Пили мы благоговейно.
Горечью давились всласть.
Помесь вермута с портвейном
Нашу печень грызть неслась.
Злая помесь, молодая,
Шавка рюмочных кровей.
Пели, в текст не попадая.
Тырил крошки воробей.
Тырил крошки понемножку -
По минуте да по две.
Солнца спелая морошка
Наливалась в синеве.
Замечали мы едва ли,
Погруженные в дела,
Как воробушки клевали
Крошки с нашего стола.
Отстрелялись холостыми.
Встречный ветер бьет в глаза.
Соляным столбом застынет
Оглянувшийся назад.
Крикнет горько и протяжно.
Свесит голову на грудь.
Кто его позвал? Не важно -
Никого нельзя вернуть.
Тени. Шепот. Дуновенье
Сквозняка из прошлых лет.
Позабудешь на мгновенье,
Позвонишь. А связи нет.
Не жалеть. Не хмурить лица.
Встретят нас. Простят. Нальют.
Ну чего ты смотришь, птица?
Клюй давай, пока дают!
Пойдем, бабушка!
- Вот только попробуй перейти – укушу, - сказал мне этот неприятный мальчик. Он только что процарапал лопаткой черту и теперь ждал. Будь она покороче, можно было бы взять чуть влево или вправо и как бы ее перейти и в то же время не перейти. Увы.
Неприятный мальчик молчал и смотрел исподлобья. Моя бабушка ушла вперед, а звать было неудобно. В общем, ситуация требовала определенности.Я занес ногу над невидимой границей и опустил ее уже на запретной территории. Мальчик с готовностью впился зубами мне в руку. Я взвыл. Бабушка немедленно вернулась, осмотрела предъявленный укус и имела с бабушкой неприятного мальчика короткий и жесткий разговор. Подробностей не помню, потому что орал. Неприятный мальчик тоже орал,но не от раскаяния, о нет! Его бабушка, не вынеся сурового взгляда капитана медицинской службы в отставке Малининой С.Е., т.е моей бабушки, отвесила ему шлепок по одному месту. Потирая оное место, начинающий вампир ревел и одновременно буравил меня ненавидящим взглядом, который пробивал толстую пелену слез.
Я и сейчас могу точно указать, где проходила граница. Если ошибусь, то сантиметров на десять-пятнадцать, не больше. Ну вот, перехожу. Укусите меня.
Господи, какая ерунда оседает в памяти. Ну зачем ты мне, неприятный мальчик со своей дурацкой чертой и с дурацкими своими зубами? На кой ты мне сдался? Пошел отсюда, только место занимаешь. Не уходит. Ну и ладно, сиди там вечно (ну, вечно – это слишком, к сожалению, это я перегнул). Сиди вместе со своей бабушкой. А мы с моей дальше пойдем. Пойдем, бабушка.
И мы идем – до дома осталось каких-нибудь триста-четыреста метров. И снова идем, и снова, и снова – ровно столько, сколько я захочу. В конце концов, я тут хозяин, в своей собственной памяти, и бабушка не обижается на меня за то, что заставляю ее много раз проделывать один и тот же путь. Она все понимает. И, возможно, даже рада лишний раз прогуляться в моем обществе - я нечасто ее прошу.
А насчет хозяина – погорячился. Похоже, тут за меня все решили, без особого моего участия. Вот мальчика оставили, хотя я был против, а что-то важное, хорошее унесли, запихали в дальний ящик, заперли на ключ и теперь ухмыляются. Ребята, я же не дурак, я догадываюсь, какие драгоценные штуки там лежат, отдайте ключ! Фиг тебе – говорят – надо было тогда запоминать,записывать, на носу зарубить! А сейчас-то что спохватился? Сейчас сиди и не рыпайся. На вот тебе мальчика с зубами, подавись.
Правильно. Надо было все хорошее запоминать, а не ерунду всякую. Тщательнее, тщательнее надо было!
Понял. Учту на будущее. Запомню, запишу, зарублю на носу,чтобы больше ничего и никого не потерять. Пойдем, бабушка.
Что любопытно – не помню, весна это была или осень, лето или зима. Скорее всего, весна. По асфальту текли ручьи, у водосточных люков шумели целые водовороты. И пахло мокрым песком! Да, точно, мокрым песком. Целые кучи песка, наваленные невесть зачем и непонятно когда, освобождались от ледяной корки – боже мой, это же счастье! Это же копай сколько влезет, проделывай сложные ходы, протаскивай по ним игрушечные машинки, вози этот песок туда-сюда– хоть целую вечность. Ну не целую, конечно – у бабушки были свои представления о распорядке дня. Вечность занимала в нем минут сорок-пятьдесят, не больше.
Весна, значит. Мокрый песок. Вот откуда лопатка, которой прочертили невидимую границу на асфальте!
А сейчас осень, и в этом нет никаких сомнений. Свидетельствую:осень. Из урны, что у самой парадной, ветром выдуло выброшенные газеты, и теперь они кружатся вместе с листьями. Листья полегче, поэтому кружат сантиметрах в двадцати над землей. Газеты просто протаскивает по асфальту – по той же траектории, но куда медленнее. А куча песка – куда ж они денутся, кучи эти – отяжелела, набрякла, приготовилась укрываться снегом.
Очень себя жалко,просто до слез. Ладно бы мне одному – полгорода ходит, шмыгает носами и жалеет себя, жалеет, жалеет. Ребята, все нормально, это просто сезон такой. Положено жалеть, положено надеяться, положено прижиматься друг к другу так, как будто вот сейчас подует ветер, разнесет в разные стороны – и все, никогда больше. Чувствуете, как дует-то? Вот-вот небо оторвет, честное слово.
Мы потом над этим посмеемся. Славно посмеемся – мол, ну надо же, ну прямо совсем размякли, а этот-то – помнишь? А сам?! Вот умора. Давайте только дату назначим, когда, значит, соберемся и будем смеяться. А то забудем,как обычно, и не соберемся.
Ну вот. Дом совсем рядом, почти дошли. Домой, бабушка? В твоей комнате, в шкафу,лежат толстенные альбомы с фотографиями. Я их иногда достаю и открываю. Вот прямо сейчас и открою, как только домой придем. Бабушка… Ты где?
Гад ты все-таки, мальчик.Погоди, в следующий раз я тебя самого укушу. Дождешься.