Акцент должен был быть

               
  Сколько Небом крови
  Выпито нашей!
  Не привыкать Любви
  К жертвенной чаше…
              Марина Шатова.
    
  В Москве, случайно встретившись в Союзе писателей СНГ с Казбеком Гайтукаевым, мы заговорили о книжных новинках, об их художественной ценности, и вдруг он спросил:.«Как ты думаешь, почему у нас, чеченцев, нет литературной критики?». И сам же ответил: «Потому что нельзя сказать правду и не обидеть человека, его семью, род…» «Причем тут литература и семья, род?» - удивилась я. «Писатели и поэты воспринимают критику, как личное оскорбление, а за честь члена семьи вступается вся семья…» Вывод его был неутешительный: «Пока у нас не будет хорошей критики, у нас не будет большой литературы!»
  Понимая, что мне в такой завуалированной форме был брошен вызов: а не слабо ли тебе сменить политику на критику?..- я не готова была принять его. Не думала, что брошенную лет девять назад перчатку, придется поднять сейчас.
  Буквально накануне приезда гостей из Москвы и с Северного Кавказа, узнаю, что в Грозном должен состояться семинар писателей: «Северный Кавказ: литература и действительность».  В кои веки журнал «Дружба народов» в полном составе приезжает в Грозный, чтобы здесь на месте услышать о новых именах, о новых талантах, творящих на родном языке и нуждающихся в не менее талантливых переводчиках!..  В надежде услышать, какие новые дарования пробиваются к своему читателю, я поспешила на литературный Олимп, который должен был, на мой взгляд, собрать на своей вершине в этот исторический момент всю пишущую братию Чечни: от патриархов до дебютантов.   
  Но… Гора собиралась родить мышь.  Участники Круглого стола с принимающей стороны строго ограничены, поездки по лермонтовским местам строго выверены, присутствие в актовом зале слушателей, а точнее, их полное отсутствие, заранее спланировано...  Известие о том, что в селе Парабочи Шелковского района  вот уже два года как открыт литературный музей Лермонтова в историческом доме армянина Акима Хастатова, который все еще хранит дух поэта в своих стенах, заложенных еще в 1760 году, не вызвало священного трепета даже у классика чеченской литературы, принимавшего своих друзей из московского журнала. Приглашенная мной, по этому случаю, директор музея Светлана Темирбулатова, не менее историческая личность, подвижница, по крупицам собирающая вот уже более 40 лет уникальный архив, в котором есть, без преувеличения,  все и обо всем, понимая всю ответственность перед гостями, попыталась в нескольких словах рассказать о музее, дабы впечатлить живого классика, возглавляющего к тому же ведущий литературный журнал в Республике - «Вайнах». «До тебя далеко ехать. Дикало знает, что у вас открыт музей?» - отмахнулся он. Не успела директор музея (буквально в этот день из рук президента Республики Р. Кадырова получившая почетное звание: «Заслуженный работник культуры Чеченской Республики», по представлению министра культуры!) опомниться, как следующий вопрос: «Почему ты не открыла в этом доме музей Саида Бадуева?» буквально подкосил ее. Подобные вопросы ей часто задают безграмотные сельчане, не понимающие, почему здесь висит портрет Лермонтова, а не Абузара Айдамирова?.. 
(«Придите, ядите, сие есть плоть моя, сие есть кровь моя!» - будто написано на дверях ее дома-архива, и приходят – от чиновника до последнего интеллектуала – и «ядят», и не давятся, используя ее архивные материалы без всяких ссылок!..)
  Оскорбленная до глубины души напускным невежеством чеченского классика, она покинула в сердцах его кабинет. Только вчера она пополнила в своем архиве солидную папку «Муса Ахмадов», заведенную на этого большого писателя (со времен достопамятного лит. кружка «ПхIармат»!), информацией из газеты о том, что его книга переведена на японский язык, и, переполненная гордостью за него и за всех нас, звонила мне из Шелковского района, дабы поделиться этой большой радостью.
  Надо ли было удивляться тому, что лейтмотивом выступлений участников семинара, начавшего свою работу на следующий день, с нашей стороны было: «Я особо не задержу вашего внимания…»; «Здесь есть подготовленные люди, которые скажут лучше и больше меня...»; «Мне, собственно, нечего сказать…»
  Нечего им было сказать и тогда, когда из уст зам. редактора ж. «ДН» Л. Теракопяна прозвучало: «…последние годы мы смотрели на чеченскую действительность взглядом со стороны. Русские авторы, побывавшие в горячей точке, нередко сами были участниками войсковых операций, очевидцами штурмов, зачисток, разрушений… Их наблюдения, их размышления, конечно же, открывали драматизм тогдашних событий. Другое дело, что голос чеченской литературы, самих чеченских писателей был почти не слышен, по крайней мере, за пределами региона. А между тем, без этого взгляда изнутри не было и не могло быть полноты правды, реального постижения ее драматизма…»
  Не знаю, что издавалось в те годы в Чечне, но в Москве прошло немало «Круглых столов», презентаций книг, изданных именно в столице; публиковались стихи и поэмы в журналах, и все чеченцами, и все на русском языке: Хожа Гериханов в первую войну перевел и издал книги Абузара Айдамирова, а на презентацию романа «Долгие ночи» были приглашены российские политики и пресса; презентация книги Ю.Сэшила «Царапины на осколках» (ред. С.У Алиева, автор трехтомника «Так это было») прошла в Союзе писателей СНГ, которую организовал С.-Х. Нунуев (при поддержке Муслима Умалатова), где, если память мне не изменяет, Лев Аннинский, ведущий российский критик, посетовал, что такую книгу о войне, восходящую к самому «Хаджи-Мурату», написал чеченец, а не русский писатель – прямой наследник творчества Л. Толстого. (?!) Кроме того, книга Ю.Сэшила была в списках номинированных на премию Буккера, и не получила ее только потому, что не подошла им по жанру, но была отмечена всеми членами жюри, как «событие года» в отечественной литературе! А в жюри были и Татьяна Бек, и, боюсь, тот же Лев Аннинский, и Владимир Маканин… Это была книга, которая во время оглашения списка получивших премию, отвлекла на себя все внимание прессы, чем даже вызвала легкое раздражение председателя жюри –  В. Маканина. О войне писал довольно резкие стихи и читал их со сцены в больших столичных концертных залах Руслан Ахтаханов, вбивая, как пролетарский поэт, своих слушателей в кресла, заставляя услышать себя даже тех, кого не было в зале – российских политиков! Трехтомник «Знаменитые чеченцы» Мусы Гешаева, серьезно страдающий в художественном плане, но бесценный историческими  судьбами талантливейших чеченцев, о каждом из которых написан очерк, был выпущен именно в годы войны и широко разрекламирован им задолго до выхода в свет в столичных СМИ, куда входит телевидение и радио. Подборка стихов о Чечне и чеченцах нашей наурской казачки Марины Шатовой, вышла в толстом литературном сборнике Карачаево-Черкесии «Ас-Алан», который издавали в Москве Б.Лайпанов и С.У. Алиева. Поэтесса, вобравшая в себя Дух и Слог чеченского Дош, который всегда имел Вес и Силу, обращалась к русским братьям:  …Как проникла в мою кровь
          Гор отчаянных любовь,    
          О которой не поет
          Мой брат?..

   Или:  ... Там мало места на погостах.
             Там много крови на снегу.
             Там принимает сердце просто
             Желанье гибели врагу…   

   Или:   …Нам умирать не больно.               
          Смерть за Свободу – Песня.
          Наше Стремленье к Воле
          В детях сильных воскреснет.   
            
  Можно было бы еще долго перечислять написанное о войне и в годы войны, но не могу не сказать и о человеке, который писал в то время стихи на родном языке, и сразу же был переведен на русский. Это Хизар Ахмадов, к которому, как к поэту, можно относиться по-разному, но о войне он писал много и довольно проникновенно: «Но почему мешает человек», «Кто эту выдумал войну?», «Пишите правду о войне», «Развеянный прах», «Нам родина счастливая нужна», «Я боя жду», «Не шашки – сохи нам нужны», «А правда где?», - это только малая толика из опубликованного в журнале «Вайнах сегодня» (№1, 1996)   
  Конечно, Прилепины ближе к той же «Дружбе народов», до которой не доходит глас чеченцев «изнутри», но это не значит, что они не писали и не пишут…  Просто мы сталкиваемся с таким современным явлением, как острая нехватка читателей – сплошные писатели! Что в России, что в Чечне. А иначе, чем объяснить то, что, когда критик из Кабардино-Балкарии Х. Кауфов напомнил о Лермонтове и Л. Толстом, которые «с уважением писали о кавказцах, подчёркивая их свободолюбие, храбрость, бескорыстие», а А. Эбоноидзе, гл. редактор ж. «ДН», обратил внимание на то, что, читая Лермонтова, «удивляешься, с такой силой об увиденном не сказал никто до него и даже после - в большой литературе!», никто из наших участников и ухом не повел, чтобы объяснить присутствующим причину той боли, которую испытывали за Чечню великие русские классики…  Два дня гости и хозяева искали то, что сблизило бы их народы, сроднило, и в этой связи часто упоминались имена Лермонтова и Толстого. Нельзя сказать, что наши писатели и поэты слышали о них впервые, но то что они знали о них только в рамках школьной программы и только в интерпретации советской идеологии, продемонстрировал гл. редактор ж. «Орга», критик и прозаик Эльбрус Минкаилов. «Это Лермонтов писал: «Злой чечен ползет на берег/ Точит свой кинжал…» Конечно, он и хорошо писал о чеченцах, но…» - не мог простить он поэту строки из песни казачки, случайно услышанной им в станице Червленной, когда та убаюкивала младенца. Почему Лермонтов записал эту песню? Наверное, чтобы чеченцы не доверяли таким соседям, которые с младенческих лет учат своих детей не дружбе и добрососедству, а жить в страхе перед одним только названием «чеченец», а значит, готовыми убивать чеченцев. Не потому ли война длилась веками?.. Не могу не вспомнить сюжет, показанный в новостях на ведущих каналах Москвы из Ростова-на-Дону: дети казаков учат чеченский язык в школе. Корреспондент спрашивает малыша: «а зачем тебе чеченский язык?» Он честно отвечает: «Чтобы лучше понимать чеченцев, дружить с ними…» Начался урок и у доски разыгрывается, якобы, диалог. «Кюгаш хьалайб!» - говорит один соответствующим тоном, а другой мнется и не знает, сейчас поднять руки вверх, или когда камеру выключат? Учитель ведь не объяснил... Так вот о таких вещах и предупреждал Лермонтов, когда записывал за казачкой ее песню, или убежденность Кавказца (русского офицерства на Кавказе), что все «чеченцы – дрянь!» А что касается того, что сам поэт думал о нас, то, позволю себе, отослав умеющих читать не только свои вещи, хотя бы к тому, что уже опубликовано в ж. «Вайнах» (№1-4) о Лермонтове, привести несколько строк из поэмы «Хаджи-Абрек» и, на всякий случай выделю слова, на которых должен быть акцент: «Велик, богат аул Джемат, /Он никому не платит дани; /Его стена – ручной булат; /Его мечеть – на поле брани. /Его свободные сыны /В огнях войны закалены;/ Дела их громки по Кавказу, /В народах дальних и чужих, /И сердца русского ни разу /Не миновала пуля их…»
   Как видите, акцента можно не делать только на названии аула, потому что так можно было сказать о каждом чеченском селе! В этом весь Лермонтов!
   Когда  Э.Минкаилов обратил внимание участников семинара на то, что «Толстой написал повесть «Хаджи-Мурат», 50 лет спустя!», после возвращения из Чечни, что впечатлило всех, я успокоилась: читают все-таки… Просто, как сказал один профессор из Новосибирска: «Личного мужества не хватает всем, чтобы признать Ваши исследования. Здесь же все лежит на поверхности! Как мы этого раньше не замечали? Вот, что значит, иметь зашоренные мозги. Научная мысль, к сожалению, слишком консервативна…»
  Зато председатель Союза писателей Ингушетии, прозаик Ваха Хамхоев щедро сыпал именами, цитатами из произведений, посвятил в фабулу романа К. Чахкиева «Гранитные горы» и ничуть не был смущен, не видел необходимости извиняться за ингушского писателя, который, наряду с ингушом и осетином, третьим героем в романе вывел не чеченца, а грузина! Наши народы – братья и хорошо понимают друг друга, взаимопонимание нужно искать с соседями, с которыми то и дело политики норовят столкнуть лбами. Ингуши это осознают, потому и пишут больше об осетинах. Справедливости ради замечу, что первый день за Круглым столом прошел под знаком В.Хамхоева и Х. Кауфова, которых не просто было интересно слушать, но и весьма познавательно.
  Хачим  Кауфов пошел дальше. Он не только хорошо знал родную литературу, но и читал последнюю повесть В.Распутина  «Дочь Ивана, мать Ивана», в которой безымянный герой «кавказец» своим недостойным поведением в «срединной» России внушает своим русским жертвам мысль: «гнать, гнать их всех надо!» «Расчёт, до недостойной великого писателя наивности, прост —  внушить читателю мысль: не какой-то там Магомед или Эльдар плох, они такие все…» - возмущался кавказец лейтмотивом повести известного антисемита, который, очевидно, устал вести затяжную войну против евреев и взялся за «кавказцев» в надежде на блиц-криг.
  Все молча выслушали гостя. На следующий день, высокую планку которому задала Лула Жумалаева, поэтесса и гл. редактор ж. «Нана», выступив с блестящей речью, реабилитировавшей наших скромных участников, тема Распутина нашла свое неожиданное продолжение. Владимир Медведев, зав. отделом публицистики ж. «ДН», взяв слово вслед за Лулой (сорвавшей горячие аплодисменты, единственные за эти два дня!) резко переключил внимание всех на вчерашние выводы Хачима Кауфова. «…Имени у кавказца нет, потому что акцент должен был быть на россиянине, а не на азиатах включительно, поскольку мусульманские имена есть и у них. Произошла встреча срединной России с Россией окраинной. Она имеет трагическую историю. Это драматическая встреча. Пригладить ее – для писателя – малодушие, отход от писательского долга. Это не просто кавказец, это преступник…» Оказывается, все достаточно просто: пишешь «кавказец», подразумеваешь – «преступник» и наоборот! Трагическая история, это когда русский приезжает на Кавказ. В этом мы убеждались и убеждаемся века. Не сказать об этом – малодушие!.. Но что такое один, два, пять кавказцев на срединную Россию? Если один кавказец стоит тысячи русских, вопрос я снимаю. Это тогда действительно страшная сила. Но у меня свои ассоциации с выводом Распутина, как решить проблему с кавказцами. В 1999 году, сразу же после взрывов двух жилых домов в Москве, на НТВ в передаче «Времячко» Лев Новоженов в прямом эфире обратился к зрителям с вопросами: «Кого из Москвы нужно гнать первыми: а) всех чеченцев? б) всех кавказцев? в) всех бандитов? Результаты опроса оказались в той же последовательности! Вот так Чечня и Кавказ примирили несчастных москвичей со своими родненькими бандитами. Если тогда никого не удивило, что вопросы эти придумали и озвучили на «независимом» канале в «супер-независимой» передаче с архидемократичным ведущим, почему нас удивляет, что в повести любимого всеми нами (без всяких кавычек и иронии!) Валентина Распутина к голосу москвичей он присоединил голос срединной России? «Простим Распутина за эту повесть во имя «Прощания с Матерой» и всего того, что им написано было ранее!» - попросил всех кавказцев, сидевших за столом Муса Бексултанов. В своем выступлении в первый день он ограничился тем, что посетовал, что, к сожалению, сейчас ценится больше работа банкира, бизнесмена, и что трудно быть писателем и отцом семейства, поскольку кавказец обязан содержать семью. А.Л. Эбоноидзе, москвич с грузинской внешностью, ответил на это гл. редактору детского ж. «СтелIад»: «История искусств имеет свой саркастический архив: бывают богатые писатели, бывают нищие классики…» Т.е., хочешь быть классиком, научись жить впроголодь. Мне же вспомнился легендарный Махмуд Эсамбаев с его осиной талией. Когда столичный журналист поинтересовался, как он может всю жизнь питаться только салатами,  Махмуд ответил: «Сытый человек спать хочет, а я должен танцевать…» В подтверждение этой мудрости приведу слова одного очень хорошего молодого поэта. На вопрос, почему он давно не пишет ничего нового, поэт, улыбаясь в 32 зуба, ответил: «Мне сейчас очень хорошо! Я хорошо зарабатываю! Чтобы писать стихи, мне нужно страдать, нуждаться в чем-то!..»
  Как бы извиняясь за отсутствие культуры отдельных писателей и за местничество, А. Эбоноидзе напомнил всем, что это «Пушкин резко бросил нас в лоно Европейской культуры. Европа научила нас сбрасывать оковы. И когда мы сбросили эти оковы, у нас появились Достоевский и Толстой, которые вывели нас сразу на мировой уровень». Вот тут бы дрогнуть нашим участникам дискуссии и назвать-таки причину того, что Лев Толстой  генетически не способен был носить оковы, в отличие от Ф.Достоевского, который в борьбе за Дух, обрел физическую немощь. «Старую скептическую Европу удивили молодые Достоевский и Толстой, на которых она изумленно оглянулась. И сегодня они остаются вершинными писателями в мировой классике», - подытожил он, но национальная гордость великороссов продолжала дремать…
  «Необходима некая историческая пауза, могущая дать писателям возможность осознать многоплановость и значимость данного исторического события не только в локальном, но и в планетарном смысле…» - соглашусь со словами Лулы Жумалаевой, сказанными совсем по другому случаю. Мудрая и красивая точка была бы поставлена в работе Круглого стола устами оригинальной, неординарной поэтессы, если бы не…
  С сугубо мужским коллективом из Москвы приехала маленькая, щупленькая девушка-подросток в джинсовых брюках, зеленой маечке и окопной солдатской панаме, натянутой по самые брови. Надув губки, с отсутствующим взглядом она сидела за столом с участниками семинара, как сидят послушные детки в офисе, пока папа работает. В перерыве она шла со взрослыми дядями покурить, что озадачивало серьезных людей, порывавшихся заменить ребенку сигаретку  на конфету. Но закон гостеприимства не позволял навязывать свою волю, даже если речь идет о малыше.
  Каково же было удивление молодых людей, журналистов из газет и с телевидения, приехавших на съемки вместе с гостями на речку Валерик, когда  эта отроковица заявила, что ей 30 лет, что ей, пишущей с пяти лет, абсолютно не интересен Лермонтов, которому она предпочитает Маяковского и Пастернака, и что эти места ее не трогают. Пытаясь хоть как-то восполнить ей потраченное на Лермонтова время, они попросили ее дать интервью национальному телеканалу. Воткнув сигарету за ухо, она с серьезным видом рассуждала на свободную тему, пока юный оператор, густо покраснев, не остановил запись, шепнув журналисту, что в кадре видно сигарету. Молодые люди тактично попросили гостью убрать лишнюю деталь, не оскорбляя ее пояснением, что культуре народа, к которому она приехала, глубоко чужды подобные вредные привычки, особенно у лиц женского пола. Бросив на землю окурок, она закончила интервью, и, тут же, подняв свой бычок, глубоко затянулась. Ребята сделали вид, что не заметили, дабы не смутить девушку. И тут подошел к ней молодой человек из охраны и, знакомства ради, попросил закурить. «Сама стрельнула у отца!» - ответила она, в очередной раз шокировав ребят. Чеченец, угощающий дочку сигаретой, это нонсенс! Для нее же это было в порядке вещей, что привело в изумление тех, кто о России только слышал, но не выезжал за пределы Чечни.
  На следующий день гости снова собрались за Круглым столом. Почти под занавес А. Эбоноидзе представил: «Мамаева Ирина Леонидовна. Она захотела приехать с нами в Чечню, и сама скажет, почему?..» Это потом, после ее выступления, стало понятно, почему ее не представили как дочь одного из присутствовавших здесь двух Леонидов, если она сама призналась, что находится здесь с отцом. К чему были эти тайны? Очевидно, чтобы придать вес тому, что она говорила. Московская гостья назвалась жительницей Карелии, куда с некоторых пор «стали съезжаться кавказцы, которые невысокой культуры. Они приехали к нам не учиться, а на заработки…» Если на заработки, значит, зарабатывать деньги, а не воровать. Почему об этом говорят всегда в уничижительной форме? Девушку-подростка возмущало, что на своей земле она не может из-за кавказцев и, в частности, чеченцев, ходить по улице в два часа ночи!!! «Садишься в такси к кавказцу и получаешь недвусмысленное предложение. Но я, зная немного обычаи кавказцев, вступила с таким в разговор, и, короче, уболтала его...» - приписывает она это в достоинство себе, не подозревая, что это работает исключительно на кавказца, в ком можно не только апеллировать к нравственным ценностям, но и обнаружить их! Представьте себе на минуту, что чеченка села в два часа ночи к русскому в такси!..
  Благородное возмущение вызывало у Мамаевой и то, что кавказцы демонстративно не учат в школе русский язык. «Но над ними уже не смеют смеяться, (не потому ли они отказывались говорить на чужом языке?- М.В.) их уже много. (Т.е. аж пять человек!- М.В.) У них есть отцы, которые приходят в школу…» У чеченцев действительно есть отцы, и пять чеченцев на русскую школу это, наверное, панически много. Было время, еще на моей памяти, когда в Советской армии в одной части нельзя было оставлять более двух чеченцев! Три чеченца могут организовать в части бунт, считалось на полном серьезе, но даже над этими двумя солдатами никто не смел смеяться!.. Это факт.  «Со своим уставом, получается, идут в наш монастырь! С такой ненавистью идут!..» - распалялась она, поскольку ее культура позволяла ей хамить в гостях. «Все дело в культуре. Мы готовы к диалогу, для этого я и приехала», - закончила она свою речь, и вся такая «культурная», села. Если бы не высокая внутренняя культура каждого кавказца, сидевшего за длинным столом, как много она услышала бы в свой адрес!.. Но, еще моя бабушка говорила, с глупым человеком нужно говорить предельно ласково, как с сумасшедшим. Ее ласково посадили. Никто ей не стал указывать на неприличный внешний вид, оскорбляющий кавказца, ее перекуры на глазах у всех … Ей, приехавшей в чужой монастырь со своим уставом, так ответил бы Баштаров Аюб, «чеченец, проживающий на Великой Русской Земле, в маленьком Православном городе Енисейске»: «…Мое осознание Родины заставило меня чувствовать себя мужчиной раньше, чем мне это было положено по возрасту. Я рос среди людей, которые, благодаря средствам массовой информации, просто не могли не воспринимать чеченцев как врагов. Я рос в семье, где родители каждый день и каждую минуту не на словах, а на деле должны были доказывать, что это не так… Это очень не просто: каждый день, каждую минуту представлять собою нацию. Но я привык. Привык и тоже взял на себя ответственность за свой народ, свою страну, свою веру. Даже когда мне очень плохо и одиноко, я чувствую эту ответственность. Чувствую и стараюсь, что называется, «сохранить лицо». А свою боль отдаю страницам бумаги, которые, уверен, вразумят того, кто хочет в этой жизни быть вразумленным…»
  Вернемся за Круглый стол. Эльбрус Минкаилов, выступивший почти под занавес, искренне посетовал: «Муса Бексултанов не переведен на русский язык. Я не могу справиться с его богатым и образным языком… Если бы его перевели, он и в Европе был бы своим!..» Признаюсь, я не только поверила, но, придя домой, решила, во что бы то ни стало, прочесть столь талантливого писателя, как бы трудно мне не давалось чтение на родном языке. Открыв содержание ж. «Вайнах» за апрель, я не поверила своим глазам: «Муса Бексултанов. Большие зеленые арбузы. Рассказ. Перевод с чеч. …)
  Каково же было мое разочарование, когда с первых же строк я попала в атмосферу, глубоко чуждую мне, как чеченке. Что это за «Лялька», «Аленушка», «Граф Монте-Кристо», «Бриджит Бардо», «Фантомас»?.. Любое из этих словечек могло стать заголовком этого «рассказа», но автор, почему-то, предпочел арбузы. Зеленые… Бог с ним. Но что это за дедовщина, оскорбительная даже для безродного чеченца, если таковые бывают?..  Что это за директор школы, на столе которого «лежала пачка «Беломора» и не просто лежала, а «Фантомас (т.е. директор школы!) трясущимися от ярости руками закурил папиросу…» в присутствии школьника и учителя! Что это за чеченец-учитель, который может схватить мальчика-чеченца за шиворот и со словами: «Шпингалет! Я же тебя сейчас по стенке размажу!» «швырнуть» в кабинет директора и там на его глазах крутить ребенку ухо?..  Два педагога-параноика, трясущиеся над ребенком!.. Я уж не говорю о том, что «большие зеленые арбузы… черный фартук… белые зубы… косы… глаза… Машина… много машин… гараж. «Зилы»… Чей это мальчик, Джабраил? Ну, не то, чтобы мальчик, а это вот, бледная немочь…», и все в таком духе – это даже не глюки наркоши, подсевшего на большие зеленые… «…Но горе, горе если он, /Храня людей суровых мненья, /Развратом, ядом просвещенья /В Европе душной заражен!» - слышу я благородное возмущение Лермонтова!..
  Не только у Ичаева, главного героя рассказа, но даже у меня от этого чтива «в носу стало кисло, на глаза навернулись слезы…» Жаль стало и кур, которые «стояли, поджав по одной ноге, под навесом…»  Где уж тут говорить о законах жанра, когда самого жанра здесь нет! Обычное злословие на тему… Если это называется родная литература, возвращающая нас к народным традициям и обычаям, то какой была бы антинародная литература? Может, Э. Минкаилов имел в виду, что Бексултанов не читабелен на русском языке?.. Но кто сказал, что это художество должен терпеть богатый, образный, дипломатичный, мудрый, наш родной, чеченский язык?
  В груди наурской казачки М. Шатовой бьется сердце настоящего гражданина Чечни, и мне это импонирует больше. Ей и предоставим возможность расставить последние акценты, которые обязательно должны быть:

…Законы природы,
Судьбы постулаты
Рискуем смести в одночасье
Моменту в угоду
В обманно-крылатой
Погоне за призрачным счастьем…

   Да охранит нас Всевышний от этого!
               
                Марьям Вахидова,               
                Специально для «МС»
                07. 2008.