Вновь центральные СМИ вспомнили о "русских рабах в Чечне",людях-близнецах с одинаковой, хотя и несколько туманной биографией (обманом увезли в горы, держали в яме, годами использовали на принудительных работах).
РАБ, не желающий освободиться от рабства, заслуживает двойного рабства, говорил Джохар Дудаев. В 1979 году я была на вечность далека от этой истины, поскольку выросла на учебниках, где черным по белому, жирно, каллиграфическим почерком было выведено: "МЫ НЕ РАБЫ. РАБЫ НЕ МЫ".С этого советского "Отче наш", получив путевку в жизнь,я заняла в ней самую активную жизненную позицию - осталась в своей же школе старшей пионервожатой. Надеюсь, что еще живо поколение,которое помнит эту ступень в трудовой биографии комсомольцев.
С горящими глазами летящей походкой я одинаково спешила на работу и домой. С головы до пят - идейная, целеустремленная,влюбленная в своих пионеров и во все человечество (без всякой,поверьте, иронии), уверовавшая в социальную справедливость в Стране Советов и периодически подключающаяся к борьбе за
освобождение то Анджелы Дэвис, то Луиса Корвалана, я вдруг однажды столкнулась лицом к лицу со звучным, хлестким, бьющим наотмашь именем - Бич! Да, да - именем. Одним на всех.
В этот день, отметив торжественно в пионерской дружине день рождения В.И. Ленина, я пришла домой в взволнованно-приподнятом настроении. В дверях столкнулась с соседкой, которая уже уходила от нас. "Пойду кормить бичей", - сказала мне молодая женщина вместо приветствия. Поскольку это слово применительно к живому существу еще не было широко распространено у нас в округе, я переспросила своих сестер, правильно ли я поняла, что речь идет о человеке? В ответ сестры весело расхохотались, а мать, подозревая, что во мне происходит революционное брожение, поспешила объяснить шокирующее слово "бич" понятным - пьяница. Но я уже неслась к соседям.
Визит мой хозяев не удивил. Глава семьи Харон - человек скромный, застенчивый, интеллигентность была у него в крови. Согласно этикету, он представил нас друг другу, называя каждого бича по имени и отчеству.
Год 1979-й был объявлен ЮНЕСКО всемирным Годом Ребенка. Оттолкнувшись от этой наигуманнейшей темы, я навязала этим опустившимся донельзя человекам самых разных профессий светскую беседу. Харон сидел поодаль, улыбался и не вмешивался в разговор.
Говоря о заслугах великого Октября, о бессмертии ленинских дел и идей, я вырулила к родной советской власти, освободившей великий русский народ от поработителей, и спросила в лоб: "Что вас, русских людей, заставляет сегодня работать не на заводе в городе или на предприятии (а в поселке их более сорока), почему вы пришли гнуть спину на одного Хозяина-чеченца?".
Рассуждения о высоких материях (на что бичи, вообще говоря, большие артисты) не могли скрыть прозаических причин их падения: пьянство и бегство от алиментов. Мои душеспасительные речи аппетита им нисколько не испортили.
Не прошло и недели, как в поселке заговорили о целых бригадах из бичей. Начало весны в Казахстане всегда было связано с сезонными работами - шабашками. Чеченцы, местные и приезжающие к этому времени с Кавказа, трудились до первого снега на колхозных фермах, кошарах, по всей Семипалатинской области строили дома и другие объекты. Этой весной впервые открыто они везли с собой на работу русских бродяг.
Узнав, что четырнадцать бичей поселились у Айдруса в бане, я посчитала своим долгом вразумить если не русских людей, не желающих выдавливать из себя раба, то хотя бы своих чеченцев.
Мать Айдруса - очень тучная, грузная старая женщина, с отекшими ногами стояла у плиты и помешивала какое-то варево в эмалированном ведре. Уважая мою идейную упертость, о которой в поселке ходили веселые анекдоты, старая женщина, с чьей легкой руки ко мне надолго приклеилась кличка Ленин, не раздумывая согласилась на мое политпросвещение их бичей, надеясь таким образом облегчить и свою участь. Встретив в первые дни неожиданных гостей по всем правилам горских обычаев, старушка вынуждена была уступать им в самых странных желаниях. Сначала бичи отказались от простыней, затем от тарелок, затем от кастрюль, затем попросились перебраться в баню, чем создали сразу же массу неудобств всему семейству.
Наконец пришел Айдрус. С юмором у него все было в порядке. Едва переступив порог, он обезоружил меня вопросом: "Ты знаешь, где я их выловил?" Эффект сработал, и Айдрус добил мою филантропию: "В канализационных люках в городе!".
Но сезон - на то он и сезон, чтобы закончиться.
Зима в Семипалатинске наступает в разгар осени. Шабашники, рассчитавшись с бичами, возвращались к семьям. Самое печальное начиналось именно в это время: бичи умоляли кавказцев забрать их с собой на юг. Унижениям их не было предела. Редко кто из приезжих чеченцев рисковал брать с собой в дорогу человека, которому солидного трех-четырехмесячного заработка хватало на несколько дней пьянства и драк. И все же находились сердобольные женщины,которые уговаривали своих мужей помочь несчастным.
Одного из таких бичей мне довелось увидеть лет десять спустя в селе Гойты Урус-Мартановского района. Звали его Федей. Это был пожилой человек, который ухаживал за скотиной в одной очень набожной семье. Все попытки посадить его за стол заканчивались всегда одинаково: переложив из тарелок в свою миску все, что ему приготовили, Федя уходил к порогу, садился на землю и ел. Хозяева так и не смогли привыкнуть к такому человеческому самоуничижению и не шли за стол, пока у порога, как верный пес, сидел человек почтенного возраста.
В Грозном, перед самой войной, в доме своих новых родственников по мужу я опять столкнулась с "рабом" лет сорока пяти по кличке Боцман. Все, что входило в его обязанности, - пасти единственную корову в десяти шагах от дома. Наведение "конституционного порядка" в Чечне завершилось по крайней мере одной блестящей операцией: Боцман все же привел себя в порядок! По двору он теперь ходит щеголем, гоголем, хозяином. С гордостью демонстрировал мне потертые удостоверения флотского офицера, свидетельствующие о том, что и он когда-то был не лыком шит. За время моего вынужденного отсутствия бич стал в семье незаменимым. Своим! Перемена в Боцмане меня раздражала. Но почему-то только меня. Позже поняла: с хозяевами его сближало пережитое в этой бойне. Я же, приезжая, была человеком из другой жизни. Мирной.
"Почем русские рабы на чеченском рынке?" - вопрошают сегодня российские газеты. Телевидение вновь демонстрирует русского раба, который провел чуть ли не десятки лет в чеченской неволе. Называются астрономические суммы, заплаченные якобы за их освобождение. А ведь у чеченцев самыми презираемыми людьми считались во все времена как раз лайи, то есть - рабы. Кому придет в голову оценивать жизнь бича в сотни миллионов долларов,когда тот сам ценит ее не дороже поллитровки?
Другое дело - заложники. Да, в Чечне сегодня крадут и даже убивают людей, иначе не поднимешь цену выкупа. Да, торговля людьми стала бизнесом, и этим преступным бизнесом живут семьи, чей кормилец - мужчина с автоматом. Но, как мы знаем, в более благополучной в сравнении с разоренной Чечней Москве 90-х годов тоже крадут, мучают и убивают людей (чего не было в 80-х), и кто подсчитал, где доля криминала на душу населения выше и сколько людей там и там по-прежнему хотят добывать хлеб своим трудом. А как его добудешь? В Гойтах мой 27-летний троюродный брат, отец трех малышей, сел на трактор, выехал в поле и в первый же день подорвался на мине. Чуть позже на том же поле напоролись на мину еще два тракториста - родственники мужа. Один тоже погиб. Второй стал инвалидом.
К чему, однако, вновь пригодились российским политикам и прессе "русские рабы", заполнившие вдруг собой очередную глухую информационную паузу в чеченской теме? А к тому, чтобы напомнить: не война виновата, не разруха, не мины, не нищета, а сами чеченцы. Это ведь исторически народ такой, в своих бедах сам виноват, испокон веков работать не хочет, хочет жить за чужой счет, им сколько денег ни давай - все равно разворуют, русских изначально ненавидят, заставляют каторжно трудиться, убивают, складывая трупы крестом. И, как говорил Ермолов, понимают только язык силы.
А того не додумывают имидж-мейкеры народов (теперь это открыто называется информационным обеспечением войны), что на какую глубину ни вырыть ров по периметру чеченской границы, сама Чечня никуда не денется. А насаждаемые злоба и отчуждение рождают только злобу, и динамика этого отчуждения сейчас на границе Чечни и России как никогда высока. Политик думает - это на время, а получается - на долгие годы. Югославия - тому пример. Но, к сожалению, Аннушка уже пролила масло...
Вряд ли и сам Михаил Юрьевич Лермонтов будет убедительным для генералов, опять надеющихся на очередные "два часа одним полком".
"Давным-давно, - возвращает нас поэт к истокам зла, - у чистых вод.
...Близ рубежа чужой земли.
Аулы мирные цвели,
Гордились дружбою взаимной;
Там каждый путник находил.
Ночлег и пир гостеприимный...
Весельем песни их дышали.
Они тогда еще не знали.
Ни золота, ни русской стали!...".
Ни рабов, надо полагать. Ни цены им на невольничьем рынке.
МАРЬЯМ ВАХИДОВА.
13.05.1999, Москва, "Общая газета"
Ответ газете "Совершенно секретно" на статью Ларисы Кислинской "Почему русские рабы на чеченском рынке?"