В семье вливали в девочкино сознание, всего того прекрасного и дорогого, чем богата была сибирская земля, обогретая и обласканная их душами и трудами.
Дедушка старался открыть внучке красоту сибирской жизни. Он побывал во многих других местах, но не нашёл края привольнее.
«В Сибирь завсегда лучших людей ссылали, внуча» – говорил Тимофей Афанасьевич Даше.
Сибирский человек, потому за версту виден, что наша земля дух тех лучших людей в нутро впитала. А любая земля не перелётными птицами « здравствуйте – прощайте»! держится, а коренным народом».
Тимофей Афанасьевич брал в руку веточку клубники, вдумчиво вдыхал её аромат: - «Нигде такой, нет! Как у нас в Сибири, внуча. На одну такую ягодку, хоть сто плесеней навалиться – сквозь них пахнуть будет».
Но чем больше взрослела Даша, дедушка и радовался этому и в то же время мрачнел, боясь, что судьба отберёт у них с бабушкой внучку навсегда.
Её голубые глаза, они останавливают течение времени и приковывают к себе парней. Старики боялись, что парни уведут их любимицу раньше времени. В тоже время понимали не миновать ей женской участи.
Деревенских парней он не жаловал: было их много, но они, как правило, в деревне не задерживались, а если обживались, то пили, сквернословили. Тимофей Афанасьевич пил, но редко, а худых слов себе никогда не дозволял – это было не в старых сибирских правилах.
Он считал, что когда мужик ругнётся от усталости, это простимо было. Он себе душу отводит, но чтобы ругаться бахвальбы ради, это стыд и пустошь душевную обнаруживает. «Что за народ - пошла поросль! При отце, да при матери раньше лишнее слово боялись сказать, а теперь, лупят, почём, зря. Любят зубы помыть, а работать – на то есть мать, отец да бабки». Не хотел Афанасьевич свою внучку отдавать ни дальним « киноартистам», на которых, часто смотрела их внучка, ни ближнему - охальнику.(Раньше было принято собирать открытки знаменитых артистов).
Но дед сознавал, что не то, время удержать от соблазна Дарью. Да и как удержать? Она словно ягодка наливалась день ото дня. Её серо – зелёные глаза всё чаще блестели азартом, пугающим деда.
Однажды Дарья пойдёт с подругами в клуб, в подаренных ей, матерью к школе туфлях. Хочется же, пройти в новеньком. От парней убегая, сломает каблук. Чтоб ей не влетело, «по – полной» гнева материнского. Она к деду обратиться с просьбой, чтобы помог её горю. Тимофей Афанасьевич отнекивался. Он и так, и эдак, объяснял внучке, что не его это, чинить обувь. Афанасьевич в действительности не умел работать с обувью.
«Дедушка! Но где она, та, обувная мастерская у нас в селе? Дед
«И то, правда".