Начало: http://www.proza.ru/2015/07/02/1497
М у ж ч и н ы:
а) полухор:
И вот, едва ускользнули мы от Сциллы и Харибды,
вышли в открытое море и оказались
перед лицом ещё больших опасностей: малодушие чьё-то и зависть,
подобострастие одного и скрытое коварство другого,
высокомерие важных особ, спесивость, небрежное слово,
хитрость улыбчивая, пустая мечта, смех над чужими печалями,
а наипаче всего — когда покидает не только надежда,
но и само отчаяние.
б) полухор:
Ну и угораздило ж нас, дураков, ехать складывать кости где-то
под стенами Иерусалима или несчётно прославленной Трои,
и безо всякого — ибо мы не герои -
упоминанья о нас никакими гомерами. Но вот, как люди, которые
наконец-то вернулись в свой ограбленный дом, - мы со слезами
на глазах открываем скрипучую дверь и входим -
в Историю.
а) полухор:
Нашим странствиям тысячи лет — галеры, парусники, пароходы -
мы изъездили Север и Юг, дули чёртовы ветры,
сияли ангельские погоды,
век за веком мы поджидали Мессию и, кости кидая,
хитон его ставили на кон,
пили ром, матерились, обнимали портовых девчонок
под любым зодиаком, -
ах, на суше и на море столько страстей! - и хоть бы
где-нибудь капелька счастья:
знай, тиранство терпи, своим горем горюй и
пустою мечтой обольщайся!
б) полухор:
И тогда увидали мы, что никакая карта нам не укажет,
никакая Библия нам не подскажет ту землю, куда
испокон веков мы стремились добраться,
и в глубинах души мы построили свой — самый большой -
материк и назвали его — Братство.
Ж е н щ и н ы:
а) полухор:
Женщины ветра, дождя, пыли,
бедные женщины!
Мы нанимались по объявленьям,
мы сидели у всех на виду перед дверьми кабинетов,
и мужчины разглядывали нас, будто мы нагишом,-
как было нам холодно, боже!
Впрочем, мы привыкали, и скоро эта вынужденная нагота
доставляла нам даже какое-то наслаждение.
Дня через три, не больше,
хозяин нас приглашал в кино,
«потом поужинаем, - он говорил, - в загородном ресторане»,
мы давали ему пощёчину и гордо уходили.
б) полухор:
Ах, что я, право, говорю -
мы только намеревались так поступить,
но вспоминали о наших хожденьях из улицы в улицу,
о наших разваливающихся ботинках,
о том, что не на что купить себе новое бельё -
ведь только представить: с тобой происходит несчастный случай,
и ты лежишь посреди мостовой в этой старой,
единственной нижней юбке.
а) полухор:
Мы обдумали и решили: не всё ли равно, сегодня ли,
завтра, должно же это когда-то произойти,
мы только притворились, что отнекиваемся, поломались
для виду,
но предвечный страх уступил уже место расчёту, и мы,
женщины ветра, дождя, пыли,
приняли его тяжёлые ласки,
и только рыдало, зажатое в зубах,
наше вечнодевственное горе.
б) полухор:
Потом и это прошло.
И только, когда среди ночи вспоминаются эти минуты,
ты содрогаешься — нет,
уже, видит бог, не от страха,
и твоё униженье уже
не от того, что ты терпишь эту беду,
но — и большего нет униженья! -
оттого, что хочешь терпеть.
И мы вечно искали лучшее.
М у ж ч и н ы:
а) полухор:
Вечерами мы пропадаем в затуманенных внутри кабаках -
с их дурманящим шумом, с их хромыми столами,
с их кружками, тяжелеющими в руках,
с вечно плачущими дверьми — каждый тащит своё одиночество
в заплёванный этот уют:
сколько разных обид, и невзгод, и недугов
сидят бок о бок и пьют.
Сквернословим, в дружбе клянёмся, пьём и поём,
тягуче, старательно, некрасиво,
утоляем свой голод исповедью и чужими объедками,
было бы пиво.
Наконец, склоняемся над своей душой, безмолвно взирая,
как течёт сквозь неё всё, что было, всё, что есть, всё, что будет,
вся немыслимость суеты и бессмысленность рая,
и оказывается, мы мечтаем, сколько лет уже мечтаем,
сколько тысячелетий мы из пошлости выхода ищем,
и, когда пошатываясь, мы возвращаемся в полночь домой,
мы не пьяны: мы пошатываемся, отяжелев от истин.
б) полухор:
И, умирая, мы завещаем детям не только голод и страх,
но и великую нашу тоску о завтрашнем мире, поверьте!
И как из гнилого яблока падает семя для нового яблока, в углу
поблёскивает наш инструмент. Не в этом ли наше бессмертие?
Ж е н щ и н ы:
а) полухор:
Бедные женщины,
продавщицы, машинистки, портнихи,
честные и содержанки,
и те, другие, отпетые,
окончательно сбившиеся с пути,
женщины ветра, дождя, пыли,
мы скрываем страх под дешёвым притворством,
безразличие — под послушанием, усталость — под добротой.
И ни с чем не сравнимо бессилие, скрываемое под злостью:
когда уходят любимые — о сколько раз это было! -
мы, не помня себя, обливаем их купоросом
и даже — ужас какой! - убиваем их подвернувшимся топором
во сне. Иногда убиваем себя, и совсем не во сне -
сколько за день слышишь таких историй!
Большинство же из нас -
конечно, ревём, не без этого, легонько колотимся
об стену и — делать нечего: годы летят! -
заводим других.
б) полухор:
Женщины, бедные,
к тем, кому мы не пара, нас тянет,
а тех, кто тянется к нам, мы всячески мучим,
напридумываем невесть чего
о таинственных соблазнителях, романтических похождениях,
наговариваем на себя, оговариваем ни в чём не повинных людей,
врём — сначала для интереса,
потом — от страха, потом — по привычке,
и, когда говорить случается правду, нам не верят уже всё равно.
а) полухор:
Увидали бы нас вечером, когда остаёмся мы наедине с собою,
вынимаем шпильки, отстёгиваем подвязки, снимаем чулки,
и эту накрашенную, улыбающуюся маску снимаем,
в которой с древнейших времён желают нас видеть мужчины, -
увидели бы — и ужаснулись они перед этим раздетым лицом.
Ах, одинокие женщины,
никто никогда не пытался узнать, какая тревога под
так называемым женским коварством!
И мы вечно искали лучшее.
***
Продолжение http://www.proza.ru/2015/07/10/1669
На фото: Программка спектакля. (Камерный театр, Тольятти 1976г.)