Шулер

Иван Кожемяко 3
"ШУЛЕР"

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ


Победа!
Эта весть пришла поздно ночью и всё наше войско, которое штурмовало Кёнисберг, высыпало на улицы.
Я ещё подумал, - говорил отец, - почему все судьбоносные вещи настигают людей в неурочный час?
Как началась война ранним утром, так и весть о Победе пришла к нам поздно ночью.
Все обнимались, стреляли в воздух изо всего, что могло стрелять.
И, конечно же, норовили угостить друг друга неведомо где добытым спиртом, в фляжках, немецким шнапсом, каким-то вином в затейливых бутылках и ликёром, тягучим и ароматным, которого многие и не пробовали до сей поры.
И только я вернулся в расположение своей разведроты, дежурный тут же выпалил:
- Товарищ капитан, комдив уже два раза лично звонил, Вас ищет...
Меня это совершенно не удивило, так как всю войну комдив, а мне с ним пришлось служить ещё со стрелкового полка, которым он командовал до 42 года, разведчиками управлял лично.
Сам ставил задачи, сам принимал доклады, когда мы возвращались из-за линии фронта.
И не было вопроса, с которым я не мог обратиться к нему.
Разведчиков он любил, но и требовал с нас очень многого.
Сущий ад начался в самом начале 43 года - комдиву не просто немца надо было захватить и доставить через линию фронта, а непременно офицера, да ещё и штабного.
Поэтому лёгкой жизни у нас не было, но и заботился о разведчиках он так, словно о родных детях.
Маленькая деталь - только появились "рожки" для ППШа, он сам нам вручил по этой весьма полезной штуке, так как рожок можно было, против диска, снарядить и в ходе боя, хоть два патрона туда вставь - и можно было стрелять.
Диск же - можно было снарядить только, образно говоря, за столом.
И только 71 патрон надо было вставить в него, взвести пружину, да и весил он изрядно.
Поэтому этот "рожок", как его обиходно мы называли, много жизней спас моим разведчикам.
Я тут же поднял телефон и попросил телефонистку соединить с командиром дивизии.
- Слушай приказ капитан: завтра, прямо с утра, возьми 5-6 своих разведчиков на броню, танкист к тебе сам заедет, я им задачу поставил, и расстреляйте по городу всех этих рогатых "кайзеров".
Он так и сказал - "кайзеров", а то и по улицам противно передвигаться.
Уяснил задачу?
- Так точно, товарищ генерал.
 - Ты опытный офицер, и я на тебя полагаюсь. (А "опытному" офицеру в эту пору было 21 год от роду, да капитанские погоны на плечах и шесть орденов). А то перед командующим фронтом стыдно. На совещании даже сказал об этом.
Утром, чуть рассвело, к расположению роты примчался танк. Было видно, что механик-водитель - человек бывалый. Танк просто стелился по земле, лихо и красиво затормозил в шаге от меня.
Командир танковой роты - такой же молодой, как и я, представился, но не официально, а по фронтовому:
- Ну, что разведка, командир танковой роты старший лейтенант Павлов. Прибыл в распоряжение.
Я тут  же на карте, - говорил отец,- наметил наш маршрут, заметив, что на окраинах этих "кайзеров" нет, все они в центре.
Мои разведчики забрались на броню, танкист стоял в люке, высовываясь из него почти по пояс.
Первый "кайзер" был расстрелян нами под гогот и улюлюкание моих разведчиков, реагировали они ещё на один-два "кайзера", но уже более вяло, а потом притихли и дремали.
Одному мне не было покоя. Знал, что комдив - дотошный человек, и проверит выполнение задачи лично.
Поэтому я внимательно вглядывался в улицы, перекрёстки и замки, которые все были украшены этими "кайзерами".
Даже старший лейтенант-танкист и тот погрустнел:
- Да сколько же их? Ребята водку пьют за Победу, а мы с тобой этой хренотенью занимаемся...
-Ладно, танкист, не ворчи, скорее сделаем своё дело и освободимся.
И мы понеслись дальше.
Даже через рёв танка слышна была работа артиллерии, в небе всё ещё мелькали штурмовики.
Я знал, что это соседи добивали группировку фашистов, которые стремились уйти на Запад.
По улицам наши солдаты вели массу пленных, и нам, нередко, приходилось пережидать, чтобы от осколков и снаряда, и этих "кайзеров" не пострадали люди.
И вдруг танкист мне говорит, а вернее - кричит на ухо:
- Слушай, а это что такое? Не "кайзер", что будем делать?
- Подожди... Смирнов, а ну сбегай, посмотри, кто это такой стоит тут?
Огромный, вроде неловкий, Смирнов соскочил с танка и побежал к странному памятнику.
На постаменте стоял мужчина в плаще, огромных башмаках и с каким-то свитком в левой руке.
Через минуту он бежал уже обратно, крича на ходу:
- Командир, какой-то Шулер.
- Ну, если шулеру поставили памятник, значит - стоил того. Не будем его расстреливать.
Вперёд, танкист...
Это сегодня мы все знаем, что это знаменитый памятник философу, немецкому драматургу, поэту-гуманисту Шиллеру. Который, к слову, и не был ни разу в Кёнисберге, но, как гласит предание, именно с его постановки "Вильгельм Тель" и начал свою деятельность драматический театр.
Не знал об этом и мой отец в ту пору, не знали танкисты и разведчики.
Но, благодаря ему, всем им, так и остался украшением Калининграда этот памятник.
Уже в наше время я десятки раз был возле него.
И даже знал об особой традиции, которая родилась у курсантов военно-морского училища - в ночь, перед выпуском, надраить до зеркального блеска огромные ботинки мыслителя.
Выставляли патрули, чтобы воспрепятствовать этой маленькой проделке завтрашних молодых офицеров флота, но традиция не была нарушена ни разу.
Как уж там удавалось это сделать курсантам выпускного курса, я не знаю.
Но утром город ждал этой маленькой шалости будущих флотоводцев и многие даже меняли маршрут своего передвижения в этот день, чтобы непременно оказаться возле этого памятника и убедиться, что молодые офицеры-моряки, блюдут традицию.
Памятник сам по себе был особым.
Скульптор сделал ноги, сами ступни мыслителя, непропорциональными размеру тела потому, что другой опоры у памятника не было.
И чтобы он устоял под шквальными ветрами, придумал такое оригинальное решение - увеличил размер стопы, в ботинках, на которых и стоит больше века уже этот дорогой моему сердцу памятник.
У него я словно встречаюсь с отцом, его боевыми товарищами в победном сорок пятом году.
Осталось раскрыть и ещё одну интригу, пожалуй, главную в этой короткой истории.
Смирнов - не придуманная фамилия.
Это был Алексей Смирнов, которого мы знаем, как Макарыча в фильме Л. Быкова "В бой идут одни "старики", великовозрастного "Балбеса" в фильме "Операция "Ы" и другие приключения Шурика"... Или "Сметану" в "Свадьбе в Малиновке".
Служил с ним отец недолго, так как 13 мая был тяжело ранен, какой-то фанат-фашист, обстрелял из подворотни группу офицеров, в которой находился и мой отец.
Больше он со Смирновым не встречался в жизни, но всегда хранил к тому огромное уважение.
Это был бесстрашный воин, удостоенный многих наград, где-то в домашнем архиве есть фотография, старинная, где отец в кругу своих разведчиков. У Смирнова, по-моему, три ордена: из них - два ордена Славы, Красной Звезды, медали "За отвагу" и "За боевые заслуги".
Отец рассказывал, как он всегда предупреждал Смирнова при захвате языка - быть поделикатнее с фашистом.
Алексей был силы неимоверной, и часто его удар возносил фашиста в "чин ангельский", у того вылетала и душа.
Поэтому, когда отправлялись на задание, я всегда, говорил отец, строго предупреждал Смирнова, чтобы он "с немцем был поласковей".
Смирнов, у которого по отношению к товарищам, душа была голубиной, молча смотрел на свои огромные руки и застенчиво улыбался.
А один раз он в прямом смысле спас отца, и нёс его через линию фронта, тяжело раненого.
И как товарищи не предлагали его подменить, он молча смотрел на них и нёс своего юного командира дальше, пока не вышли к своим.
Уже после войны выяснилось, что в Кёнисберге закончил войну и мой дядюшка Максим, но с отцом они не встретились.
С моим будущим отцом.
А когда дядюшка Максим приехал к нам в отпуск, они, за разговорами с отцом, под раскидистым абрикосом, и восполнили этот пробел за поздним застольем.
Я боялся и пошевелиться, слушая их воспоминания о войне, о прожитом, об утратах своих боевых товарищей, о триумфе Великой Победы.
Дядюшка Максим уже был солидным воинским начальником, командовал дивизией.
А для отца война завершилась только в 56 году.
Выйдя из госпиталя, он был направлен на борьбу с бандеровцами в Западной Украине.
Благо, что представлялись уже отпуска офицерам.
Так он встретил мою мать, они поженились и через три года после Великой Победы родился и я.
Сердечно кланяюсь Вам, дорогие фронтовики.
Страсть, как не люблю слова "ветераны".
Фронтовики, солдаты...
Понятно, законы жизни неумолимы, и до 80-й годовщины Победы над фашизмом ни один из них уже не доживёт.
Но и страна наша, и мы все только и живы благодаря тому, что были Вы, дорогие фронтовики.
Лучшие, святые.
Но если бы не погибали лучшие, погибли бы все.
Память Вам - святая и вечная.
И поклон земной за Победу.
Как бы не тщились её опорочить, но ВЫШЕ, значимее деяния нашей страной совершено не было никогда.
Я просто призываю всех ещё раз посмотреть фильм Р. Кармена "Неизвестная война".
НИКТО насильно не выгонял людей для встречи наших войск на улицы, а они были заполонены народом и в Вильнюсе, и в Риге, и в Варшаве, и в Праге...
Наше дело было, действительно, правым и мы победили величайшую угрозу миру и народам - гитлеровский нацизм.
Да, видать, остались метастазы, иначе бы новоявленный бандеровец не громил города и сёла Донбасса и Луганска, не убивал бы ни в чём не повинных женщин и детей...
Жалею, что нельзя по времени перенести туда дивизию отца.
Думаю, как и все иные формирования Героев-фронтовиков,они бы справились с этой нечистью в считанные дни.
И очень жаль, что у людей столь коротка память, что забыли не только поляки, что на их земле сложили свои головы более 600 тысяч наших воинов, но даже "братушки", которых не раз спасала Россия, не помнят , не хотят помнить о Великом Подвиге наших воинов-освободителей.
Вот в Катыни, как в открытой ране ковыряемся, да укоряем тех, кто не грешен в этом преступлении, а Волынскую резню бандеровцам прощаем, прощаем Югославию, растерзанную и уничтоженную в наши дни, Ирак, Ливию, Сирию - и далее везде, где льётся кровь людская...
При Вас, уважаемые фронтовики, когда Вы были в силе, этого в мире не было.
Честь Вам и слава, Герои.
Конечно, не знали Вы ни Шиллера, ни Канта, не знали сокровищ Дрезденской галереи, которые спасали ценой своей жизни.
Как и не знали более 280 Ангел, Гансов..., которых Вы детьми, нередко - ценой своей жизни, спасали от пуль своих же соплеменников в осаждённом нашими войсками Берлине.
Простите, если услышите в жизни вечной, за то, что не сумели сохранить Ваш Подвиг, страну Великую не сберегли, защищая которую Вы не делились ни на русских, ни на украинцев, ни на евреев, ни на казахов, ни на грузин...
Другие были оценки - достойный ли человек, можно ли с ним было идти в разведку, в бой по защите Отечества.
Это сегодняшние "иваны, не помнящие родства", хотят убить и саму память о Вашем Великом Подвиге, сносят Ваши памятники, оскверняют святую и священную память о Вас.
Думаю, что их усилия обречены на провал, ибо Ваш подвиг бессмертен.
Он и вершился во имя мира на земле, во имя человека, детей, которых Вы защищали своими сердцами.
Даже пробитыми вражескими пулями и осколками.
Нет над Вами людского суда, пусть и не пытаются ниспровергатели всех мастей осквернить Ваше бессмертное имя.
Честь Вам и слава, Герои!
***