В те времена, когда мочить бандитов в сортире по рецепту Путина было ещё не комильфо, про само существование этого будущего президента России никто не подозревал, а разработки бурого угля в СССР вообще и на шахтах Южного Урала в частности признавались не только целесообразными, но и совершенно необходимыми, городок горняков просто процветал, то есть в КООПовских магазинах почти всё было, официальные бандиты сидели в тюрьмах, трамвай стоил 3 копейки, все службы работали в меру сил, короче, за окном цвела какая-никакая советская жизнь с обилием водки (а чем прикажете платить зарплату учителям и врачам?), трудовыми сводками и аллеей Героев труда, возглавлял которую, разумеется, Горбачёв.. Про перестройку в газетах уже писали, а перестрелка ещё не началась. Население состояло из трёх несмешиваемых контингентов: наследников выселенных во время войны немцев, детей так называемых ЧСИР с кулацкими элементами и рабоче-крестьянской интеллигенции, в основном отбывавшей трёхгодичную, трудовую повинность после окончания ВУЗов. Но все представители этого шахтёрского городка чтили Моральный кодекс строителя коммунизма, потому как он был очень похож на общеизвестные десять заповедей, при этом слово "коммунист"считалось оскорбительным, им обзывали нерадивых трудящихся и ленивых школьников, за него же и в морду могли дать…
Следователь районной рокуратуры Приходькина разбирала дело о непреднамеренном убийстве (какой кошмар!) гражданина Бутова, условно освобождённого после отбытия наказания по статье "Изнасилование", тремя шахтёрами-передовиками, знакомых всему городу как люди правильные и справедливые. Но закон – он потому и закон, что за несоблюдение оного следует уголовное преследование. На стене её кабинета висел даже лозунг по-латыни"Dura lex, sed lex"*. Фигурировала в этом деле также и потерпевшая от Бутова, только и думавшая, как бы из города исчезнуть –в неё почему-то пальцем тыкали, и было ей стыдно и обидно одновременно, но с другой стороны, именно её показания вывели оперативников на подозреваемых. Сюжет истории подходил как для классиков-моралистов вроде Достоевского, так и для популярных Донцовой с Акуниным, но у прокурора любимым чтивом была её сберкнижка, пополняемая как спорадическими взносами, так и обычными зарплатами.
Трое шахтёров, находившихся в травматологическом отделении, страдали не столько от перенесённых травм, сколько от банальности больничного рациона, и члены их семей регулярно доставляли им верёвочным способом через балкон на второй этаж различные подкрепляющие напитки, не очень-то разрешённые в больнице, но нянечки, сдававшие стеклотару, хранили обет молчания. У Кипершмидта стоял на левой голени аппарат Илизарова, для снижения нагрузки на ногу он пользовался палочкой. Он был из семьи административно переселённых во время войны немцев, жителей Энгельса. Они построили в этом городке целую улицу практически однотипных домиков, с аккуратными палисадниками в цветочках и постоянно чистой дорогой, за которой жильцы и следили – так было принято. Архипов терпел от свежего перелома костей предплечья, загипсованного по локоть, когда он в забое поскользнулся, а был он из послевоенного поколения, и тяжело раненый на фронте отец, уже покойный, из так называемых "кулацких элементов", рассказывал, что когда их штрафбат гнали в атаку, то бойцы мечтали геройски пасть поближе к немецким позициям, потому как ежели возле своих, то будешь раздет до костей - с обмундированием тогда было неважно, он сам видел голые трупы бойцов, и это, как у человека верующего, вызывало у него отвращение, несправедливость и тоску. Двухлодыжечный перелом Ахметова был заключён в гипсовый сапожок, посему передвигался он на костылях, и был из семьи крымских татар, депортированных в мае 1944 в "глубинку", на Урал.
В тот памятный сентябрьский вечер троица передовиков, честно разпотрошив бутылку с прозрачным содержимым, обсуждали вести с шахты, игры по футболу высшей лиги и бог весть какие проходящие новости, вроде кто нынче из сестёр дежурит, любвеобильная Шурочка или немолодая Наталья Николаевна. Было довольно светло, редкие прохожие пересекали городской парк напротив больницы, украшенный выразительной скульптурной группой рабочих с отбойным молотком, но за тополями трудно было разглядеть не только памятник, но и фигуры людей.
Совершенно неожиданно для этой благодати раздались громкие крики девушки: Отстань, мудак! -
- Я тебе, сука, дам мудак!- явно был голос мужчины
- Люди, помогите, нас..- голос девушки осёкся…
Трое на балконе совершенно точно поняли, что происходит в парке беда, прямо напротив них в каких-то 50 метрах, а быть безразличными в их среде было не принято.
Искреннее желание помочь беззащитному охватило приятелей. Первым бросился в палату Архипов и через секунду вылетел с двумя простынями, ещё через две секунды, связав их и подав концы друзьям, крикнул:
- Стравливайте!- перемахнув через балкон и продев простыню под мышки, он повис, удерживаемый сильными руками, а в метре от земли спрыгнул на тротуар. Вслед за ним спустились, держась за концы простыни, Кипершмидт и Ахметов, оба приятеля с повреждёнными ногами, но их приземление было приторможено руками Архипова. Троица бросилась в глубину парка, на сдавленные стоны девушки…Предчувствие оказалось совершенно оправданным – на их глазах совершалось садисткое изнасилование – преступник, не останавливая возвратно поступательные движения между ног девушки, бил её кулаком по лицу, приговаривая:
- Заткнись ****ь, а то убью…, не обращая внимания на крики жертвы и шелест листьев, маскировавших приближающееся возмездие. Первым подбежал Архипов, перехватил здоровой рукой занесённый кулак, одновременно заехав ногой насильнику под рёбра. Тот одним прыжком отскочил от жертвы и быстро сунул руку в карман – у него там была заточка… Однако удар палкой по его руке подоспевшим Кипершмидтом прервал его следующее преступление в зародыше, а было пустившегося бежать преступника остановил костыль Ахметова и полуспущенные штаны, не давшие возможность набрать ему стартовую скорость… Допрос лежащего тремя запыхавшимися шахтёрами был коротким и строгим, одного взгляда на казёнку было достаточно, чтобы определить свежеосвободившегося ЗЭКа:
- Что, паскуда, справился?- Кипершмидт кивнул в сторону рыдающей девушки.
- Вы чё, братаны, она, ****ь, мне сама дала…- пытался выкрутиться подонок.
- Кому ты вадить-то* будешь, акус** сраный?- моментально отреагировал Архипов, хорошо владевший блатным наречием,- мы же всё слышали и видели, как ты её коцал***да гарасил,****забыл, где твой каар***** только гулял? А саксан****** для кого приготовил, меанес калёный*******?
- Да бросьте, братаны, чё как мосеры******** приклеились,- продолжал ёрничать сникший преступник.- Да кто вам право дал мозги мне ****ь?- в крик добавил он, видя что удрать от мужиков уже не получится.
- Сейчас мы тебе мозги как раз и вправим! – процедил зло глядящий Ахметов и ухватив преступника за обе ноги, предложил приговор, кивнув на бетонный забор с чугунной решёткой, окружавший сад. Остальные переглянулись и кивком утвердили исполнение оптимального и справедливого, по их понятиям, наказания. Подхватив за руки пойманную на горячем сволочь, шахтёры приложили его головой о бетон, для верности дважды повторив упражнение – и ушли в сторону больницы, где обратным порядком поднялись в свою палату, уверенные как в справедливости своего решения, так и в своей безнаказанности. Спасённая девушка исчезла в неизвестном направлении.
И всё было бы замечательно – законность, справедливость, возмездие, только мать девушки, увидев дома лицо дочери, разрыдалась, а успокоившись, обе отправилась в травмпункт, а оттуда – на судебномедицинское освидетельствование, где и были сняты первые показания. Утром сторож сада обнаружил, подметая, мужика под забором с расквашенной головой, без сознания, вызванная "Скорая" отвезла его в травму, где пострадавший благополучно отдал через пару дней концы. Его приметы совпадали с теми, что отметила потерпевшая у насильника, а предъявленная ей фотография трупа Бутова вызвала истероидную реакцию: тот самый… И можно было бы на этом месте точку поставить, только дотошные оперуполномоченные стали искать "трёх калек", что девушку выручили из беды – она же и заикнулась, никто за язык не тащил. У наших героических шахтёров было железное алиби: выходящими из больницы их никто не видел, сестра вечерняя, к примеру, нашла их спящими в своих кроватках, а Бутов по известной причине "обидчиков" опознать не мог..
Только через несколько недель девушка нос к носу столкнулась на Аллее Героев, прямо под собственными портретами, с Кипершмидтом и Ахметовым, и бросилась к ним на шею с криками: "Спасители мои!"Между прочим, люди рядом проходили, кое что слышали – в маленьком городе шило в мешке не утаишь – и поделились своими домыслами с милицией.
Так потерпевшая плавно перешла в свидетели обвинения, а участники карательной акции после допроса дали подписку о невыезде. Городок напоминал бурлящий котёл, где ко всяким перестроечным настроениям, характерным для тех времён, присоединилось чувство справедливости за поруганную честь горняков, ибо подробности истории были известны в каждом доме.. Шахтёры ко дню 8-го марта отправили профсоюзную делегацию в районную прокуратуру, прямиком к следователю Приходькиной, где вручили ей тюльпаны и письмо, содержащее 10 шахтёрских, трудовых окладов – товарищи скинулись – с устными пожеланиями, чтобы дело об оскорблении шахтёрской чести было пересмотрено объективно, в свете решений ЦК и прочее, ибо на их месте так поступил бы каждый честный человек. И, обернувшись на выходе, совсем просто добавили, что люди настроены решительно, как бы чего не случилось, если дело дойдёт до суда…
Что сильнее действует? Вопрос чисто риторический, известно лишь, что из дела исчезли заявление потерпевшей и протоколы допросов обидевшихся было шахтёров – и его закрыли за отсутствием улик, в конце концов каждый по пьяни может удариться головой о стенку, даже со смертельным исходом. А своя жизнь – она ведь единственная
Перестройка и демократия охватили абсолютно все сферы жизни. Дома на немецкой улице оказались очень скоро заколоченными, их жильцы, говорившие до этого исключительно по-русски, пропали в дебрях Германии. Улица их почему-то стала как все в городе, грязной. Хозяевами шахт, как почти везде, стали члены упразднённого райкома партии, а Приходькина построила себе, выйдя на пенсию, неплохую виллу, где, говорят, мирно встретила старость. Танки, белый дом, Ельцин мало потревожили жизнь периферии, там и сейчас живут по справедливости, разве что молящихся в подновлённой церквушке по воскресеньям стало больше.
9.11.2011
Примечания:
* - Закон твёрд, но это - закон
** - вадить - клеветать
*** - акус – задница - лицо, на зоне презираемое
**** - коцать - избивать
***** - гарасить – (раз)дробить
****** - каар – половой член
******* - саксан - нож
********- Меанес калёный – насильник, имеющий судимость
********* - мосер – оперативный работник уголовного розыска