Свеча догорала, и воск капал на обшарпанный стол, Саша, уперев в него локти, молча смотрел на недопитый стакан с коньяком. Солнце заходило за горизонт и Саше казалось, что бурые отсветы его лучей падают на лицо. Сколько же дней прошло с похода в больницу? Он не мог вспомнить, перебирая в памяти события. Отец умирал, болезнь подтачивала его тело, а Сашу охватывал лишь стыд и страх созерцания болезни, которая плюнула в него, не считаясь с его желаниями. Он сбежал из больничной палаты, пропитанный тихой внутренней паникой. Забрался к себе в комнату, как какой-нибудь медведь Гризли прячется к себе в берлогу, когда чувствует наплыв холодных дней и долгой зимы. Саша пил, бездумно, стакан за стаканом опрокидывал себе в горло. Что еще он мог? Будучи ребенком в нем всегда ощущался недостаток воли, как будто с самого рождения его обволакивал кисель бездействия. Даже Лена спустя пару дней бросила затею утешить и поддержать его и с воплями, какое он бесхребетное ничтожество, а не мужчина, который должен смириться с таким роком судьбы, хлопнула дверью и ушла. В этой тишине он стал вспоминать своих прошлых друзей, как все они женились, ушли с головой в семейную жизнь, как делали предложения своим возлюбленным, а те, давя из себя слезы радости и страха, кидались к ним нашею, с криками “Да!”. Его же все это обходило стороной, радости и успехи, покупки новых машин и квартиры, купленные в ипотеку. Он просто наблюдал за чужим построением жизни и не решался менять что-то в своей. Теперь еще и отец, тот, кто всегда старался оберегать его на свой лад и любил его, решил захлопнуть за собой дверь и уйти. Болезнь, перед ней бессильно даже самое хваленое мужество, думал он.
Качели, на которых он с упоением проводил детство и те славные 20 лет, когда, не стыдясь можно было выкурить сигарету, стоя с отцом на балконе, не стесняясь рассказывать что-то о своей жизни. Так было, и уже не будет. Почему же с возрастом все уходят, топчась, минут 15 на пороге, будто показывая – смотри, ты потерял еще одну крупицу своей жизни. И все же, свет былых мечтаний о жизни по своим правилам и канонам, не до конца угас. Да, уже 28 и беззаботная пора куда-то делась, оставив за собой лишь завод, с грудой станков и 4 разряд, с небольшой зарплатой и постоянным желание выпить. Где же те амбиции и то дерево, которое посадив однажды, взрастишь, и листья счастья будут раз за разом сыпаться тебе на голову, мир волшебства, когда можно было взгромоздиться на большого орла, и он бы унес тебя в счастливые края настоящей светлой магии. Все это потухло с ушедшим детством.
Заберите меня, думал Саша, дайте мне волшебный клубок, который укажет дорого. Я не хочу больше раз за разом, в конце рабочего дня, встречаться у проходных с Михалычем, из пятого цеха и идти за чекушкой водки. Падать так глубоко, не стесняясь брать в ближайшей забегаловки “Ярпиво Крепкое”, что бы водка шла легче. Космонавтом уже все равно не стать, звезды одна, за одной сгорают, пока в организме повышается градус спиртного. Королевство полной луны взошло, а Саша все пьет, только вот Михалыч куда-то пропал. Комната затерялась в зрачках Алексея. И где-то там внутри, заперт маленький ребенок, который кричит “Остановись, еще не поздно, брось бутылку, отпусти отца!”
Надо купить таблеток, минеральной воды и спать. Двое суток, трое суток, неделю, сколько потребуется, что бы прогнать из себя это состояние. Бросить бутылку, хоть из окна, хоть в витрину. Лишь бы саркома не затронула отца, пусть онкологи постараются, они же могут, их в конце концов учили бороться с этой чумой, это их долг! Алексей кричит, кидая свое тело на ковер, на котором и так в достатке сигаретных бычков и какой то блевотины. Медленно крик раздираемого зверя переходят в стоны и тихую песню из детства. Напевая себе под нос “А он тебя целует, говорит, что любит и ночами обнимает, к сердцу прижимает” Саша плачет. Так ведь больше нельзя, и куда делась Леночка? Надо срочно позвонить ей, умолять, что бы пришла, подняла его и вытащила, иначе ворс ковра, словно какие то щупальца, обнимет мертвой хваткой и больше не отпустит. Найти бы телефон. Черт! Куда же он подевался. Саша водит рукой по ковру, захватывая диван и поверхность стола, в надежде дотянуть свои пальцы до трубки. Схватив его, он моментально набирает до боли знакомый номер телефона, сердцебиение начинает приходить в норму, гудки превращаются в волны, которые несут от всего подальше, и тебе уже не 28, а всего лишь 7, держишь мать с отцом за руку, так боишься этой пены и камушков, что раскалены южным солнцем, но нежная рука подталкивает тебя ближе и страх проходит. Ты в безопасности.
А на том конце трубки сонный голос “Чего тебе?”
Саша начинает умолять Лену приехать, спасти его, протянуть руку, иначе пропадет. Это в последний раз. Обещания бросить пить, взять себя в руки. Это в последний раз. Она снова верит ему, зная заранее исход, зная его цикличность в таких обещаниях. Но она уже в такси, смотрит на проносящиеся быстро огни, ей вдруг кажется, что это огни брошенных и ушедших в другой, более светлый мир, детей. Хорошо, что она не швырнула ключ от Сашиной квартиры еще тогда, в его пьяную морду. Знала же, что может еще пригодиться.
Алексей слышит, как скрипит входная дверь, это знакомое, чуть дольше обычного ковыряние в замке. Зажегшийся свет в коридоре, что спасает от демонов, которые раздирают нутро.
-Ну что сволочь, опять я повелась на твои обещания, почему мне до сих пор тебя жалко?
-Потом что я другой, всегда был другим, хрипит лежа на полу Алексей. Почему ты забрала из дома все свои картины, видишь, что стало со мной, когда ушли и они.
-И что прикажешь с тобой делать, опять выхаживать, будто ты 60 летний старик?
Алексей смотрит на ней красными, стеклянными глазами. Сорок секунд. В Лену летит стакан, ударяется о стену и осколки рассыпаются по всей комнате.
-Сука! Ты не понимаешь, ничего не понимаешь! Он умирает, мой отец, я больше не увижу его, он бросает меня, этот рак, он вор, бесстыжей вор!
-Алкаш чертов, твой отец умер уже как лет пять, а ты бежишь от диагноза, от возможности пройти химеотерапию, несчастный дурак, сломавший жизнь мне и мой дочери. Я тебя ненавижу.
-О чем ты говоришь! Мой отец, он, он… Я же видел его, навещал и он сам приходил ко мне… Ты все врешь… Это и моя дочь тоже… Не смей мне врать. Рак до меня не доберется! Нет, только не до меня!
Лена сползает на пол, достает сигарету и дрожащими руками закуривает, вспоминая “’это же счастливая, последняя, желание забыла загадать”.