратно выезжая со стоянки.
Почувствовал привкус этого извечного разговора. Постоянный и неразрешенный, очень вежливый и аргументированный спор. А причиной тому – наше странное и решаемое разногласие. Полное противоречие всякой логике. Как-то одним прекрасным поздним вечером началось это противостояние. Мы заговорили отвлеченно, а пришли к конфликту. Темой был вопрос о том, в какой момент семейной паре следует задуматься о ребенке достаточно серьезно. Я утверждал, что только тогда, когда семья имеет дом и стабильный заработок, когда страсть поутихла, приняв стабильное положение, после путешествий, развлечений и прочего. У нее было кардинально противоположное представление.
Она необычна во всем. Даже тут я не смог понять ее мотивов. Мое устойчивое мнение рушилось под ее, казалось бы, неопределенными и зыбкими аргументами. Она просто пыталась вызвать во мне те же ощущения, которые испытывала сама. Ее основным оружием было желание.
Я смолчал, сделав вид, что не расслышал ее фразы. Но ощущение предстоящей ссоры только усилилось, когда она вновь заговорила. Уже через пять минут, несясь по трассе, мы спорили вовсю.
Каким образом у едущей навстречу машины отцепился прицеп, я до сих пор даже не догадываюсь. Просто, высекая искры, это творение рук человеческих неслось нам навстречу, рассыпая белые капустные головы по всей трассе. Она хорошо водит машину, но попавшие под колеса овощи и скорость сделали свое дело: машина ушла в неуправляемый занос. Через несколько мгновений я пробил головой лобовое стекло нашего авто, столкнувшегося с КАМАЗом. На этом мое сознание померкло.
- Женя! Что ты тут делаешь? – грозно навис над мальчиком мужчина в коричневом костюме. – Я где тебе сказал гулять? Можешь даже не оправдываться, ты лишен компьютера еще на два дня…
- Папаааа… – жалобно заныл мой соглядатай, и поводок выпал из его ладони. Он не стал поднимать его, вцепившись в рукав пиджака отца и что-то сбивчиво тому поясняя.
Потом приехала грузовая машина, настойчиво выгоняя меня с места моего ожидания резким противным сигналом. От оглушительного звона в ушах я ретировался. На тянущийся следом за мной поводок наступали прохожие, растерянно оглядываясь и поспешая дальше. Я пытался уклониться от ног, рук, посвистываний, призывов и уходил все дальше. Меня манили колбасой, хлебом и конфетами. Я убегал, поджимая хвост, как последняя дворняга. У меня нет доверия к ним. Мне нужно было найти тот запах, что дал бы мне спокойствие. Но даже оттенка его не было поблизости. Я искал его до сумерек, потом забился в какой-то подвал и улегся отдохнуть.
========== Хозяйка ==========
К утру я продрог. Как ни прислушивался, как ни пытался уловить чутким носом знакомые мне запахи, ничего не вышло. Меня если и искали, то совершенно не там, куда я забрался, напуганный совершенно другим взглядом на жизнь. Теперь я был беззащитным и беспомощным, лишенным речи, власти, силы быть царем природы - человеком. Мои мысли путались между собачьим желанием поесть и человеческим – разобраться во всем, проанализировать и найти ответы на все свои вопросы. А их было больше, чем я мог удержать в своей растерянной собачьей голове.
Наказан ли я? Не нашел я прегрешений в своей жизни, которые стали бы предпосылкой такому наказанию. Эту мысль я почти отверг. Сохраняя лишь тоненькую ниточку, чтобы отреагировать правильно, если окажется, что прегрешений своих я просто не понимал.
В подвал забрела дворняга. Обычная рыжая собака, одна из многих, которые тешат детей своим терпеливым участием в их играх. Морда ее хранила следы боев за территорию, остальные шрамы укрывала густая шерсть. Она небрежно втянула в ноздри воздух около меня и со стоном улеглась поодаль. Я наблюдал за ней, опасливо свернувшись в клубок. Она посмотрела на меня внимательными карими глазами, словно понимая мое состояние.
- Хозяина потерял? – раздался женский голос в моей голове.
Я приподнялся на передних лапах, удивленно рассматривая дворнягу. Она глухо зарычала, и я послушно опустился на место.
- Ты еще ни разу не разговаривал? – продолжал звучать в моей голове голос. – Не вздумай подходить ко мне. Мне щенки не нужны, я не трогательно заботливая мамаша. Лежи и слушай, я сегодня добрая: покормили неплохо.
Дворняга уложила острую морду на передние лапы, прикрыла глаза. Казалось, что она отдыхает от проведенного в поисках пищи дня, полного обычных собачьих забот. Но голос продолжал свой монолог в моей голове:
- Не знаю, щенок, о чем с тобой беседовала мать, но ты совершенно неразумен и попросту глуп. Как можно было потерять хозяина? Это твоя жизнь, твоя пища и тепло. Ты, конечно, породист и красив, но, по всей вероятности, ты скоро заболеешь, станешь паршивым и заразным, тебя пристрелят, отравят, усыпят, потому что никто не будет бороться за твою никчемную жизнь, если у тебя нет хозяина. Истории, которые тебе будут рассказывать молодые, – вранье, фантазии. Меня просто ошпарили кипятком в соседней столовке. Облезла я жутко. Кроме ощущения постоянного голода, боли и злости, мне приходилось еще и бояться, чтобы меня не увезли на живодерню. К моменту, когда я обросла шерстью снова, я была в состоянии скелета. Это реальность. Так что отправляйся на поиски своего хозяина, как только рассветет. Если придешь вечером в мой подвал – загрызу.
Слова возникли у меня самостоятельно. Это было, как рисовать в голове картинки. Одну за одной и очень быстро.
- А кем ты была до того, как стала собакой? – нарисовал я.
- Ты еще и тупой. Никакая собака не была человеком. Отстань от меня и спи, не то выгоню на улицу…
Дворняга вздохнула, облизнула морду и утихла. Я не стал испытывать ее терпение. Выходит, я нормальный пес? Может мне это снится? Я ощутил нестерпимый зуд, задняя лапа привычно почесала нужное место. Мысли о сне тут же отпали. Я остаюсь псом, который помнит, как он был человеком.
Подушечки лап касаются мокрого темного асфальта. Тонкой змеей вьется за мной «осиротевший» поводок. На траве газона роса еще не растаяла, не испарилась. Найти растерянному щенку во множестве запахов тот, что он услышал от Темы, непросто. От него пахло мягко, запах был свежим, немного сладковатым, как от меня самого. Думаю, это запах детства. Будучи человеком, никогда не задумывался, что в мире запахов все имеет значение. Как в толпе людей искать одного, конкретного. Я то задирал голову вверх, то склонял ее к самой земле в поисках запаха своего хозяина. Так продолжалось, пока кто-то не наступил ногой на мой поводок. Я испугался и рванулся было из ошейника, круто развернувшись мордой к посягающему.
На петле поводка стоял начищенный до блеска черный ботинок из дорогой хорошей кожи. В нос шибанули запахи одеколона, крема для обуви и еще чего-то, что сразу вызвало во мне теплые чувства. Я проследовал взглядом по наглаженной стрелке штанины, затем к распахнутому пиджаку, белой рубашке с расстегнутой пуговкой ворота, ослабленному галстуку, задержался на лице, на котором уже появилась легкая щетина… Я узнал его. Он из моей прошлой жизни!
Никогда не любил этого слащавого типа. У меня к нему изначально были претензии, он вызывал их одним своим видом. В нашей компании он появился ниоткуда. Кто-то привел его на одну из вечеринок, которые мы устраивали по очередному надуманному поводу. В первый же день я приобрел к нему устойчивую антипатию. Каким-то уж очень предусмотрительным с девушками он показался. И от этого несло фальшью, потому что иногда он попадал не в лад. Уже потом я узнал всю остальную его историю. Мои подозрения подтвердились. Заветной мечтой Романа было жениться на девушке из семьи с хорошим достатком. Моя невеста была именно такой…
Я еще раз рванулся из ошейника, отчаянно тряся головой. Удавка никак не сбрасывалась, собрав складки шкуры около ушей.
- Ну-ну! – воскликнул он, наклоняясь к поводку. – Гляди, какой непокорный!
Я рычал и сопротивлялся, а он с легкостью тащил меня, упиравшегося всеми четырьмя лапами, волоком. Подушечки лап начало жечь огнем от трения о грубый асфальт, пришлось бежать за этими ненавистными ботинками.
Страшно хотелось есть! Это чувство заставляло меня реагировать на все запахи, которые напоминали о еде. Из приоткрытых кухонных форточек – запах яичницы, ветчины и много других, сводивших с ума мою голодную щенячью сущность. Я обреченно бежал за моим «похитителем» и думал, что гордо отказаться от еды не получится. Если он предложит хотя бы кусочек колбасы, я продам всю свою щенячью душу. Потом он взял меня за ошейник, закинул в багажник своего напыщенного черного джипа, привязав на короткий поводок. Я пытался рваться и сопротивляться, но он только пробурчал что-то злобное в мой адрес.
Машину нещадно трясло и бросало из стороны в сторону. К моему несчастью водить он не умел. Взбунтовавшийся вестибулярный аппарат подал отчаянный сигнал в мозг, и меня вывернуло противной белой пеной, которую я еще долго сглатывал, облизывая несчастную морду. Потом я скулил и подвывал, по-собачьи умоляя остановить эту тряску. Пришлось умолкнуть, чтобы удержать новый приступ тошноты. Когда все прекратилось, я обрадовался, но тут же получил жесткий шлепок по заднице. Это мой хозяин-враг сопровождал моё освобождение из багажника ругательствами и ворчанием о недавней дорогой чистке машины.
Когда он втаскивал меня в подъезд, я ликовал и бесился одновременно. Потому что это был ее подъезд, я уже слышал ошеломительно желанный запах ее духов, и злился на то, что волок меня туда именно этот тип.
У двери я опять рвался из ошейника, пока он, удерживая мой поводок одной рукой, другой спокойно доставал из кармана… ключи! Я разразился лаем. Как же мне хотелось, чтобы мои собачьи связки овладели хотя бы на пару минут человеческой речью! Гулким эхом по подъезду элитного дома разнесся мой щенячий лай, срывающийся на завывание. Я тут же получил поводком по заднице и утих от обиды. Он деловито открыл двери ее квартиры своим ключом. Обреченно вхожу в коридор, и воспоминания накрывают меня болезненной волной вместе с этим желанным запахом. Ее тело излучало едва уловимый аромат полевых трав, теперь я слышу их нотки, которые мне так знакомы. Мой запах! Я умираю, потому что от этого запаха мое собачье сердце разрывается в клочья…
- Доброе утро, любимая! – бодро и фальшиво заявил мой хозяин-враг. – У меня для тебя сюрприз!
Хотелось завыть. Я предвкушал ее появление и бесился от того, что слышу. Меня разрывали противоречия. Я стих в ожидании. Когда она вышла из спальни, немного сонная, завязывая поясок короткого халата, я взвизгнул и бросился ей в ноги. Я рванулся так резко, что он не удержал поводок. Грохнулся, повизгивая, лизнул ее ноги и начал нещадно колотить хвостом из стороны в сторону. Она замерла, удивленно приподняв бровь. Потом ее губы растянулись в широкой искренней улыбке, и я наслаждался этим, положив собачью морду ей на ступни.
- За твою улыбку я бы притащил в дом еще сотню таких гадов, как этот! – восхитился мой враг, шагнув к ней с намерением обнять.
Я резко вскочил на лапы, поскользнулся, растянувшись на линолеуме, ударился, клацнув челюстью, прикусил язык. Встретить попытку посягательства на мое, личное, самое дорогое в образе мрачного охранника не вышло. Я приподнялся, обреченно наблюдая за тем, как они нежно обнялись. Я вырасту огромным, сильным псом и загрызу его в честной схватке!
- Купил его вчера, - рассказывал он, поедая завтрак, приготовленный ее руками, с небрежностью и торопливостью, непозволительной для такого действа. – Даже документы не забрал, так спешил домой вернуться. Командировка была утомительной и бесполезной, я вернулся ни с чем.
Я оторвал морду от своей миски и мельком бросил на него взгляд. Он нагло врал. Но в этот момент я наслаждался каждой крошечкой того, что она мне положила. Она позаботилась обо мне. Я понравился ей, даже такой понравился!
- Ты впервые улыбнулась с тех пор… - произнес он, беря ее за руку и останавливая сосредоточенное складывание салфеток в различные фигурки.
Кощунство – оборвать такое ее занятие! Но я смолчал, в последний раз лизнув миску. Улегся рядом с ней, наблюдая.
- Год прошел, а ты никак не можешь забыть? – с этими словами, я снова видел это выражение на ее лице.
- Оставим эту тему, ты не вовремя… - она отбросила в сторону салфетку. – Не приходи сегодня. Год назад я бы вышла замуж и стала счастливой.
Он отодвинул тарелку и недовольно скривил губы. Она оборвала его возможные дальнейшие рассуждения: встала из-за стола и принялась мыть посуду.
- Мне уйти? – с раздражением спросил он.
- Езжай домой, отдохни от командировки, - спокойно сообщила она. – Ты же устал.
Он ушел, громко захлопнув за собой дверь. Я даже не пошевелился, оставшись с ней один на один. Я отдам ей всю свою собачью ласку, на которую способен, буду предан и никогда не потеряюсь, потому что жизнь уже однажды разлучила нас. Человеческая жизнь…
Опять донял зуд, я привычно задрал лапу, начал чесаться и замер, когда понял, что она это заметила.
- Не спросила, как тебя звать, - растерянно заметила она, потирая краешек губы. – Да и незачем. Он большой врун. Машина свежевымытая, а врет, что только что из командировки. Правда, я дура? Элита с блохами, пошли-ка я тебя искупаю.
Я начал ползти к ней. Нет! Не дура, ты самая-самая! Она только сосредоточенно посмотрела на мой ошейник и произнесла:
- Арчер.
Я насторожился и уставился на нее в ожидании. Ей должна понравиться моя кличка! Я теперь Арчер, но я все так же твой.
Потом она меня мыла своими ласковыми руками, я стоял смирно и балдел от прикосновений. Правда, все было списано на мою породу, должен воду любить. Потом она вытерла меня полотенцем и отнесла в комнату. Лежал смирно, вместе с ней смотрел на мониторе прошлогодние фотографии, уложив голову на лапы. Потом она расплакалась, неожиданно и тихо, я даже не заметил, потому что от умиротворения мои веки стали слипаться. Казалось, что весь мир вокруг меня изменился, стал теплым, укрытым шерстью, со знакомым мне запахом.
Проснулся я от звука, с которым она доставала салфетку. Бросился на постель, стал лизать ее лицо, руки, вообще все, куда мог попасть с моей щенячьей неловкостью. Хвост мой двигался из стороны в сторону самостоятельно, как растягивается улыбка у человека.
- Арчер, все, прекрати… - просила она меня, отстраняя, но я был категорично настойчив. – Что ж ты подлиза такая? Все… Я уже перестала киснуть… Сейчас пойдем гулять.
И мне ничего не нужно было, кроме этих слов. Даже если она столкнет меня с дивана, даже если шлепнет по заднице, все равно я счастлив. И я готов был свернуть горы, победить в битве сотню ее врагов, достать сокровища со дна морского.
Я старался быть послушным, но путался под ногами, оборачивал поводок вокруг ее ног, суетился и отвлекался на запахи со всей своей щенячьей непосредственностью. Я буду самым дрессированным и послушным псом, возьму все награды на всех выставках, которые она только вздумает посетить. Услышав свою кличку, произнесенную ее голосом, я буду отправляться в огонь и в воду.
В этот день началась наша с ней собачья жизнь.
========== Не щенок ==========
Рос я быстро. Как-то незаметно перестал путаться в конечностях и приобрел хотя и нескладные, но очертания большой собаки с длинной черной шерстью. В росте у меня явно преуспевали конечности. По своей комплекции я был немного нелеп, но уже утратил присущую маленькому щенку округлость. Ее друга - своего врага - я возненавидел.
Он появлялся в доме по вечерам, внося в него оглушительные запахи своего одеколона и цветов. Приносил обычно огромный букет алых роз в напыщенной упаковке. Один из букетов я сгрыз. Не специально. Просто они оставили его на табуретке в кухне, увлеченные нежностью друг к другу. Дверь в спальню закрыли. Я поскулил немного, поцарапал когтями закрытую дверь. Услышал раздраженное: «Арчер! Место!» и ушел на коврик в коридор. Еще пару раз подходил к двери, вслушивался в звуки, не сомневаясь, что там происходит то, чего мне видеть не следует. Уже приоткрывал пасть, чтобы испустить вой, но стискивал зубы.
Потом я увидел этот проклятый букет… Он был воплощением предательства. От него несло моей печалью, запахом роз! Я стащил его со стула на пол. Вначале расправился с оберткой. Медленно, с удовольствием разрывая ее в клочья, словно это был костюм моего врага и соперника. Затем перешел к «телу». Шипов у этих роз не было. Тонкие изящные стебли ломались под зубами, наполняя мою пасть горьковатым привкусом зелени цветка. Куда лучше было погрызть купленную ею косточку, но тут дело было в принципе. Хрусь! Это ноги… Хрусь! Это руки, которыми он ее обнимал… Ладони с короткими сильными пальцами, поросшие темными волосками. Бутоны рвал с особым удовольствием, рассыпая вокруг лепестки. Я не могу подарить ей цветы, но она придет и увидит, что я усыпал нашу кухню красотой.
За «дизайн» я получил от него поводком по заднице. Это было настолько неожиданно, что я даже не сразу отреагировал. Бить могла меня только хозяйка! Я зарычал, оскалил зубы и шагнул в его сторону, низко наклонив голову. Он сделал шаг назад.
- Он агрессивен, - слегка повысив тон, испуганно заявил он, выставляя вперед руку с поводком. – Ты совершенно не занимаешься его воспитанием! Сейчас я исправлю эту ошибку…
Он отбросил в сторону поводок и схватил стоящую в углу швабру. Я шагнул к нему, слегка присев на лапах, приготовился к прыжку. Мое собачье нутро издавало утробное рычание. Я орал всей душой: «Уберись из нашей жизни, фальшивка!». Вытянулся в струнку, ощущая телом каждую собачью мышцу. Я уже выбрал мишень - вцеплюсь в его руку с побелевшими костяшками, которой он сжимает древко швабры. Пасть наполнилась слюной в предвкушении крови противника. Он слегка наклонился и медленно занес свое «оружие» для удара. Если он попадет - мне мало не покажется. Мой рык становился громче, а губы задирались выше, обнажая зубы: мне ничего не должно помешать впиться в его тело. Секунда - и во мне развернулась стиснутая злостью пружина. Я летел в выбранном направлении, распахнув пасть. Оглушительный удар сбил меня с направления полета, всепоглощающая боль прорезала мою левую лапу, кажется, там что-то хрустнуло. Пока я поднимался, он занес швабру для очередного удара, и, если бы не хозяйка, он точно успел бы нанести его.
- Ты с ума сошел! Остановись! – закричала она, на ходу заправляя банное полотенце, обернутое вокруг прекрасного тела. – Арчер! Место, кому я говорила?
Я, прихрамывая, отправился на коврик в коридоре. Со стоном улегся и стал вылизывать пульсирующую болью лапу. Внутри горели огнем боль и обида. Он одолел меня. Я усердно вылизывал лапу, прекрасно понимая, что моя боль внутри и я никак не достану ее языком, но хотелось утихомирить, усмирить ее немедленно.
- Он распотрошил твой букет, и я его наказал, - услышал я раздраженное пояснение.
Стукнулась о стену ручка швабры. Видимо, он отбросил ее. Звякнула о стол чашка. Он нервничает.
- Ты не мог подождать, пока я выйду из душа? – она была сосредоточена, я помню этот тон. Так она говорила, когда я погрыз ее книгу, лежавшую на полу.
Не знаю, как это у меня вышло. Просто она приятно пахла ее руками. Я хотел всего лишь взять ее в зубы, но потом с упоением стал утолять свой зуд. Зубы резались с таким нестерпимым желанием их почесать, что я порой терял голову. В арсенале моих терзаний зубным мучением были книги, ручки, карандаши, шнур удлинителя, собственная миска, старые тапочки хозяйки и еще куча мелочей. От тоски я оторвал кусок обоев в прихожей. Пока она была на работе, я сходил с ума. Несколько раз брал с собой на коврик пульт от телевизора, но к уничтожению не приступил, сумел сдержаться.
- Он бросился на меня! – защищался мой противник.
Хозяйка присела возле меня на корточки и тронула лапу, которая начала распухать на глазах. Ее легкое прикосновение причинило мне острую боль, я инстинктивно заскулил и оттолкнул ее ладонь носом.
- Ты сломал ему лапу… - холодно произнесла она, не оборачиваясь. – Потерпи, Арчер, нужно ехать к доктору.
Она пару раз провела ладонью по моей голове, и мне стало значительно легче. Я благодарно ткнулся носом в ее коленку. Спасибо. Она скрылась за дверью спальни, оттолкнув оправдывающегося врага. Он дернул ручку двери, но та оказалась закрытой, стукнул разок костяшками пальцев. Я зарычал. Он не должен тревожить ее… Враг торопливо ретировался на кухню и прикрыл за собой дверь.
После этой схватки я долго костылял на специальной шине. Хотелось стащить ее зубами, но металл сидел плотно и прочно, хозяйка ругалась, и я терпел, как мог. Ходил, бряцал конструкцией на моей ноге и вздыхал.
На время появления в доме моего врага, меня постоянно закрывали в ванной. Я лежал на прохладном кафеле, умышленно отбросив носом коврик, и вслушивался в их голоса с завистью и тоской. Клал нос около дверной щели и втягивал носом ее запах. Скулить нельзя. Она счастлива…
Когда с меня сняли шину, произошло событие, которое я не понимал до самого конца. Просто меня встревожили ее сумки, долгие разговоры по телефону. На полу в прихожей сумки смотрелись особенно тревожно. Я даже было прикусил ручку одной из них, но отпустил под громким окриком: «Арчер! Только попробуй…». Попробовал. Только привкус кожи и тоска. Она никогда не била на меня, но отчитывала изрядно. Мои промахи были для меня постыдными. Просто обидеть хозяйку я не мог себе позволить. Когда она ругала меня, я подползал к ней и клал голову на ступни, глядя в глаза. Она, конечно, смягчалась и прощала меня до следующего раза.
Карабин щелкнул на моем ошейнике, когда враг вынес сумки из квартиры.
- Арчер, ты уже большой, - рассказывала она мне, выводя за двери. Странное время для прогулки. Было раннее утро. – Побудешь у моей мамы. Только не вздумай вести себя так, как со мной, она твои «по-пластунски» не поймет…
Я готов был завыть! У меня тут же сложилась картинка. Она захотела от меня избавиться. Я больше не нужен, потому что ненавижу этого слащавого, фальшивого типа, а она, напротив, любит его. Черный джип стоял у подъезда. Он укладывал на заднее сидение ее сумки.
- Арчер поедет в багажнике? – удивленно спросила она. Я привык ездить на заднем сиденье ее небольшой машины.
- Ты же знаешь, его укачивает, - заметил враг. – К тому же будет крупной неприятностью, если он попортит мне кожаный салон. Эти его зубы… Багажник просторный, ему будет даже удобнее.
Враг махнул рукой. Она слегка нахмурилась. Но когда я послушно запрыгнул в багажник, прошептала: «Прости, Арчер. Я тебя не предам». Я лизнул ее руку, потому что за эти слова я готов был прыгнуть в огонь. У меня затеплилась надежда, что моя тревога преувеличена.
Только я зря надеялся. Меня выгрузили из багажника около огромного особняка родителей хозяйки и передали повод в руки ее матери. Пока они мило беседовали около машины, я сидел возле низкой оградки палисадника. Поводок мой петлей для руки был накинут на столбик.
Джип тронулся с места, а про меня забыли. Я надеялся, что забыли. Забился, стал рваться с привязи, мои беспомощные в человеческой речи связки орали:
- Не ос-тав-ляй ме-ня! У-у-у-у! Не ос-тав-ляй!
На самом деле это был лай - звонкий, пронзительный, с воем. Я оказался бессилен что-либо сделать. Когда машина скрылась за поворотом, я понял, что она оставила меня. Ничего не могло быть обиднее этого. Я взвыл, выплескивая жалость к самому себе, укоряя себя за все грехи, что успел сотворить в своей недолгой собачьей жизни. Она не вернется. Короткая мысль пронзила меня льдом до самого кончика хвоста. Я не слышал, что говорила мне ее мать. Я смотрел туда, где скрылся ненавистный джип. А вдруг она вернется? Растерянно подбежит, обнимет, как бывало, за шею и скажет, что это вышло случайно, просто меня забыли…
Но никто не вернулся. Я уныло лежал на кинутом мне у порога коврике и перебирал в голове все варианты. Один был сокрушительней другого. Теперь моими новыми хозяевами были ее родители. Я учуял ее запах в прихожей. Пробрался туда. На обувной полочке нашел тапочки, которые пахли ею, стащил один и, крадучись, ушел с ним в зубах на газон. Теперь она была со мной. Уснул я, уютно уложив морду на тапок.
Мне часто снились реалистичные сны. То рыжая дворняга обучала меня премудростям дворовой жизни, то снилась моя мать-сука. Сны были обрывочными. Большая черная собака, чинно бредущая по тротуару на поводке с крупным полноватым мужчиной. На ней болтался намордник, и она была горда этим шествием. Она помахивала пушистым хвостом в такт их шагам. Снилась швабра, ломающая мою кость, и тогда я поскуливал от боли.
Потом приснилась она, моя хозяйка. Берег моря, под лапами обжигающий желтый песок. Она счастливая, улыбается. За руку ее держит мой враг. Вокруг такие же избалованные солнцем люди, лежат, едят, утирают морскую воду полотенцами. Идиллическая картина и неясное тревожное чувство неминуемой беды. Оно защемило в тиски мое сердце. Я вскинул морду, внюхиваясь в воздух: никакого запаха водорослей. Обошел двор. Опять улегся, прихватив зубами тапок, но предчувствие не покидало меня…
Я ещё немного погонялся за ночными мотыльками. Клацание зубами и пряжкой помогли: я устал и опять вернулся к тапку. Заснул я быстро. Как ни странно, мой сон продолжился.
Хозяйка вошла в воду и, пройдя немного глубже, поплыла. Я завидовал ей всем своим существом, потому что мне часто снилось много воды. Она плыла мастерски быстро, видимо, она тоже любит это занятие. Отплыв подальше, она расслабленно перевернулась на спину и прикрыла глаза. Я наслаждался ее удовольствием, наблюдая за всем как будто бы со стороны. Звук двигателя нарушил идиллический шум прибоя и выкрики пляжников. Я увидел, как на хозяйку движется катер, задрав нос и вспенивая за собой воду. Я отчаянно залаял и проснулся от собственного голоса… Сердце сжалось. Я заметался с тапком в зубах по газону, словно не мог найти себе места. Это будет! Это непременно случится!
Я поспешно прикопал тапок в кустах, закидав на него носом землю, разогнался и перемахнул через высокий забор. Мой путь лежит к морю. Я найду ее и уберегу от беды.
========== Моя Белка ==========
Я бежал огромными прыжками за поворот - этот путь я знал отлично. Казалось, что ее запах, едва уловимый, сплетенный в узор с другими - яркими, приятными и отвратительными - сопровождал меня, тянул на невидимом поводке вперед. И я несся остаток ночи у него на поводу, огромными, торопливыми прыжками, вывалив язык. Роса немного уняла жажду, но скоро я окончательно устал и захотел пить. Мой взгляд шарил вокруг в поисках запретной для питья лужи - источника воды. Мысленно я уже жадно черпал из нее языком вкусную прохладную воду. Влага смачивала мои внутренности, наполняла собой мою ссохшуюся собачью утробу.
С рассветом все усложнилось. Сплетение запахов стало похожим на клубок, перепутанный до невозможности, затянувшийся узлами. В воздухе появлялись новые запахи: завтрак, выхлопные газы, оглушительные запахи прокисшей помойки, запахи проснувшихся людей…
Я вырвался за город, когда солнце пекло мою спину вовсю, но я продолжал бег, боялся опоздать. Лапы мои отмеряли расстояние по обочине шоссе. Гравий, битое стекло, ссохшаяся, как мое нутро, грязь с колеями от колес автомобилей. Трава уже начала выгорать, и краешком глаза я видел рыжеющую траву, а другим - поток машин. Они обдавали меня волнами жаркого воздуха, сметали тоненькую нитку ее запаха, я опять настойчиво искал ее и бежал, бежал…
Воду я отыскал у одного придорожного кафе, там был декоративный фонтанчик. Я вломился туда полностью, сшиб фарфоровую статуэтку вечно писающего мальчика, разбив ее вдребезги, хлебал, упивался прохладой, остужающей мои пекущие огнем подушечки лап. На меня орали, потом огрели веником, обозвали, но напиться я успел. Выпрыгнул из источника под крики и свист посетителей и побежал дальше, оставляя за собой мокрые следы лап. Ниточка ослабевала, дрожала в воздухе тонкой паутинкой. Она может исчезнуть, и я потеряю ее. И тогда – задравшийся нос катера, взбивающий розовую пену винт…
К вечеру я перешел на шаг, потому что ноги дрожали от усталости. Язык едва по земле не волочился, но не давал такой нужной мне прохлады в крови. Возле меня пару раз останавливались машины, и я шарахался в кусты, избегая опасных для меня сострадательных людей. В итоге в шерсти у меня появились колючки репейника.
Как только красноватый диск солнца закатился за горизонт, уже почти невидимый пунктир ее запаха исчез в ароматах ночной загородной жизни. Посвистывали ночные птицы, шуршали травой ежи и мыши, опять порхали ночные мотыльки. Иду, не отвлекаясь, задираю нос к розовому закатному небу. Он не может пропасть! Мне нужно…
На обочине тощая облезлая псина грязно-белого цвета ожесточенно трепала сбитую на дороге лисицу. Пасть наполнилась слюной, но такое я есть не стану. Псина покосилась на меня и заворчала, оскалившись.
- Не тревожься, я такое есть не буду, - сообщил я ей обычным «кодом».
- Чего тебя здесь носит? Вроде, породистый, тебе легко хозяина найти, - удивилась в ответ псина.
- Мне не нужно другой хозяйки, я ищу свою, - гордо сообщил я, усаживаясь.
Дворняга прекратила трепать «добычу» и насмешливо глянула на меня.
- Меня сюда щенком вывезли. Думала вернутся, просто забыли. Наивная, тоже тухлятину не жрала, пока умирать не начала от слабости. Хорошо, что придушенный еж подполз довольно близко, у меня уже не было сил ходить. С тех пор пообтерлась, жру вот… Хочешь? Я поделюсь, хочешь?
Я с отвращением мотнул головой. Дворняга слегка оскалилась и махнула хвостом. Посмеялась надо мной. Опять было принялась за свое занятие, но потом оторвалась и уставилась на меня внимательно.
- Ты, наверное, потерял след?
Я виновато облизнул морду и переступил с лапы на лапу. Мой позор она вычислила сразу. Дворняга подошла, обнюхала меня с кончика носа до хвоста, особое внимание уделив гениталиям и заднему проходу.
- Совсем щенок, - констатировала она. – А жаль… У меня скоро течка, ты обаятельный, зажгли бы… А хозяйка твоя пахнет, как будто полевыми травами, свободой. Она замечательная. Такую толстую веревку ее запаха не чувствуешь?
Я простонал от бессилья. Дворняга развернулась было к своей трапезе, но вдруг бросила, не оборачиваясь:
- Помогу тебе, вместе побежим, только отвернись, я жрать хочу и стесняюсь…
Я улегся поодаль в траве и устало прикрыл глаза. Она могла бы быть чьей-то Белкой, Снежкой, эта с виду неказистая, но такая благородная собака. Мне как свет выключили, я даже проспал без снов, пока она меня не разбудила.
- Подъем, щенок! Я тебе тоже не всесильная, глядишь, канат исчезнет, и так уже перепутался в узел, - сообщила она.
Я с готовностью поднялся на ноги и потянулся, зевнув до хруста в челюсти. Мы побежали вместе, на ходу обмениваясь своими историями. История Белки была трагична до слез.
Она родилась во дворе у одной зажиточной пары. Помнит запах парного молока и скотного двора. Все воспоминания детства. Запах матери она запомнила очень хорошо и слышала его до прошлого года довольно отчетливо, но потом он исчез. Почему она не бежала все это время? Потому что помнит детские ручонки, опускающие ее на траву и шепот: «Белочка, ты подожди немного, я приду за тобой». С тех пор она пережила пять зим, наловчилась ловить мышей, есть насекомых и их личинки, тяжело переболела, выжила, потому что верила в то, что она придет за ней, эта девочка в синем платье - ее хозяйка.
Белка была поразительно находчива. Она сперла на прилавке придорожного рынка круг колбасы и притащила мне, категорически отказавшись есть. Я проглотил угощение и вылизал ей потрескавшиеся подушечки лап. Она смущалась. Надеюсь, ей было приятно.
Мы бежали вдоль трассы, и она учила меня премудростям выживания. Их было так много, что я просто поражался ее знаниям и уникальному нюху. Она умела разглядеть, когда из окна машины вылетит что-то съестное, а когда не стоит даже обращать внимания на такие предметы. Знала, на какое расстояние отлетают пакеты, предупреждала, как не попасть под машину. Смущаясь, научила воровать у людей пищу, в чем я оказался неловок и опять получил по загривку метлой. Белку же покормили прекрасными объедками за тоскливый взгляд.
Она терпеливо учила меня использовать свой нюх максимально эффективно. Без ругани и раздражения. Я старался и ошибался, путался, как тупой щенок. Она никогда не ругала и была терпелива.
- Если меня не станет вдруг, ты должен знать это, - говорила она, когда мы понемногу отдыхали в тени в полдень.
- Куда ты денешься? Вот увидишь, мы спасем мою хозяйку и будем жить в моем доме. Я непременно подрасту, дождусь твоей течки и…
Мы смеялись и грустили. Мы стали стаей, проживая на двоих одну тяжелую жизнь. Я верил в свои слова. Но в последний день она повторила все, чему учила, самое важное, и опять напомнила это: «Меня не станет…». И у меня снова замерло в груди. Я мечтал для нее. А не стало ее нелепо…
Она, такая искушенная в жизни около дороги, попалась, скорее всего, случайно, от усталости и бессилия. Канат становился тоньше и тоньше даже для ее нюха. Мы торопились, продолжали бег даже в жару, вывалив языки. От утомления перестали обмениваться мыслями, в голове набатом гудела усталость.
Железное нутро огромной фуры гудело и скрипело издалека, шум нарастал, как будто близилось неминуемое. Мимо нас часто громыхали такие, никто бы не обратил внимания, только мне запомнилось почему-то странное поскрипывание, как взвизгивание.
Белку втянуло под задние колеса прицепа длинномера мгновенно, она не успела издать ни единого звука. Два огромных колеса прокатились, чуть подпрыгнув, по ее хрупкому собачьему телу. Я надрывно завыл, застыв над ее растерзанной плотью. Машины, взвизгивая тормозами, сигналили. Я выл безостановочно, пока во мне что-то не надорвалось, захрипело, и я стих, волоча обессиленное тело в придорожные кусты. Она прожила собачью жизнь, теперь будет самой красивой и счастливой девушкой на свете…
Я остался совершенно один, ожесточенно грызя сухую ветку. Собаки не плачут, они болеют душой, я это точно знаю. Это когда все внутри тебя разрывается, кажется, что хрустят ткани, заполняя мозг болью так, что хочется выть до хрипоты. Это называется проклятой собачьей тоской. Когда вы слышите собачий вой, помните это.
========== Пена ==========
На одном из рынков мне порвали ухо. Не критично, однако, кровь у меня текла сильно. Когда я тащил с прилавка кусок свиной головы, то проявил небрежность: я забыл слова Белки о том, что у каждой территории есть владельцы. Мне напомнили об этом за углом, где были только вдребезги пьяные люди. Драка вышла отменная. Клочья шерсти, моей и противников, летали в воздухе, как хлопья снега. Я отчаянно пытался не упасть. Спасибо тебе, Белка, за учебу! Я жив тобой.
Я спешно отступал уже без добычи, отчаянно урча пустым желудком, оставляя за собой капельки крови. Моя пожива осталась на откуп за мою шкуру. Захудалый городок научил меня четко распознавать запах вожака местной стаи и определять его размеры по отпечаткам когтей в почве. Такие отпечатки пес оставляет умышленно, пометив территорию и предупреждая о своей мощи.
Мой нюх упорно не хотел меня слушаться. Так, как у Белки, у меня не выходило. Кажется, я видел все, что она говорила, но терялся и путался. Теперь я избрал другую тактику. Я бежал по направлению движения машин, которые явно ехали к морю. Чтобы не ошибиться, я выслеживал сразу несколько таких. У них были прицепы с водными мотоциклами, лодками, нелепые надувные игрушки в салоне и прочие мелочи, которые подтверждали эту версию. Я провожал их взглядом и бежал в том же направлении. Вид мой стал потрепанным и неприглядным: шерсть с впившимися в нее колючками, грязная, свалявшаяся; сам я исхудал и теперь мало походил на породистого элитного щенка-подростка. Сегодня мне невыносимо больно наступать на лапы. На них появились язвы, я стер кожу, но все-таки был вознагражден.
Я услышал вдалеке этот неповторимый запах гниющих водорослей. Море было рядом. Поток машин увеличивался; я уже не определял направление, а просто бежал за их большинством, хромая на все четыре лапы.
Под утро я услышал его шум вдали. В предрассветной тишине этот мерный прибой запустил мое сердце в галоп. Я даже ноющие лапы перестал вылизывать. Поднялся и устало затрусил в направлении шума. Тут и появилась эта трепетная ниточка. Я не ошибся: моя хозяйка была здесь. Я захлебывался от счастья и волновался, как бы не опоздать на тот пляж, что мне снился. К обеду.
Люди, обожженные лучами щедрого солнца, неторопливо уходили с пляжа, чтобы не изжариться окончательно. Дети ныли, не желая выходить из теплой ласковой воды. Песок пустел, на нем оставались лишь отпечатки ног, подстилок, лежаков и шезлонгов.
Я наслаждался ее запахом. Она была здесь, я просто опоздал к ее приходу. Утром была. Запаха крови не было, значит, с ней пока все в порядке. Забившись подальше в тень торговой палатки, я приготовился ждать. Белка хорошо научила меня быть незаметным, иначе я был бы изгнан пляжными работниками, которые собирали лежаки и оставленный отдыхающими мусор. Я даже вздремнул, но был разбужен до боли знакомым ворчанием движка, поднял голову и впился взглядом в происходящее.
Трое парней, явно в подпитии, усаживались в пластиковый катер, молотящий мощным двигателем. Хотелось зарычать, остановить их, но я удержался. Мне ничего с ними не сделать. Моя дорога меня кое-чему научила, я стал хитрее. Проще не пустить хозяйку в море. Я пронаблюдал за тем, как укатил катер, и опять уложил голову на щемящие болью лапы. Прибой и мерный говорок людей усыпили меня, я уснул, сморенный жарой и усталостью…
Я проспал! Проспал ее ошеломительный запах и голос. Она появилась и отправилась в море, пока я спал. Я заскулил, поднялся на лапы, ухватывая узор ее неповторимого аромата. Она была в воде довольно далеко от берега. Я мгновенно сорвался и стрелой понесся в воду под визг и вопли наблюдавших. Я должен успеть! Он уже стрекочет вдали, этот ненавистный мне движок. Хотелось рвать его в клочья, пока он не будет раздроблен до песчинок на пляже. Я изо всех сил греб в направлении ее головы, уже видел ее волосы, собранные в такой привычный и дорогой пучок на затылке. Но плыла она быстро, я едва сокращал между нами довольно приличное расстояние.
Хотелось заскулить! Какой же я водолаз?!
Продолжаю отчаянно грести, хватая воду, чтобы уцепиться еще и зубами. Люди в панике расплываются с моего пути. Еще бы! Вытянутый в струнку черный пес, щелкая зубами, приближается к вам как торпеда. Может, я взбесился.
На горизонте катер уже совершил разворот. За его штурвалом - парень, целующийся с девушкой. Они заняты друг другом, а не управлением несущегося на полном ходу катера. Я наблюдаю, как хозяйка расслабленно ложится на спину, а на катере парень нажимает на макушку девушке, чтобы она опустилась перед ним на колени. Лаю, вою, поднажимаю, выбиваясь из сил. Я успею!
Задранный нос катера несется по четкой траектории навстречу моему движению, и я уже вижу, что опережаю его ненамного, только чтобы выполнить одно единственное действие. Мне хватит времени только на то, чтобы использовать преимущества своей породы: я должен опустить свою хозяйку поглубже в воду собственным весом. Как хочется, чтобы мы успели опуститься вместе, и катер прошел над нами. Эти секунды мне очень важны. Я должен успеть!
Рокот движка заполняет мой мозг, схожу с ума. К нему прибавляются вопли купающихся, они орут, но хозяйка их не слышит.
Я уже в метре. Я близко! Я спасу!
Катер разрезает воду совсем рядом. Вылетаю из воды рывком, из последних сил. Прости, хозяйка, мои лапы огрубели в дороге, и я поцарапаю твою нежную кожу. Опускаюсь всем весом на ее тело, ощущая тепло и дурманящий родной запах. Она едва успевает вдохнуть в легкие воздух, прежде чем мы уходим вместе под воду.
Под водой шум мотора похож на приглушенный стрекот, даже сквозь закрывшиеся перепонки слышу его приближение. Эх! Арчер, ты немного опоздал, потому что проспал. Хозяйку я опустил достаточно глубоко, а вот сам… Первая лопасть винта бьет мне в район лопаток, взрывая острой болью тело. Слышу, как рвется под ее мощью шкура, ткани, хрустят кости. Вторая бьет чуть ниже, третья – уродует мое собачье тело, когда я уже не управляю задними лапами. Я чувствую привкус собственной крови в воде.
Прости, любимая, я всегда был соней, вот и проспал. Прощай и будь счастлива!
Я видел розовую пену, когда меня вытолкнули на поверхность, и слышал, как хозяйка зовет меня по кличке. Извини, я уже не могу быть с тобой. Это было последнее, что я увидел в собачьей жизни. Я прожил ее с человеческой памятью, потому что должен был кое о ком позаботиться.
Надеюсь, что у нее будет все в порядке. Будет такой Арчер, который не проспит и не подведет. А с Белкой мы непременно встретимся. Не в собачьей, так в человеческой ипостаси. Встретимся и не вспомним ничего. Придется начинать все сначала.