17 ноября. 2018 год. Утро. « Люди всегда называют ее Судьбой. Но порой не задумываются о настоящем значении ее интересного имени. Большинство девушек считают ее той, кто идет с ними на протяжении всего жизненного пути, сидит на хрустальных, залитых солнечным светом, небесных ступенях и размышляет, глядя на все со стороны. Некие юноши, как наш Алексей, думают совсем иначе. И их догадки почти правдивы, ведь не может Судьба каждую ночь, собирая потухшие звезды в ладони, засматриваться на тех, кто говорит ей порой безумные вещи. А иногда и винит ее, обрушивая злые слова, что пускают корни, прорастая внутри души того человека. Но она никогда не пропускает мимо себя те слова, которые обращены не только к ней, но и к небу, что создано было ни ей, ни каким иным существом. Да, небо - ее дом, а на земле она в гостях. И в то время, когда она шагает в беленьких туфельках, что с острыми каблучками, она каждый час слышит множество голосов, живых голосов, которые уже с заходом палящего солнца смогут сказать ей все, глядя в прелестные глаза. И это будет последний взгляд в этой жизни, который увидят какие-нибудь девушки, распуская русые волосы, наклоняя головы вниз. Они поймут тогда, как были правы юноши, когда утверждали, что Судьба во всей вселенной одна, и в полном уединении возносит на темное небо сверкнувшие вновь звезды»- раздается цокающее эхо, проносится по всем небесным степеням. Крутая лестница расстилается перед ней, красавицей в длинной юбке, шлейф которой в черно-белую полоску волочется по расколотым ступеням. Сама она вступает аккуратно лишь на те, что целы и блестят, отражая восход нового дня. Солнечные лучи крадутся к ее ногам, пытаясь коснуться, но тот час отлетают на стеклянные окна. Проникают внутрь хрустального зала через едва открытые щелочки, и замирают, глядят на неприкосновенную Судьбу. Глядят, выстраиваются с обеих сторон по возрастанию, от самого длинного луча до самого маленького, что секунду назад проделал долгий путь, остановившись где-то в скрытом месте. И место это скрыто от человеческих глаз, до тех пор, пока весь жизненный путь, данный кому-то, не будет пройден. Его хорошо скрывают пышные облака, которых не способен разогнать даже дождь, преданной Судьбе.
А пока Судьба продолжает шагать, она касается каждого луча, что попадая на ее нежную руку, оставляет крупинку света, посланного горящей звездой. Звездой, которую зажег Творец еще задолго до того, как появилась Распорядительница жизней. И после того, как вступит она на последнюю ветхую ступень, перешагнет открытое маленькое пространство, ведущее вниз в холодный океан, положит взгляд на пустое пространство. Смешанный с прохладой воздух обхватит хрустальный зал со всех сторон, закрыв распахнутые окна, коснувшись золотистой защелки, что чуть скрипнет. Не оборачиваясь, ровно держа голову, каштановые волосы которой закреплены двумя заколками, что сотканы из света потухших навсегда звезд, она направится прямо, ощутит, как стоящие за ее спиной лучи, послушно подхватят ее голубоватый шлейф. Тут же появится перед ней низенький столик, покрытой цветной мелкой мозаикой. Его две металлические ножки будут соединены в середины стола темной ветвью, на которой весят прозрачные капли. Как только подойдёт ближе Распорядительница жизней, проведет она по нему легкой рукой, поправив соскочивший с плеча темный рукав, содеянный с двумя расходившимися около груди звонкими цепочками. Ее пальчики остановятся рядом с керамической чашей, с двумя горизонтально расположенными облезлыми ручками, которые еще десятки лет назад были белоснежными. И когда она касалась их, то чувствовала, как Тишина, ее вольная Тишина, подходит к ней, глядит на то, как та поднимает непустую чашу в руках.
Но сейчас, как и вчера, когда Судьба спрятала луну, она не ощутила никакого присутствия позади себя, поэтому в одиночестве, слегка улыбнувшись, коснулась мизинцем левой ручки той чаши, чаши, наполненной людскими слезами сегодня, до первого часа дня. Едва взглянув на нее, она в одно мгновенье поняла, что в этот миг попробует фальшь, чья соль еще не зарыта в землю. Напиток показался ей не прозрачным, и это означало одно, что слезы не горьки, не обжигают горло, стекаясь по стенке.
- И вновь фальшь я отведаю из скифоса, и вновь настоящий вкус не посмею ощутить. Один из любимых моих жителей Земли, так сам, без моих распоряжений отпустил душу свою. Нет, не отпустил, он погубил ее, и теперь через сорок дней она рассыпется на фарфоровые кусочки. Ах, если бы слезы его родственников были горьки, то получилось, может быть склеить эти кусочки. Но они, люди, которых он знал, фальшивы и по сей час. Одна приторность всплывает на поверхность чаши. Пожгу все горло за любимого жителя, что опустился на колени перед моими испытаниями, а я думала, послать его душу в Английский замок в следующей жизни. Но теперь только к ней, к черной подруге, будет его путь лежать. Пусть посыпает она гору свою новыми фарфоровыми кусочками мертвой души! – договорив, Судьба прикрыла глаза, преподнесла чашу к губам, как услышала чуждое дыханье, - Ах, не могу выразить свое удивление! Оно меня поглотило. Как же быть, мыслить иначе, когда Тишина посетила меня спустя столько времени!
Поставив чашу на стол, из которой выплеснулись соленые слезы, она обернулась, увидев ее. Соленость, попавшая на стол в виде трёх капель, вмиг задымилась. Тишина представилась перед ней в своем обыкновенном белом платье, с неряшливой прической. Стояла белокурая красавица почти прислонив подбородок к шее. Серебряные глаза, пропитанные грустью, поднять не решилась, пока Распорядительница жизней подняв руку, не поманила к себе. Зашагала тогда изящно Свидетельница многого к ней, наконец, взглянула на нее, обменявшись серьезностью. Судьба долго думать не стала, провела указательным пальцем по ее уже не алым, как раньше, а треснутым губам, как та сомкнула глаза. Почувствовав прикосновение, Тишина тот час отошла назад, закрыла ладонями рот, как услышала вновь речь Судьбы.
- Не обмениваться же мне с тобой взглядами! Я думаю, и ты не прочь поговорить. Разреши предугадать, о чем ты скажешь, как взглянешь на меня во второй раз.- отвела на миг Судьба от нее глаза, как присела на металлический скромный стульчик, внезапно появившийся с правой стороны от нее. Она облокотилась спиной об жесткую спинку, из которой тут же потянулись черные ветви с прозрачными лепестками. Стоило ветвям прильнуть к ножкам стула, сделав круг, Распорядительница жизней положила на них свои руки, пошевелив слегка пальцами.
- Меня беспокоит беспощадное время, и как оно относится к новой истории, в которой уже есть хорошо известные вам люди. Я отношусь к ним, как к героям, как к тем, кого потеряла около сорока лет назад. Тогда в ваших руках я увидела этот же скифос, который не меняется с годами. В нем были слезы горьки, и вы предложили мне сделать глоток. Этот глоток сделала я, Свидетельница многого, и этим, в душе моей бессмертной вновь зажглось пламя к людям, которые еще не родились. Но я посмею уточнить, что одна душа, заточенная в теле девочки с русыми волосами, не забыла то, где не была. И я напоминаю вам, Судьба, как пропустили вы ее, когда отвлеклись от составления золотистой оракулы жителей Земли 20 века!- когда Тишина закончила, она снова опустила взгляд, как через другой миг подняв его, сверкнули зрачки ее решимостью.
Распорядительница жизней слабо засмеялась, как потянулась правой рукой к полной чаше:
- Но я дала ее кое-что прекрасней, чем быть жителем в то время, которое ты и сейчас не отпускаешь далеко! Я дала ей непревзойдённую силу воображения, которая может всегда вернуть ее туда, где ждут ее те, с кем должна была она познакомиться. Я знаю, ты не смела забыть еще наших общих людей, к которым мы обе проявляли особый интерес. Вычеркнем то, что время унесло тебя оттуда так мимолетно в новый век. Но позволь спросить, почему ты так и не рассказала им всем, этой девочке, что была свидетелем и тех событий, к которым так рвалась ее душа? Да, я спрашиваю именно у тебя, ведь ощущаю, как сердце твое пропускает тепло, когда в голове их имена всплывают.
- Им незачем об этом знать! Ведь та, которой вы дали силу воображения, не пользуется ей уже давно, с тез пор, как потеряла главного героя. И видела я в ту ночь ее печальное лицо, глаза не сумевшие исправить то, к чему вы приложили собственную руку. А она верила до последнего шороха, что не случится то во второй раз. Я не ошибаюсь, если думаю о том, что воображение не показывало ей простые картинки. Оно показывало ей, то к чему тянулась ее душа. И я могу спросить еще кое о чем?- опустила вниз голову Свидетельница многого.
- Довольно говорить! – на этой фразе Судьба, так и не отведав приторных слез, выпустила из рук чашу. Вытекли на хрустальный пол задымившееся слезы, скифос остался цел, - Она вернется туда, вернется! Но позже это будет, и никогда я решу увидеть ее мраморное лицо! Она сама сочтет нужным, когда вновь взглянет на того, кого потеряла. И я прекрасно знаю твой вопрос! Две души сойдутся в этом зале, одну из которых я отправлю черной подруге. Но ты убери волнение, они не будут так дороги тебе! Хотя эти слезы будут очень даже горьки. А о юноше с русоволосой головой не волнуйся, не трясись каждую секунду, когда в его руках видишь то, от чего запотеваю твои глаза. Небу это не нравится, ведь облака тогда болеют. Или ты забыла, как они ждут каждый день, ждут, пока ты вступишь на них босыми ногами. Не смей отныне забывать о том, что я всегда рада видеть и твоего друга! – после всех сказанных слов, Судьба чуть вытянув руку, махнула ее в сторону лестницы, от нее незаметно расступились оставшиеся яркие лучи.
- Я благодарна вам за то, что открыли перед моими глазами светлое будущее! Ведь я придерживаюсь того, что если знаешь что-то хорошее, и думаешь об этом, то это и переносится с одноименной оракулы в жизнь, в жизнь моих героев. А теперь оставлю вас, только не забудьте вновь сделать меня молчаливой! И пусть это молчание смешается с серебром моих глаз! А мелкие блестящие частицы упадут с моего платья, и воцарится здесь покой, покой…- Тишина медленно стала отходить назад, снова прижала подбородок к шее. Ощущала на себе она в то мгновенье пристальный взгляд Распорядительницы жизней.
Обернувшись назад, Тишина увидела ту же лестницу, по которой шагала и Судьба, возвращаясь с суда Черной подруги. Это было там, на ее родной Земле, где Свидетельница многого прибывает уже какое столетие, наблюдая за тем, как Черная подруга каждый день с восходом солнца садится рядом с какой-либо душой, которая с той секунды принадлежит именно ей. В подобные моменты белокурая красавица всегда падает на колени, а Черная подруга вынимает из темного плаща этот же скифос, передает ей в руки. Но Тишина никогда не удерживает тяжелую, хоть еще и пустую чашу, и та, падая на кафель, кажется, разбивается. Но, стоит оглянуться, как Тишина видит совершенно целый скифос. Так и сейчас она остановила свой взгляд на небрежно валявшейся около белоснежного окна, чаше. Но поднять ее она так и не решилась, быстрота заговорила в ней. И Тишина, уже успевшая соскучится по запаху морского прибоя, направилась на Землю, не перешагнув и второй ступени, она растворилась в воздухе. А на лице ее появилась мягкая улыбка…
« В первый раз это было! Было то, что Тишина смогла разговарить распорядительницу жизней о дальнейшем будущем, которое ждет ее героев. И стоило Судьбе услышать то, как она называет их, в голове у нее прояснилось, как дороги эти души, заточенные в прекрасных телах, для Тишины. Да, стоит сказать, что про юношу с русоволосой головой она совсем по-иному написала в аракуле. И теперь ей придется взять в правую руку тонкое гусиное перо, заостренное на конце, чтобы исправить то, о чем необдуманно подумала восемнадцать лет назад. Она исправит, обязательно, ведь рано еще ей встретится с теми, к кому так привязалась ее Тишина. Ведь не простит ее во второй раз Свидетельница многого, если заберет она к себе того, кто вновь коснулся этим утром земным стекляшки, на которую упали светлые лучи, уже побывавшие у ног Судьбы»
***
21 ноября. 2018 год. Евпаторское Заведение, училище постоянного проживание на территории Крыма. День. « За всю жизнь в наши руки попадает больше двух тысяч вещиц, хороших и плохих. Те, что приносят нам пользу, мы обычно оставляем около себя, и при каждой возможности, вновь берем аккуратными пальцами. Иные же, те, которые пылятся на книжных полках неделями, редко бросаются к нам на глаза. И мы тут же начинаем считать их не нужными. Но есть и такие, которые имеют целых две характеристики. О них не возможно говорить только прекрасное, только ужасное. Мы начинаем верно судить о них лишь тогда, когда они уже раз в шестой режут нам глаза, и мы словно в мутных очках ощущаем себя забытым на морской глубине. Касаемся ногами песочного дна, задеваем огромные камни, покрытые водорослями, чувствуем, как перестает хватать воздуха. Хочется поплыть наверх, достать до солнечного луча, что непременно ждет, пока рука человека возьмет ту вещицу, потрясающую на первый взгляд. И вновь взглянув на камень, видим то, что так необходимо для того, чтобы сделать новый глоток воздуха, пропустив через тяжело бьющееся сердце. И тут не выдержал бы каждый, поднял бы руку, потянул ее к находившейся рядом вещице, и в одно мгновенье она бы оказалась в зажатом кулаке. Вмиг зашевелились бы ноги, оттолкнулись от песчаного дна и наверх, к свету поспешило бы сердце, рвущиеся к небесам. Первое на что бы упал горячий луч, была бы вещица, темную сторону которой увидели бы Свидетели многого. Вынырнув до конца, наконец, разглядели бы то, что мы подняли с морской глубины, и это бы обратилось в стекляшку, отражающую свет горящей звезды. Да, так случится, может с каждым! Ведь, когда не хватает воздуха, мы готовы схватиться за все, что угодно, за все, что блестит, и думать не будем о том, что это за вещица по-настоящему. А когда через мерное количество кислорода забьется в легкие, то упадут с глаз мутные очки, и увидим, увидим…» - конечно, если увидел, то это хорошо, а если нет никаких очков? Нет разбитого и целого стекла, ведь тот, кто одевал их на русоволосую голову Алексея, не знал о том, что тот ни разу в жизни не примерял какие-либо стекла.
В тот час в Аринке била радость, счастье перетекало из сердца к душе. Черноволосая девушка всячески поглядывала на Алексея, сидевшего на соломенном стуле, на открытом балконе. Дверь не билась об стену, шторы не рвались к гуляющему, смешанному с прохладой воздуху. В последние дни она была отвлеченной от всех дел, касавшихся учебы или еще чего-то. Ее вела привязанность, привязанность к иной душе, что во сне побывала на морской глубине, отталкиваясь ногами. Она была даже благородна Архимею Петровичу, что тот помог Леше поправиться после того случая. Но, разумеется, она пока не знала, каким именно способом спустя дни, Леша уже бегает по комнате, разговаривая с ней обо всем на свете, а после они вместе смеются над всякой ерундой, которую принесла к ним вещица, лежавшая во втором ящичке в бежевой полке, по которой Аринка еще не провела влажной розоватой тряпкой. Открыв скромный шкафчик с одеждой юноши, черноволосая девушка достала из него светлое покрывало, задев висевший не ровно на вешалке пиджачок. Не обратив внимание, она, разведя руки в разные стороны, развернула плед, после принялась застилать им кровать.
- Леша, Леша…- окрикнула его, смеясь Аринка, подняв руки выше головы, она распустила плед. И казалось, что крылья обхватили ее спину. Концы пледа едва не доставали до пола, казалось, будто на ней был еще и шлейф. Только не подхватили его тогда золотистые лучи, не подхватили. Ведь они уже давно забились в самый пыльный угол в этой комнатке, и смелости у них хватало лишь на то, чтобы на мгновенье одно взглянуть на тех, кого любит Тишина, кому показывает свои бледные руки.
Юноша, услышав резвый голос подруги, перешагнул порог балкона. Облокотившись правой рукой, подняв рукава синей рубашки, он прикусил губу, глядя на подругу. Аринка кружилась в разные стороны, вставая на мыски, поднимая голову вверх. Она разглядывала потолок, крутившийся в ее глазах, казалось, словно смотрела она в большой калейдоскоп, который всегда представляет разные картинки. Не одного повторившегося узора не пронеслось мимо ее очарованных глаз, которые были готовы смотреть и смотреть на зрелище до того мига, пока у черноволосой девушки не закружится голова, и большинство изгибающихся линий просто не ударятся друг об друга, образовав зеленый круг. Алексей засмеялся, продолжая наблюдать за той, которую подталкивала привязанность. Но тут подруга остановилась, с плеч соскочил плед, как она увидела лежавший на полу скомканный пиджачок, выпавший из шкафа. Не спеша, опустившись на колени, опустив растрепавшуюся голову, она была готова поднять его, как из кармана показалась вещица, облюбованная солнечными, но холодными лучами. Стекляшка покатилась в сторону балкона, словно сама Судьба незаметно дотронулась до нее своими пальчиками в бежевых перчатках. Но нет, это была не Распорядительница жизней, не смешанный с прохладой воздух, и даже не Ветер. Никто из них не смел коснуться вещицы, пока на лице Аринки не проявилась первая линия обомления, которое через немыслимое мгновенье соединилось с непонимаем, из которого торчали головки разгадки, разгадки ко всему, к чему прикоснулась рука фанатичного старика, Архимея Петровича.
- Светлые лучи приносят колкий холод в эту сторону! Колкий холод взбирается по моим открытым рукам, пытаясь достигнуть сердца. Я в оцепенение, мой друг! И как этот добрый свет, казавшийся невинным, крадется сейчас по вещице, выпавшей из твоего пиджака. Могла ли я представить, что этот свет, посланный кем-то очень нераскрытым, скроет так все веселье, откроет то, в чем я еще не смела разобраться , - черноволосая девушка замерла, зажмурив глаза, она продолжила, - Так, что же ты, не мог уловить догадку раньше, весь смысл разогнал своим прекрасным настроеньем. Искусственное это нынче настроенье, не созданное нашими глазами. А ведь они отвлечены, подсказки Тишины отбрасывают вспять. Отбрасывают, вот мы и не способны вмиг разглядеть вторую половину прекрасного, что непременно соединено с ужасным крепко.- договорив, она вдруг взглянула на юношу, хмурившего брови.
Тихо приподнявшись, она отвела взгляд от ножки кровати, под которую закатилась стекляшка. Подойдя к Алексею, она с полной ясностью в глазах бросилась на балкон, чуть не оступившись на пороге. Через секунду положив руки на перилла балкона, Аринка , словно выискивая кого-то неизведанного глазами, пыталась убедиться в том, что нашла верный ответ на догадку.
- Ариночка, ты думаешь, я не способен больше отличать прекрасное от ужасного, хорошее от плохого? Ты ошибаешься, мы все ошибаемся! Но глаза мои еще глядят, и на тебя, и на свет пролившейся на отгадку. Ариночка, не пытайся спросить у Тишины, верны ли твои предположения. Ведь, правда, верны они… Но, но ты убери огорчения!- русоволосый юноша глядел на нее тогда своими притачными глазами, блестящими. Да, они блестели так же, как вещица, когда очередной луч света, упал на нее, забравшись под кровать, - А я сам сейчас только понял то, о чем молча кричала Свидетельница многого именно тебе…
Услышав свое имя, Тишина показалась тогда на глаза Аринке. Выйдя из арки, она в белоснежном платье, зашагала прямо по дороге, не сводя серебряных глаз с той, которая приоткрыв рот, прислонила левую руку к груди. Свидетельница многого шагала не спеша, убирая с головы заколки, держащие ее пышные кудри, она бросала их на мокрую траву. И та в один миг высыхала, а заколки, раскрашенные масляными красками, исчезали. Стоило ей дойди до середины дороги, как она прикрыла глаза, повернувшись к Аринке лицом, она вытянула руки вперед так же, как тогда. То мгновенье, сразу всплыло в голове у черноволосой девушки, и она обернулась, глядя на Алексея, которого забрало в свои объятье молчание, молчание, давно подружившееся с Тишиной. А как только Аринка вновь обратила взгляд на Свидетельницу многого, та увидела то, от чего еще неприятней закололось ее сердце. Белоснежные, чистые руки Тишины вмиг перестали быть такими чудесными, какими обычно видел их Ветер. В локтевых сгибах они посинели, и стали на них выявляться тонкие царапины, казалось, будто кошка, выпустив свои острые когти, набросилась на эти беззащитные руки Свидетельница многого. Но спустя секунды, ощутив на себе волнение Аринки, Тишина провела по царапинам на левой руке аккуратными пальчиками, как те снова стали белоснежными, и синева впиталась тогда в глаза испуганной черноволосой девушки.
Спустя какое-то время Тишина уже стояла перед ней прежней красавицей, которая указывала головой на то, что находится позади ее героини. Ожившая Аринка еще один раз, взглянула на прежние руки, закрытые длинными шёлковыми рукавами Свидетельницей многого.
- Леша,- обернулась девушка,- Еще не время придаваться огорчению, ведь оно не отобрало у нас отгадку, а наоборот, перекрутило все, что только выстраивалось в единую нить того, что нас ждет. А может, нас не ждет ничего такого, ведь мы поняли, поняли, теперь и ты и я способны различать прекрасное от ужасного. Главное, что мы вовремя разобрали замысел этого старика, и его подруги, которая, кажется, околдована той немыслимой идеей. Не осуществиться ей никогда, этой самой безумной идеи на свете! Отныне сейчас мы будем дышать тем, что сама Судьбы, не позволит совершиться тому, что уже было. Это я прочла в глазах у Тишины… - остановившись говорить, Аринка прислонила к себе русоволосую голову юноши. Впервые коснувшись этих мягких кудрей, она поняла одно. Больше она никогда не посмеет закрыть глаза на подсказки той, кто изо всех сил, разрывая облака, примеряет чужое отражение на себя.
« Стоит сказать, что с этого мгновенье Тишина стала более спокойной. В ней помимо покоя, закрутилось еще и счастья, что Распорядительница жизней дала ей разрешение на еще одну подсказку для любимых героев. Последний раз примерила Свидетельница многого на себя отражение того, чью жизнь совсем недавно исправила Судьба в длинной оракуле. Но Тишине не учла того, что об том, что открылось в той комнатке 21 ноября, еще не догадываются остальные герои, и тот, кто стал основателем безумной идеи, сейчас с полной уверенностью пьет горький чай с прокисшим молоком».
***
25 мая. 1993 год. Евпатория. Особняк на берегу черного моря. « Какая я бы ни была та или иная душа, она всегда не ярко воспринимает известия о том, что ей придется прибывать остальное время в каком-то другом, незнакомом уголке. Да, ей свойственна привязанность к месту, которое она выбрала изначально, когда только зародилась жизнь в этом теле, к которому она и сошла с небесных ступень. Уже тогда душа знала, где именно будет жить ее оболочка, прикрывающая ее настоящее лицо. Местечко ей это подарила сама Распорядительница жизней, когда, только родившаяся, сотканная из солнечного света душа, увидела, как ударяется соленая вода об песочный берег, и тут же убегает назад, сталкиваясь с теми лучами, которые и принесли ее в хрустальный зал. Судьба в одно мгновенье разглядела именно в ней ту необыкновенную привязанность к тому месту, на которое упал первый взгляд души. Ей отведено бесконечное количество жизней, бесконечное перерождение, если только оболочка, в которой будет заточена душа, не лишит себя этой возможности, не отправит саму себя на суд к Черной подруге. Хотя, иногда дела обходятся и без суда. Но глядя на нее, Судьба поняла, что этот беленький шарик, пропитанный сладостью, ни за что, на свете не покинет то определенное местечко до тех пор, пока перед сомой душой чуть не возникнет Черная подруга, махнув серыми крыльями. И взмах этот будет широк, тысяча длинных перьев обсыпет светящийся шар, который в миг отвернется от сурового взгляда. И отступит тогда Черная подруга, ощутив на своём плече прикосновение Судьбы – заступницы. Тогда, на собственное удивление, заступится Распорядительница жизней за ту, которая прибывает в теле красавицы с челкой, закрывающей на половину глаза.- за день до случившегося того мига, когда Черная подруга захочет подкрасться к той, чье имя Идочка, Судьбы будет очень внимательно наблюдать за разговором той девушки с Тишиной. Накинув на плечи утепляющий, белоснежный шарф, она положит руки на железные перилла хрустального балкона, опустит голову вниз. На мгновенье прикроет глаза, как открыв их, увидит торопившуюся девушку, в руках с соломенной корзиной . Та, непременно будет набита спелыми яблоками, которые купила Идочка на рынке, не далеко от домика ее отца.
Она не помнила до мелочей, как ноги сами ее привели туда, где пару дней назад она беззаботно кружилась за руки со Свидетельницей многого. Остановившись на пороге той комнаты, которая выходила к морю, Идочка, не промокая мокрых глаз, поставила тихо корзину на пол, как у той разорвались ручки. Красные яблоки поскакали по полу, забрались под стол, под книжный шкаф, одна из ножек которого стояла на красном кирпиче. Одно же, самое наливное из всех, покатилось прямо к песку. Ида, не взглянув на пол, молча сделала три шага вперед, как в передних дверях, через прозрачную занавеску, которую трепал смешанный с прохладой воздух, появилась грустная Свидетельница многого. Она вопросительно взглянула на любимую героиню того времени, как прислонила к груди руки, в ладонях ее было то самое, ускакавшее яблоко. Ида, не сразу взглянула в ее серебряные, успокаивающие глаза, пропитанные необъятной нежностью. Но, не став долго думать, она в ярко голубом платье, что с карманами по бокам, бросила к ней на шею, к той, ко так ждала этого все два часа, когда в особняке не было никакого, даже преданного Ветра, что всегда пел лирические песни своей Тишине. Крепко обняв ее, Тишина выпустила из рук яблоко, и то вдребезги разбилось на керамические кусочки. Да, в ее руках оно превратилось в искусственное, содержащие в себе грусть той, кто до этого брала его в руки.
- Родня моя, - произнесла едва Идочка, не отпуская ее от себя. Ощутив не себе маленькую долю спокойствия, переданного ей Тишиной, она поцеловала ее в мягкую щеку, как прикрыла выцветшие глаза, - Если бы ты только не встретила меня, я бы, как это яблоко разбилась бы, не став собираться с мыслями, которые уже отобраны у меня. Нет, родная моя, не спрашивай у меня про того, кто заведует всеми мыслями на свете, кто собирает их, переставляет, как детские пазлы. Ведь мало будет знать его имя, имя того, кто еще и ломает уже собранные пазлы, заклеенные клейкой лентой. Так я давно склеила свои, думала позже отдирать не придется. Но все на свете расклеивается или само, или чьими-то руками.
Свидетельница многого слушая ее, еще не до конца понимала, что именно хочет сказать ей та, кто так взволнованна. Но через какое-то время, отстранив ее от себя, Тишина лишь взяла ее за холодную руку и повела в сторону дверей. Пройдя через порог, она уселась на деревянные качели, которые держали две толстые, канатные веревки, подвязанные за ветви старых деревьев, название которых всегда забывала Тишина. Послушав ее, Идочка, вытерев мутные глаза свободной рукой, присела рядом с ней.
- Мой отец, тот, чья душа, еще тогда, когда лучи гнали меня сюда, уже взял вверх надо мной, час назад пригласил меня в свой скромный домик. Разговоры у него легкие, словами кидается, а те под ним прогибаются. И решил он, что и я, как сказанные слова, послушна буду, прогибусь разок иной. Но ответа не дала на то, что он решил меня забрать в великий Петербург. Там холода, но в меру, мосты разводят, ночи белеют, а не румянятся, его это речь. Эти слова они далеки мне, очень режут душу, как самый острый нож, заточенный его руками на красной кухне. Так, слушай, родная моя, Тишина, уже через неделю он забирает меня из нашего особняка, или волна снесет его к морскому дну. Отца это указ, оставить Хима, и уехать, наконец туда, где моря шум не слышен будет, где река плескаться начнет. И там не будет ни одного прилива, лишь тусклая луна нахохливаться будет каждый раз, когда волна здесь будет обливать наш увядавший особняк, с качелями, с роялем Хима. И клавиши промокнут, ведь не закроет он его, как делает всегда при мне, усаживая на колени. Обледенеют его руки, и не согреет их теплый воздух, который я ему приношу, беря у тебя. Но, я не буду послушна воле отца, отказ не пошлю, я молча Черной подруге руки свои протяну. Пусть там, на глубине, она меня утащит в свой дворец, и без суда пусть все свершится. И нет, не говори мне, Тишина, про смерть моей души! Пусть умирает, пусть горит в котле, но не отдам ее я петербургской суете, или того, реке, на дней которой пустота…- Идочка вдруг замолчала, прислонив указательный палец к губам, она подняла глаза на Тишину, но взглянула сквозь нее, на шебаршащиеся море, на рассыпавшиеся волны, что уползают в даль.- И знаю, я, что может свет, покажется мне там, где Черная подруга с ухмылкой взглянет на меня. А вдруг сама Судьба - заступница мне руку помощи протянет! Ведь ты мне на листках оборванных писала, что может так случится, по воле дочери Творца. Перед глазами у меня сейчас твой подчерк ангельский, слова… Судьба спасает наши души редко, но если ценны вдруг они, и нравятся Черной подруге так, как иные не нравились никогда, то все в оракуле меняется, рукой той, что дочь Творца. Ах, Тишина, я обязательно отдамся ей, и пусть поймет меня она или не примет вовсе, сюда погонит вновь, увижу луч искристый. Он побежит к тебе и Ветру, и пусть с плеч ваших темные плащи, накинувшие невиданной силой, упадут безмолвно. Но сей миг я здесь, я будут с Химом этот день. Вот, он придет, и вступит на порог, как я не брошусь на его уставшую шею, я просто сяду рядом, а после в затылок его поцелую. И радость во мне всполохнёт, если запомнит он поцелуй последний Идочки своей. А ты? Ты…
Но она смела договорить, как Свидетельница многого, подняв голову, резко встала, и сузила брови. Убрав мешавшуюся белую прядь волос со лба, Тишина медленно стала отходить назад.
- Куда же ты, моя родная? Иль не глядишь ты на тех, кто жизнь души так легко отдает в черные руки? Ну, не гляди! Не гляди. Знай, я не сильна, и пусть Судьба сама решает, распоряжается всей мной. Я полностью ее, полностью! – последние слова Идочка уже срывающимся голосом прокричала вслед Тишине. Этот крик она слышала, конечно, но, не оборачиваясь, она продолжала идти по морскому берегу босиком. Прежде такого не было, ведь, чтобы не сказала Идочка, Тишина всегда поддерживала ее, успокаивала, делилась нежностью…
«Но видимо было то единственное, чего Свидетельница многого простить не могла. Да, когда та или иная душа сдается, взбирается на руки к Судьбе, преклоняет перед ней голову, то все, человек потерян, и нет смысла больше слушать его крик, глупые речи.»