А две недели тому назад я был одной ногой на том свете, и могу передать свои впечатления оттуда. Впечатления какие-то бесцветные: я сидел за компом, и вдруг тихо завалился на правый бок вместе с креслом-вертушкой. Тянусь правой рукой, чтобы ухватиться за стол и встать, рука вроде тянется, а за стол не хватается. Я её щупаю левой рукой, а она оказывается совершенно неподвижная и бесчувственная, как и вся правая половина тела.
Прибежала моя спасительница-невестка, она была в соседней комнате, и услышала грохот как от падения статуи Командора. Попыталась меня поднять, спрашивает, что случилось. Но у меня правая половина речи тоже отнялась, а левая половина бормочет что-то несусветное. Притом я в полном сознании, и пытаюсь изо всех сил ей помочь, а не могу. Она позвонила моей дочке Наташе, которая работает в четверти часа ходьбы от меня. Та вызвала ко мне на дом "амбуланс", и сама примчалась вихрем как раз к его приезду. Вместе с работниками амбуланса они погрузили меня в машину, и через полчаса я был уже в ашкелонском Медицинском центре "Барзилай". Мой пёс Фёдор благородно возражал против этой церемонии, но его не поддержали. Он улёгся у калитки головой на юг, к "Барзилаю", и в таком виде преимущественно оставался все эти дни.
В "Барзилае" меня сразу взяли в оборот, обставили со всех сторон приборами, и через полчасика я уже шевелил правой рукой и вообще всей правой частью тела. С речью и памятью было чуть похуже, но уже появилась возможность что-то сказать. Впрочем, это было не так уж нужно. Приборы сказали реаниматорам всё необходимое, они обнаружили тромб, растворили его, и меня перевезли в обычную больничную палату. Тут ко мне явились трое моих ашкелонских друзей-радиолюбителей, которым позвонила Наташа. Они удачно оказались все втроём на крыше у одного из них, моего тёзки 4Z5PN, где ставили антенну, и все втроём ко мне явились. После первых рукопожатий (правой рукой) и вопросов о самочувствии, все дружно переключились на ожидаемые характеристики антенны, и у меня восстановилась правая половина речи и памяти.
В следующие несколько дней в "Барзилае" по мне прокатили мощный вал всевозможных исследований, по два-три в день. Сколько их там было, я не запомнил: рентгеновская компьютерная томография (Сiti), ЭКГ, ЭНГ и ещё много чего. Причём кроме обстоятельного стационарного варианта ЭКГ мне делали ещё круглосуточный мобильный, для чего прилепили к груди электроды, а к отвороту больничной пижамы прикрепили коробочку размером с мобильник. И кроме того, я лежал на кровати с кучей проводов от прикреплённых щупов, с контактной прищепкой на пальце руки, и стоявший рядом прибор писал на экране все мои характеристики. Постепенно центр внимания персонала сосредоточился на показателе содержания кислорода в крови. Все провода отсоединили, кроме прищепки к пальцу, которая шла к пульсоксиметру. В обе ноздри ввели катетер для подачи кислорода через нос, такой простой и удобный, к нему гибкая пластмассовая трубочка закладывается за уши, а снизу под подбородком стягивается колечком. И так я просидел в больнице целую неделю под наблюдением у пульмонолога. Она следила, как постепенно растут показания пульсоксиметра. Начались где-то с 77, дошли до 97-100. Трижды в день ставили кислородный ингалятор для дыхания. Симпатичная пульмонологиня всё сомневалась, давать ли мне при выписке домой катетер и сменный баллончик с кислородом, и наконец решила, что я "коль акавод" - молодец, и обойдусь без него. Я прошёл в физиотерапии курс правильного дыхания, получил в подарок игрушку с цветными шариками, в которую нужно дуть так, чтобы все шарики поднимались на верхний уровень - и был выписан из больницы.
Надо обязательно сказать о качестве обслуживания в "Барзилае". Это блеск! Чистота палат, кондиционирование воздуха, оборудование санузлов при каждой палате, изобилие современных по виду приборов, скорей всего местной, израильской разработки и выпуска. Персонал медсестёр вышколен до предела, они всё время в движении, заходят в палату, таща за собой приборную стоечку на колёсах или кассу с лекарствами, и всё делают весело, с шутками, с улыбками. Ни следа недовольства или усталости, раздражения. День начинается с купания больного, его отцепляют от всех датчиков, пересаживают в кресло на колёсиках, везут рядом в санузел, раздевают и в четыре руки обрабатывают мочалками, потом обтирают полотенцем, переодевают в чистую пижаму, и везут обратно в перестеленную постель. И так каждый день. Всё время рядом. Все медсёстры как на подбор небольшого роста, цилиндрического телосложения, в белых брюках в обтяжку и коротких белых курточках со свисающими с груди пластиковыми карточками. Из-под курточек у всех в силу профессии постоянно выпирают назад круглые крепкие попки.
Еда богатая и разнообразная, но я есть её не мог - безвкусная. Ни следа соли или сахара, так что я ел в основном всякие кефиры и джемы, ну правда жареная курица и сырая капуста, морковка, какие-то ягоды. Но голодным себя не чувствовал.
Ну и наконец самое плохое, просто ужасное - это постоянный крик. По израильским понятиям это вовсе не крик, а нормальный голос общения. Но я живу дома, где нет израильтян. Тут самый громкий голос у пса, но он не лает непрерывно. А они все лают! Графика посещений нет, посетители приходят к своим больным с утра и до вечера. И едва вошёл, сразу: "Бокер тов!! Ма нишма!!". Больной с кровати: "Бокер ор!! Тода, беседер!!" И понеслось. До десяти человек посетителей скапливаются в палате на три человека, и все одновременно орут не снижая громкости. Заходят-выходят медсёстры, быстро делают своё дело, мгновенно встревая в разговор на том же голосовом уровне в децибелах, и не задерживаясь, стремительно уходят. Ни слова о том, что много народу в палате, что не время посещать больного, и надо сбавить громкость. Всё естественно. Это Израиль.
Вот так! Сейчас я дома, самочувствие гораздо лучше, чем было задолго до звоночка с того света. Мне выписали кучу лекарств, и среди них какой-то сильный антикоагулянт, который растворяет внутри не только тромбы, но и всё остальное. Надеюсь, на ближайшее время что-то ещё останется кроме дряблой полупрозрачной оболочки. Поживём - увидим.