The Archdruid Report
1 июля 2015 г
Пока я пишу эту статью, мне кажется, что у глобальной экономики уже начинают отпадать колеса. Греция и Пуэрто-Рико обе прекратили выплачивать долги, а фондовый рынок Китая, который еще год назад держался за счет классического спекуляционного пузыря, находится в классическом периоде падения. Те из моих читателей, которые читали историю "Великого падения 1929" Джона Кеннета Гелбрейта, уже знают о китайской ситуации и ее возможных последствиях – и поскольку огромные суммы денег со всего мира пришли на китайский фондовый рынок, большая часть этих денег в скором времени должна превратится в сверкающую пыль, что отразится на всей глобальной экономике.
Поэтому, по всей вероятности, упадут экономики Греции и Пуэрто-Рико. В сегодняшнем странном финансовом мире, "плохие" долги, которые раньше отпугивали инвесторов, сегодня притягивают толпы спекулянтов, так что некоторые большие нью-йоркские хедж-фонды* также оказались в тяжелом положении в связи с дефолтом в Греции, а некоторые фирмы, которые занимались ценными бумагами на ипотечном рынке, попали в неприятное положение из-за невыплаты долгов в Пуэрто-Рико. Как далеко пойдет крушение рынка? Трудно сказать.
О, и на другом фронте крушение: почти миллион акров Аляски сгорело за один день на прошлой неделе — и огонь еще не затих, — а ледники Гренландии рушатся с такой силой, что вызывают землетрясения за тысячи миль. Эти и другие сигналы бедствий в биосфере напоминают нам о том, что экономический хаос не проходит в вакууме. Как заметил недавно Уго Барди в хорошо продуманном блог-посте**, финансы – это только обломки, плавающие на поверхности океана, указывающие на другой более реальный кризис — наступление пределов роста, которые многими обсуждаются, но еще большим количеством игнорируется.
Многие авторы на апокалиптическом конце блогосферы обсуждают, что происходит в глобальной экономике и каков будет следующий взрыв. Когда новая серия финансовых взрывов сотрясает мир, люди начинают обсуждать будущее. Но я не планирую присоединиться к обсуждению. Как уже много раз говорилось в моих постах, готовиться к кризису нужно было заранее. Индустриальный мир должен был отъезжать от края пропасти еще несколько десятилетий назад; то же самое относится к личной судьбе каждого. Девиз “коллапсируй и избегай спешки!” уже не подходит для ситуации, набирающей большие обороты.
Те из моих читателей, которые все еще возлагают надежды на выживание в экодеревнях или сельских домах-бастионах, которые они не успели купить или построить, вообще говоря, обречены. Как и многие из нас, они встретят кризис там, где находятся, с тем, что у них есть. Ирония в том, что идеи, которые надо было осуществлять еще три-четыре года назад, начинают материализоваться. Я думаю здесь в частности о недавней статье, в которой говорится, как пермакультура позволит подготовиться к сложному будущему. Действительно, есть много общего в описании будущего в этой статье и моей книге Green Wizardry. Но неприятный факт состоит в том, что когда глобальная финансовая индустрия замораживается, кредит на покупку земли для большинства людей оказывается недоступным, и советы в вышеуказанной статье могут быть запоздалыми.
Но это не означает, конечно, что мои читатели должны залезть под кровать и ожидать смерти. Нас ждет, в конце концов, не конец света — хотя это может показаться таковым для тех, кто инвестировал большой капитал в существующий порядок индустриального мира. Как часто повторяли вестготы своим детям: «Рим разрушался не за один день». Ожидающий нас кризис знаменует собой конец того, что я называю «индустриальным изобилием», и переход к индустриальному дефициту, а также конец американской глобальной гегемонии и появление нового международного порядка. Эти параллельно идущие трансформации по-видимому растянутся на десятилетия экономического кризиса, политического хаоса, экологических бед и широкомасштабных войн. Многие пережили подобные катаклизмы в первой половине двадцатого столетия, и я не сомневаюсь, что многие переживут и будущий хаос.
Поэтому у меня нет для читателей никаких дополнительных практических советов к тем, которые я уже обсуждал. Те, кто уже коллапсировали и бегут впереди, могут расслабиться и наблюдать, как разворачивается шоу. Те, кто еще не почувствовал всю прелесть хаоса — могут также взять попкорн и понаблюдать за шоу. Если вам удастся выжить, ваши еще неродившиеся дети придут с кучей вопросов о том, что вы делали когда рынки стали обрушаться ‘15.
А пока вы грызете попкорн, я хочу возвратиться к теме прошлой недели и поговорить о том, как миф о машине — т.е. широко распространенная ментальная привычка думать в механистических терминах — пронизывает и калечит современное сознание.
Из всех ответов, которые принес пост на прошлой неделе, самыми удивительными, а также откровенными, были те, в которых утверждалось, что конечно же вселенная это машина, и все, что в ней, тоже. Это удивительно, поскольку большинство авторов данных комментариев ясно дали понять, что они придерживаются своего рода научно-материалистического атеизма, который отвергает любые предположения о наличии у вселенной создателя или цели. Но машина – по определению – это артефакт, имеющий цель — т.е. сотворенный кем-то для чего-то. Если вселенная машина, тогда у нее есть творец и цель, а если у нее нет творца и цели, тогда, по логике вещей, она не может быть машиной.
Эта комедия повторяется каждый раз, когда люди не думают о логических следствиях их любимых метафор. И если пойти дальше по этому головокружительному пути, можно увидеть еще больший абсурд. Когда люди говорят “вселенная это [есть] машина,” не имея в виду конечно фигуру речи, они пользуются сомнительной логикой. Как заметил много лет назад Альфред Коржибски, каждый раз, когда говорится “это есть то,” до тех пор, пока вы конкретно не объясняете, что имеется в виду, вы просто сотрясаете воздух.
Сложность лежит в кажущемся безобидном слове “есть.” То, что Коржибски называет “is of identity” («есть то же самое”) — т.е. использование “есть” в смысле знака равенства (=), имеет смысл только в ограниченном диапазоне высказываний. Определение “есть то же самое” используется в категориальных высказываниях; т.е., когда я говорил, что машина это артефакт, имеющий цель, я именно это имел в виду.
Рассмотрим понятие “машина;” и два других понятия, “имеющий цель” и “артефакт;” понятие “машина” логически включает понятия “имеющий цель” и “артефакт,” поэтому любое понятие, описываемое словом “машина”, может также описываться как “имеющее цель” и “артефакт.” Так работают категориальные определения.
Давайте рассмотрим еще один пример: “машина это [есть] розовый динозавр.” В этом высказывании использована та же структура, что и в только что рассмотренном примере. Я надеюсь, что не должен доказывать своим читателям, что понятие «машина» не включает понятия “розовый” и “динозавр” (за редким исключением). Другими словами, существует множество вещей, которые могут описываться определением “машина,” но к которым не применимы определения “розовый” или “динозавр.” Тот факт, что некоторые машины — скажем, электронные куклы Barney — могут действительно описываться как розовые динозавры, не делает указанное высказывание менее глупым; оно означает лишь, что высказывание “ни одна из машин не есть розовый динозавр”, также неверно.
С учетом сказанного, давайте внимательней рассмотрим высказывание “вселенная [есть] машина.” Как указывалось выше, понятие “машина” предполагает понятия “имеющий цель” и “артефакт,” поэтому, если вселенная это машина, тогда некто ее сотворил с некой целью. Те из моих читателей, кто принадлежит к христианству, исламу или другой религии, рассматривающих вселенную как творение одного или нескольких богов — между прочим, не все религии придерживаются данного утверждения — не увидят ничего проблематичного в этом умозаключении. Мои читатели-атеисты с этим, конечно, не согласятся и здесь я хочу обсудить их реакцию.
Мой опыт говорит о том, что атеисты, столкнувшись с моим аргументом в отношении смысла “машины”, могут легко отпарировать, заявив “это машина не в том смысле.” Этот ответ ведет нас в самую суть логических проблем, связанных с “есть то же самое.” В каком смысле вселенная это машина? Если вы будете дальше настаивать на вашем аргументе, и атеисты не выйдут из себя (что случается достаточно часто) — вы можете услышать, что “вселенная и машина имеют некоторые общие характеристики”. Идите дальше – и в этом месте атеисты почти наверняка выйдут из себя – и вы увидите, что из характеристик, которые вселенная предположительно разделяет с машиной, невозможно ни опровергнуть ни доказать, был ли (есть ли) у вселенной творец или нет.
Высказывание “вселенная это машина,” другими словами, не означает то, что предполагалось. Предполагалось, что оно формулирует категориальную идентичность; на самом же деле оно представляет собой неподтвержденное обобщение в абсолютных терминах. В высказывании используется ментальная модель, полученная из частичного человеческого опыта, и применяемая к совершенно не связанному с ним объекту. В данном случае, полемика как минимум односторонняя: логический вывод (“вселенная это машина, поэтому она лишена жизни и сознания”) приемлем для делающего высказывание, в то время как вывод («вселенная машина, поэтому она сделана кем-то с какой-то целью) не приемлем.
Такого рода двоемыслие широко распространено в современных не-беседах и не-дебатах, но конечно же проблемы с “есть то же самое” не исчезают. Каждый раз, когда говорится “это есть то,” и подразумевается нечто другое, чем “у этого есть некоторые общие черты с тем,” вы попадаете в одну из ментальных ловушек.***
Человеческие существа думают в категориях. Именно это лежит в основе греческой логики, взявшей категории в качестве базисных элементов, и произведших революции в человеческом мышлении: наблюдая за тем, как одна из категорий включает или исключает другие, а этим как раз занимались греческие логики, можно устранить большой процент человеческой глупости, перед тем как она крепко засядет в голове. То, о чем говорил Альфред Коржибски, в частности, это существование мета-логики, до которой не дошли древние греки и последующие теоретики логики: чрезвычайно мутные взаимоотношения между категориями, которые мы используем в своих умозаключениях и опыте, и которые не приходят к нам с четко определенными категориальными метками.
Вот растение со стволом. Это дерево или куст? Это зависит от того, где вы проведете линию между этими двумя категориями, и как скажет вам любой ботаник, это совсем не просто сделать. Пока вы помните, что категории существуют в мозгу как удобные вспомогательные поручни для мысли, вы можете ориентироваться среди трудных вещей, но как только вы начинаете думать, что категории реальнее вещей, которые ими описываются, вы попадаете в очень, очень тяжелую ситуацию.
Совсем не удивительно, что человек попадает в такую ситуацию. Если вы , как и я, принимаете дарвиновский термин о том, что человеческие существа эволюционировали из приматов в результате обычной работы законов эволюции, то из этого логически следует, что наша нервная система и когнитивные структуры развивались не с целью узнать всю истину о космосе, а для того, чтобы помочь нам добывать пищу, привлекать партнеров, отпугивать хищников, и выполнять ряд других интеллектуальных задач. Если вы, как многие из моих верующих читателей, полагаете, что человеческие существа были сотворены божеством, то возникает зияющая пропасть между творцом и творением, между бесконечным и конечным разумом, стоящая на пути любого утверждения, что человеческие существа могут добраться до конечной истины космоса. Любая из этих точек зрения поддерживает утверждение о том, что созданные в человеческим мозгу категории всего лишь удобные вспомогательные средства, помогающие нашим весьма умеренным ментальным способностям осознать всю непостижимость космоса.
Всякий раз, когда человеческие существа пытаются понять вселенную или хотя бы часть ее, они должны выбирать из имеющихся в наборе категории, которые будут соответствовать возможностям ума разобраться в поставленной задаче. Это то, чем занимались отцы научной революции в семнадцатом веке: они выбирали категорию “машины” и применяли ее ко вселенной, чтобы увидеть, насколько хорошо она работает. Это был совершенно рациональный выбор для их культурного и интеллектуального уровня. Отцы научной революции были христианами, а некоторые из них (например, Исаак Ньютон) были набожными верующими даже по стандартам того времени; идея о том, что вселенная была сотворена кем-то ради какой-то цели, в конце концов, не вызывала вопросов и принималась как само собой разумеющейся; многие считали, что Бог сотворил вселенную ради человеческого спасения. Эта идея была также полезна с практической точки зрения, потому как позволяла установить некоторые черты вселенной — в частности поведение движущихся масс — которые ранее оставались туманными.
Тот факт, что один узко определенный аспект вселенной может вести себя как машина, однако, не доказывает, что вселенная – машина; точно также факт, что одна из машин выглядит как розовый динозавр не доказывает, что все машины – розовые динозавры. Успех механистических моделей в объяснении поведения движущихся масс доказывает, что механические метафоры хорошо подходят для объяснения некоторых явлений физики, достаточно простых для человеческого сознания, и это все, что они доказывают. Переход от этого частного факта к утверждению, что вселенная и все в ней – машины, требует ничем не оправданного интеллектуального скачка. Частично он объясняется тем, что в семнадцатом веке научный поиск имел религиозную почву, как уже отмечалось, но был еще и другой фактор.
Любопытно то, что механистические модели вселенной появились в западно-европейских культурах и стали популярны задолго до распространения машин. В начале семнадцатого века машины играли весьма скромную роль в жизни европейцев; большинство задач выполнялось с помощью ручных инструментов и мускульной силы человека и животных так же, как они выполнялись в начале сельскохозяйственной революции восемь тысячелетий назад. Самыми сложными устройствами в то время были маятниковые часы, печатные прессы, ткацкие станки и т.п.— т.е. то, что сегодня используют люди, чтобы уйти от современной технологии.
Сегодняшние историки пытаются понять причины, по которым западноевропейские мыслители были заворожены машинами и механическими объяснениями вселенной . Эти объяснения ранжировались от вероятных до совершенно фантастических — Рене Декарт, например, предложил теорию гравитации, в которой маленькие спиралевидные частички вылетали с поверхности земли и, вкручиваясь в частички материи, спускали их вниз. До Исаака Ньютона, теории природы, основанные на механических моделях, были вообще говоря бесполезной гипотезой; и только через столетие после Ньютона, с эпохальным изобретением паровой машины, идея о том, что машины могут заменить ручной труд и животных, стала популярна. Многие люди в ранней западной Европе верили в силу машины также искренне, как они верили в мощи местных святых.
Сегодня принято думать, что сначала происходят технологические перемены, а затем смена идей. На самом деле, факты говорят о другом. Как ясно показывает история развития механистических идей в науке, идеи приходят сначала, а вслед за ними технологии — и для этого есть вполне определенные основания. Технологии не изобретают сами себя, в конце концов кто-то должен провести работу по их изобретению, а затем другие люди будут вкладывать ресурсы для того, чтобы они вышли из лаборатории и вошли в ежедневную жизнь. Решения, которые принимаются с целью вложения средств в данное изобретение, формируются силами культуры, а последние, в свою очередь, нельзя считать рациональными.
Люди в западной Европе и некоторых ее колониях мечтали о машинах и создавали их. Они мечтали о вселенной, сведенной к статусу машины, вселенной, до конца понятной и полностью подчиненной человеческой воле. Последняя попытка не удавалась по ряду причин, и растущая волна несчастий, описанных в моих постах за прошлую неделю, в значительной части происходит из-за несбыточности этой мечты. В следующих постах я поговорю о том, почему эта мечта оказалась несбыточной, и куда нам следует идти.
_____________________________
*Хедж-фонд — одна из самых рискованных современных форм инвестирования, позволяющая за счёт применения особых стратегий получать прибыль не только на растущем, но и на падающем рынках. – из Википедии.
**
*** На ум приходят утверждения вроде "Крым это Украина", "Крым это Россия" и "Крым это Крым". С точки зрения аристотелевой логики, третье утверждение, конечно, самое верное ("А это А"). Аристотель жил не напрасно.
Источник: