Трагедия случилась год назад. Я, знаете ли, парень бывалый. На улицах рос, как-никак. Всякого ужаса там навидался, но это… Меня просто срезало. И всё же, несмотря ни на что, я жив. И я люблю свою жизнь. По крайней мере, то, что от неё осталось. Такие дела. Но давайте по порядку.
До дня, навсегда изменившего всё, оставалось чуть более полугода. Разумеется, тем утром я об этом не знал. Я сидел на диване, в гостиной нашей с Сеней квартиры. Кажется, был июнь, солнечное раннее утро. Свет преломлялся в приоткрытом окне, разбрасывая по полу и стенам многочисленные блики. Я зачарованно наблюдал за ними, и думал, куда же запропал Семён. Ночные загулы в его привычки не входили, парень он был тихий, спокойный. Работал в основном дома, изредка мотался в какой-то офис, ещё реже – к родителям. Но гулять по ночам… В нашем городе для этого нужен хребет. Хребет и большие кулаки. И стальные яйца. По ночам гулял я. А Сеня был существо дневное, подсолнечное. Но в этот раз что-то пошло не так. Я чуял беду.
Погруженный в размышления я не сразу заметил, что в комнате что-то неуловимо изменилось. И только когда с люстры раздалось весёлое «Чирик!», я заметил птицу. Птица смотрела на меня своим глупым глазом, слегка подёргивая пепельного цвета головкой. Я изобразил безразличие, и прикинул расстояние до окна. Умом эти пернатые не блещут, а вот скорости им не занимать, знаете ли. Но раз уж ты влез на мою территорию, дружочек, да ещё без разрешения – пеняй на себя. Надо же как-то скоротать время до возвращения Сени. Птица беды не заподозрила, и направилась в кухню. Кажется, на столе оставались какие-то крошки. Услышав первые «тук-тук», я спокойно добрался до подоконника и притворил оконную створку. Игра началась. Я прошёл через гостиную, и вошёл в нашу тесную кухоньку. Птица была на столе, резвилась в плетёной корзинке с овсяным печеньем. Сеня обожает овсяное печенье с молоком. Птица, ты крупно облажалась, подумал я, и ответишь головой. Сливаясь с обстановкой, я медленно продвигался к столу. Глупая тварь была так погружена в свои птичьи мысли и печенье, что меня не замечала. Я был почти у цели, когда услышал шаги на лестничной клетке. Сеня с третьей попытки попал ключом в скважину, и открыл дверь. Птица замерла, прислушиваясь. Семён скинул обувь и направился к нам. Он распахнул дверь, которую я так бережно за собой прикрыл, и птица ломанулась в гостиную, пулей просвистев в сантиметре от Сениной башки. Бездарь, подумал я. Семён взмахнул руками, косолапо развернулся, пытаясь проследить за снарядом, пролетевшим к окну.
- И что мы тут забыли? – спросил Сеня птицу, почёсывая затылок. Он подошёл к окну и распахнул его. Птица ещё с минуту металась под потолком, а затем, наконец, вылетела, почуяв свежий воздух. Полный бездарь, подумал я, покачав головой. Пока я смотрел в пол, сокрушаясь, Сеня подошёл ко мне, и бухнулся на пол рядом.
- Ну что, Диего, – хохотнул он, положив горячую ладонь мне на макушку – обломал тебе кайф?
Ещё как обломал, подумал я. Хорошо хоть вернулся.
К слову говоря, меня зовут Диего. Диего Семёнович Марадонна. Я – кот, а Сеня – мой Человек. Такие дела.
За шесть лет нашего партнёрства Семён честно заслужил свой титул Человека. Он пригласил меня к себе когда мне было чуть больше года. Дело шло к зиме. С едой на районе становилось туго. Питался я, в основном, объедками, которые оставляла у парадной Сенина соседка – пожилая дама, от которой разило псиной. До сих пор помню эту засаленную газетку, на которую она вываливала отварные потроха и рыбные ошмётки. На протяжении всей осени эта газетка была местом моего ежедневного паломничества. Само собой, другие бродяги тоже туда совались, но я был её любимчиком. Я ведь рыжий, да ещё и в полоску. К тому же, я был молод и силён. Я всегда мог постоять за свой обед. А потом женщина пропала. Шесть дней подряд я приходил к пустой самобранке. На седьмой, когда лапы уже слушались плохо (к тому же, я отравился раненым воробьём, с тех пор их и недолюбливаю), я наткнулся у парадной на Сеню. Нос уже сообщил, что ничего съедобного я не найду, но я всё же подошёл. Для проформы. Выглядел я, должно быть, неважно. На скамье у парадной сидел человек и курил. Сперва я не обратил на него внимания. По привычке обнюхал газету, а когда поднял глаза, заметил, что человек смотрит на меня.
- Оголодал, бедняга? – спросил он. – А Никитишна в больнице. Помрёт, наверное.
Я огорчился, но виду не подал. Стоял, и разглядывал человека. Что-то с ним было не так, но угрозы я не ощущал. Строго говоря, по вашим, человечьим меркам, он тоже выглядел неважно: тощий, нечесаный и немытый. Подбородок в клочьях неравномерно проросшей шерсти. На скамье рядом с ним стояла бутылка, парившая алкоголем. Но самым странным был запах. Как бы вам, безносым, объяснить… От него пахло им одним. То есть, вонял он изрядно и разнообразно – потом, табаком, алкоголем, и грязной одеждой. А человеческий запах был только один. У двуногих так редко бывает. Как правило, помимо вашего личного амбре, на вас всегда висят дополнительные. Ваши самки, детёныши, члены стаи. Коты, собаки, иногда – попугаи. Этот же вонял только собой. Я подошёл чуть ближе к нему и присел, обернув лапы хвостом. Человек отхлебнул из бутылки, рыгнул, и сказал:
- Слушай, зверь! У меня, кажется, молоко есть. А может и колбаса. Посиди тут, я мигом!
Он поднялся, и прошёл мимо меня к парадной. В итоге я получил миску молока, и размоченные в нём овсяные печеньки. Не бог весть что, но я был рад. Сеня подкармливал меня ещё месяц, пока не ударили холода. Тогда я незаметно очутился в его квартире. Внутри пахло табаком, Семёном, и книгами. Стены гостиной были заставлены высокими стеллажами с бесполезной для меня литературой. Мне сразу понравился диванчик, и альпинизм. И телевизор, который Семен никогда не смотрел, но для меня включал. А ещё он никогда не запирал окно и, поскольку квартира была на первом этаже, я всегда мог уходить и возвращаться когда пожелаю. Меня такой расклад устроил. Человек уважал мою свободу, а я не драл его мебель. Симбиоз. Такие дела. Но теперь что-то шло не так.
Когда Семён положил мне лапу на голову, я почувствовал новый запах, повисший на Человеке. Запах самки. Я притих под его ладонью, сканируя новый амбре. Самка. Молодая, около трёх кошачьих лет. Здоровая. Запах был выразительный, сильный. Он предвещал беду. Скоро я познакомился с его обладательницей.
Сеня опять где-то пропадал до ночи, поэтому гулять я не пошёл. Спал на диванчике и ждал. Услышав шаги Человека, я потянулся, и направился в прихожую. Спросонок я не обратил внимания, что топало две пары ног. Дверь отворилась, и меня буквально прижало к земле. К запаху алкоголя, табака и любой другой дряни я, в принципе, привык. Но тут было что-то иное. Эти две туши, топтавшиеся в темной прихожей, источали такой поток феромонов, что я просто обомлел. Запах любви, знаете ли. Срывает крышу не хуже валерьянки. Очнулся я когда каблук самки придавил мне хвост. Я рефлекторно зашипел, отскочив в сторону. Самка вздрогнула. Сеня, продолжая её облизывать, прошептал: «Не бойся, это Диего. Он добрый». Через десять секунд они очутились в спальне, а я остаток ночи провёл у пустой миски.
С первыми воробьями Сеня, горячий и неимоверно вонючий, вошёл на кухню и открыл холодильник. Обо мне он напрочь забыл, поэтому я, пересилив себя, подошёл и потребовал жрать. Сеня, чертыхнувшись, навалил мне полную миску гуляша, почесал за ухом, и исчез в спальне. Гуляш был божественен, Семён сам готовил его для меня. Я растаял.
Солнце поднялось. Я совершал третий подход к гуляшу, когда они, наконец, вышли. Самка скрылась в ванной, Сеня пришёл на кухню и принялся варить кофе. Я притаился в углу, притворяясь спящим. Судя по запаху, кофе Семён передержал. Он поставил две кружки на стол, разлил напиток, приоткрыл окно и закурил. Вошла самка. От неё все ещё разило любовью, но теперь я явственнее чувствовал и её собственный запах. Запах свежего снега на земляничной поляне. Что-то такое я находил на даче у родителей Семёна. Мне понравилось.
- Так вот он какой! – вскрикнула она, усаживаясь за стол.
- Угу – ответил Сеня, затягиваясь. – Надо ему жратвы оставить перед уходом, а то обидится.
Самка фыркнула, размахав сигаретный дым белой ладошкой. Сеня смущенно пробормотал: «Прости», и затушил сигарету.
- А он у тебя обидчивый? – спроси самка, непринужденно отхлебнув горелый кофе.
- Ещё бы! Он же кот! – Сеня хохотнул.- Обидчивый и злопамятный.
- Ну тогда я тоже кот – хихикнула самка, и потрепала Сеню за волосы.
- Ты не кот, Ксюша. Ты кошка. Самая настоящая. С коготками. – Семён перехватил её лапу, и поцеловал тыльную сторону. – А с Диего мы уже давно, так что друг друга не обижаем. Притёрлись.
- А мы с тобой… притрёмся? – спросила она осторожно. Лежа углу, я слышал, как хлопнули её ресницы, рассекая воздух.
- Конечно притрёмся! – Сеня рассмеялся.
Прошёл месяц. Притирка шла полным ходом. Самка всё чаще появлялась у нас. Сеня всё так же пропадал по ночам, но теперь всё больше в спальне. Мне это, в принципе, не мешало. До поры. Первым тревожным звонком стал гуляш. Его упразднили. Я здорово удивился, впервые обнаружив в миске сухие комки отварной курицы. Битый день воротил морду, но голод своё сделал. Сеня заметил моё недовольство, потрепал за ухом и сказал, что так полезнее. Проживу, мол, дольше. Хорошо хоть сливок в отдельную миску налил. Впрочем, их скоро заменили обезжиренным молоком, похожим на подкрашенную известью воду. Такие дела.
В квартире появлялось всё больше новых вещей и запахов. Количество обуви в прихожей выросло десятикратно. Башмаки всевозможных цветов расселись по стеллажам, как экзотические птицы. На Диванчике появились неудобные твёрдые пуфики, которые мне запрещали сбрасывать. В ванной царил такой ароматический хаос, что я предпочитал пить в туалете. Подоконник в гостиной наводнили цветочные горшки, в которые я то и дело врезался, когда запрыгивал. На стеллажах тут и там выросли удивительно хрупкие фигурки из фарфора. В кухне больше не было запаха табака, и я с удивлением признал, что мне его не хватает. Всё заполонил запах самки. Она была повсюду даже когда её не было. Наша уютная квартира превратилась в полосу препятствий, и я уже готов был бить тревогу. Но тут появилась Марлен. Я сразу простил самке все новшества. Марлен уравновешивала их все.
Марлен была игрушкой. Мягкой игрушкой с набивкой. Она жила в спальне. Марли разительно отличалась от всего полимерного хлама, который мне попадался на свалках в моём уличном детстве. Возможно она и не была живой, но в ней однозначно была душа. По виду Марлен была куклой кошки, нелепой и человекообразной. Вместо шерсти была грубая чёрная мешковина, глаза – янтарные пуговицы, притом разного размера, усы из рыболовной лески… Уродина. И всё же – она была прекрасна. Она тоже пахла первым снегом и земляникой, но только наполовину. Другая часть была исключительно её, неповторимая как узор сетчатки и изящная, как крадущаяся рысь. Её чёрная кожа пахла солнцем, тёплыми летними лучами, пробивающимися сквозь тенистые вязы. Я чувствовал аромат мокрой коры, прибитой пыли, и даже паутины, некогда коснувшейся её плеча. А внутри неё таилось ещё больше! Сотни оттенков, полутонов, неведомых мне, ограниченному городскому котище. Я узнал только ячмень, и коноплю, причём где-то там, на задворках, к ним примешивался приятный запах сухих человеческих рук, запах жары, цветущего поля и дикого воздуха, который я никогда раньше не ощущал. Сколько всего повидала моя Марлен! И как мало могла рассказать… И всё же – я любил её, и она была ко мне благосклонна.
Самка бросила её на кровать в спальне, и сказала:
- Будет подруга нашему Диего!
- Думаю, в дамах у него недостатка нет, - улыбнувшись, сказал Сеня, открывая входное окно. Верный знак того, что они уходят, смекнул я, краем глаза поглядывая в открытую дверь спальни.
- Но ты же не будешь ему уподобляться? – самка облепила Семена, и лизнула его в ухо. – Тебе ведь хватит и одной?
- Более чем! – Сеня подхватил её, и понёс в прихожую. Хвала бурёнкам… Я изображал спокойствие как мог, наслаждаясь дразнящим ароматом, текущим из спальни. Ароматом Марлен. Наконец, дверь захлопнулась. Через мгновение я был уже на постели, рядом с моей любимой. Вдыхал её, пожирал её, обладал. То была лучшая ночь в моей жизни. Чистое блаженство. Мартовское безумие, помноженное на бесконечность. А после случилась беда.
- Да ты понюхай её! – проревела самка, швырнув мою любовь Семёну в лицо.
Сеня судорожно схватил Марлен, закрывшись ею, как щитом.
- Ну… Пахнет немножко. Постираем! В химчистку сдадим… Ну чего ты?! – лепетал он.
Я наблюдал сцену с самого высокого стеллажа в гостиной, откуда извлечь меня могла только швабра. Дело было следующим утром.
- Какая химчистка! Ручная работа! Там же солома, шерсть… - самка упала на кровать, стиснув в ладонях ухо Марлен, отделившееся от тела в нашем танце страсти. Самка, понурив голову, продолжала:
- Бабуля сделала на шестилетие… Сама выкраивала, набивала. Я всю жизнь с ней прожила… Сёма, ну нельзя же так!
- Что сделано, то сделано – философски заключил Сеня.
Самка ткнула пальцем ему в грудь.
- Ты же понимаешь, он теперь не остановится!
- Ну а мне ты что прикажешь сделать?! Марадонна мне как для тебя Марлен! Только живой!
- А я?! Я что, неживая?! – самка закрыла лицо руками, и Сеня поспешил её обнять. Она отстранилась. Сеня свесил руки между колен, и смотрел в пол. Они сидели на кровати. Сеня, самка и Марлен. А я трусливо прятался.
- Выбирай. – прошептала самка.
- Что? – тупо спросил Сеня.
- Или кот, или я… - ответила она. И покинула наше жилище.
Сеня был невесел. Прошло несколько дней. Он слонялся по квартире, курил, пил, и забывал меня кормить. Моя любовь уехала вместе с самкой, и я тоже грустил. Потом Семён ушёл. Снова пропал на целую ночь, оставив мне на ужин миску известкового молока. Вернулись они вместе. Как обычно юркнули в спальню. В середине дня самка вошла на кухню. Я был адски голоден, но подходить к ней не стал. Впрочем, она меня удивила. Достала из холодильника жирные сливки, мелко порубила колбасы, смешала всё в миске, и поставила на пол. Я посмотрел на неё в недоумении.
- Че смотришь? – спросила она, усевшись на стул напротив. – Ешь давай, чертяка.
Я подошёл к миске, стал есть. А потом, представляете, она меня почесала! Впервые коснулась меня, не считая того случая с каблуком в прихожей. Я едва не замурчал. Колбаса была великолепна. На следующий день меня отвезли к врачу.
Честно говоря, вспоминать этот день мне совсем не хочется. Сеня был молчалив и угрюм. Затолкал меня в сумку, мы сели в таратайку. Потом была дорога. Путешествия мне были не в новинку, я много раз бывал на даче. Только в этот раз мы ехали не туда. Сеня сильно потел и вонял тревогой. Самка же, напротив, была слишком любезной, прощаясь. Я старался не нервничать. Даже когда меня вынули на обозрение человека в белом, обёрнутого химическим дурманом.
- Больно будет? – спросил Сеня угрюмо. Я стоял на столе, а он машинально чесал меня за ухом. Почему-то, удовольствия сейчас я не получал.
- Не волнуйтесь. У меня больше десяти лет стажа. Осечек не случалось. Всё пройдет хорошо, обещаю. – человек в белом натянул перчатки, и отвернулся к своему столу. Сеня поднял меня на руки. Я посмотрел на него.
- Не бойся, - сказал он, поглаживая меня. – Не бойся.
Происходящее нравилось мне всё меньше, но я доверял Сене и не боялся. Потом что-то ткнулось мне в ляжку, и я провалился.
Следующие дни прошли как в тумане. Помню, как самка поила меня с ложки, когда я проснулся. Помню, как Сеня сидел на диванчике, и хлебал алкоголь, глядя как я пересекаю гостиную шаткой походкой. Лапы не слушались, какие тряпки на задних стесняли движения, живот крутило. Квартира плавала перед глазами в зыбком мареве. Не знаю, сколько времени я провёл в этом состоянии. Знаю, что мне было больно, и я не понимал что со мной.
Кто-то гладил меня по спине. Я лежал на боку на диванчике, мордой к спинке. Кажется, мне снилась Марлен. Просыпаться не хотелось, и всё же – я открыл глаза. Прямо передо мной сидела Марлен. Ухо вернулось на место. Янтарные пуговицы глядели насмешливо. Я обомлел. Рука за спиной переместилась мне за ухо, я непроизвольно замурчал. Боль отступила. Хотелось есть. Я втянул воздух, пытаясь понять кто находится у меня за спиной, и растерялся. Это однозначно был не Семён, и не самка. В то же время, запах не казался чужим. Напротив, он был совершенно привычным, нашим с Сеней квартирным запахом. Табак, кофе, немного алкоголя, пота и… земляники.
- Оставим куклу на диване? – услышал я голос Сени. – Пусть тут живёт.
- Конечно – сказал голос у меня над ухом. Я перевернулся. Тело слушалось плохо, и я едва не скатился с дивана, но мягкие Ксюшины руки меня подхватили. Я совсем запутался. Должно быть, обоняние сбилось после больницы. Она держала меня у груди, и гладила. Я слышал стук её сердца, и чувствовал дыхание. Чего я не чувствовал – так это запаха самки. Был только запах дома, Марлен и… моего Человека.
- Кажется, он ещё не оправился. Пусть ещё поспит. – сказала Ксюша, и положила меня на диванчик рядом с Марли. Я вдохнул запах летнего поля и мирно заснул.
22:56
13.06.15