ЛЕС
В селе Сосново было удивительно безлюдно. На улице не было прохожих, не играли дети. Пусто оказалось и в магазине, куда я заглянул, чтобы узнать, куда все подевались. Продавщица, скучала за прилавком без покупателей. На мой вопрос:- «Где весь народ?» она сказала:- «Принимают». – Где?- спросил я. – В лесу ответила она. Я так ничего и не понял. – Что? Все принимают? - спросил я. – Все, кто дрова выписывали, да они все у Вас за Нижней Гарью принимают - сообщила продавщица. Тут я все понял. Оказывается, лесхоз отпускает лес на дрова всем жителям села в один день и в одном месте. Я тоже выписал себе дрова на зиму, надо бы тоже принять.
Расспросив о том, где принимают, я поехал в лес. В лесу творилось что-то невообразимое. Ревели, выбрасывая клубы синего дыма, бензопилы. Это валили лес те, кто уже принял делянку. Другие сельчане принимали у лесников лес. Лесники замеряли толщину дерева, высчитывали кубатуру. Принимающий житель, делал засечку на стволе топором, ставил свою метку. Принял лес и я. Делал это я в первый раз.
Валить лес приехала вся моя семья, жена и сын. Мы валили деревья, очищали стволы от веток, распиливали стволы на «тюльки», так на местном языке называются чурки - короткие куски, отпиленные от ствола. Если их расколоть топором, получатся поленья, дрова. По лесным законам требовалось ветки спиленных дров собрать в кучи. Местное население игнорировало эти требования. В лесу творилось что-то невообразимое. Лес валили, как попало. Если дерево упало не по направлению возможной транспортировки, его просто бросали.
Все когда то кончается, кончилось и это светопреставление. Дрова вывезли на опушку леса. Те, у кого есть транспорт, увезли хлысты в село к своему дому. У кого же транспорта нет, оставили свои дрова у леса, чтобы зимой отбуксировать их в село. Я с семьей тюльки легко вывез к своему дому, начал колоть и складывать их в поленницу. Работа эта доставляет истинное удовольствие. Легкий морозец бодрит. Расколоть березовый чурбан, да еще когда волокна древесины закручены в немыслимый узор, занятие не для слабых телом и духом мужиков. Нужно изо всех сил, широко замахнувшись, вогнать мощный колун в чурбан. Поднатужившись, высоко над головой поднять колун с чурбаном, ловко перевернуть его в воздухе, на самом излете, и сильно ударить обухом колуна о стоящий торчком другой чурбан. Проделать это необходимо несколько раз, пока чурбан с треском разваливается на две половинки. И только после этого можно громко крякнуть, ухнуть, хекнуть, кто как привык. Расколотые поленья некоторые носят в сарай, под навес или складывают под забором в поленницу, а некоторые кидают в кучу, куча растет, поленья сползают с макушки кучи к основанию. Куча дров растет, поленья располагаются вертикально и капли дождя стекают с одного полена на другое по поверхности, а средина кучи остается сухой. Я складываю под навесом в поленницу.
Прошла неделя, выпал обильный снег, укрывший все белым, пушистым саваном, всё преобразилось. Легкий морозец заставляет снег скрипеть под ногами, искриться под лучами солнца. Я решил поехать на место вырубки, посмотреть остались ли брошенные стволы деревьев. Если есть, то хотел попилить их на тюльки и увезти домой.
Ехал я на маленьком колесном тракторе с кузовом впереди. За мной бежали две мои собаки волчица Малышка и лайка Лайка. Приехал в лес. Лес сказка. Все развороченное гусеницами тракторов варварство присыпано толстым слоем белого снега. Деревья большие и малые склонили вершины от тяжести снежного покрывала. Снег искрился, а там где на него падала тень от деревьев, казался голубоватым. Заглушил трактор, осмотрелся. Брошенного леса много, пилить, не перепилить. Я смахнул снежную шапку с пня, подложил рукавицы и сел на пенек. Собаки мои повертелись вокруг меня и унеслись в лесную чащу. Удивительная тишина наступила вокруг. Деревья, покрытые снегом, стояли, и мне казалось, слушали тишину. Снег искрился, сверкал и переливался. Я залюбовался красотой, слушал тишину, слушал себя, задумался. Думал о том, как мы, живущие на земле, едим и пьём её соки, сами её же Землю, кормилицу и поилицу свою, губим, торопимся урвать от нё чего нибудь поболее. Загадили, изнахратили небольшой участок дивного леса. Много лет будет зарастать и выравниваться лес, если мы не будем ему мешать.
Чуть раньше я написал, какая удивительная тишина наступила вокруг. Деревья, опушённые белым снегом, казалось, стояли, смотрели на меня и думали. О чем думали деревья сказать трудно, но, думаю, добра от меня они не ждали.
Налюбовавшись лесом и снегом, я поднялся, выбрал брошенное заготовителями бревно, решил, что если я срублю молодую берёзку, то смогу без труда вытащить этот ствол. Достал топор, подошел к молодому деревцу, замахнулся топором, ударить не смог. Мне показалось, что деревья вздрогнули и закричали. Как я услышал этот немой крик, я не знаю. Я взрослый мужик, прошёл за свою жизнь многое. В чудеса и мистику не верю.
Наверное, грех, который сотворили мы, люди, еще не ушел из этого леса. Горем и бедой было пропитано всё, и деревья и земля и воздух. Рубить и вытаскивать дрова я не стал, кликнул собак, завел трактор и поехал домой. Прошло много лет. Хорошо помню этот случай. Когда я его кому то рассказываю, вроде хорошо получается. Пробую написать. Понимаю, что своего состояния я выразить не могу. За семьдесят два года не накопил, нет у меня в запасе слов, или не умею я их составить в предложения так, чтобы проявились чувства и эмоции мои в тот момент.