- Сара,- задумчиво сказал Гриша,- бери табурет и садись у окна, я буду писать с тебя
портрет.
- Гриша!У тебя что начинается рассеянный склероз,- удивилась Сара,- как я помню, за
всю жизнь ты кроме "точка, точка, запятая, минус-рожица кривая", ничего нарисовать не
умел.
- Сарочка,- ты, наверное, забыла где живешь. У нас по религии изображать человечес-
кое лицо запрещено. Так что рисовать я тебя буду в абстрактной манере.
- И на что я буду похожа в этой "манере",- поинтересовалась Сара.
- На свою маму,- усмехнулся Гриша,- посмотри на её лицо сейчас- чистейший абстракци-
онизм.
Из своей комнаты на кресле каталке выехала Мария Львовна, мать Сары. Ей 94 года, она
почти ничего не видит, но слышит как локатор.
- Я тебя предупреждала,- сказала она дочери,- вы выходи замуж за этого шаромыжника.
Смотри, мое лицо ему не нравится. А сам ты когда последний раз в зеркало смотрел-это
уже к Грише,-в прошлом году. То-то я смотрю, оно треснуло. Не выдержало твоей красоты.
- О чем вы говорите?!- возмущенно вклинилась в разговор Гришина мама Роза Соломонов-
на.- Он у меня очень красивый мальчик. Весь в покойного отца.
- Ага,- ехидно зашевелилась в каталке Мария Львовна,- писаный красавец был. Помню,
когда они шеренгой стояли на плацу, капитан вечно кричал:
- Аркадий Шмулензон! Вы опять забыли снять противогаз.
Гриша понял,что если он сейчас не вмешается, начнется вторая Куликовская битва. И он
примирительно сказал:
-Евреи, ша! Не хотите, не надо! Бог с вами. Я напишу автопортрет, назло вам всем.
- С этого надо было и начинать,- оставила за собой последнее слово Сара.- А теперь
прошу всех к столу, включая, новоиспеченного художника. Пора обедать.