"Сегодня обед был вкусным, а на ужин обещали яблоки- поэтому сегодня вешаться не буду..."- фраза на вырванном из тетрадки листке .
Этот листок смятый в комок обнаружил дежурный офицер во время осмотра казармы возле тумбочки рядового Айвара. Служба и опыт заставили расправить и прочитать, каждый офицер в роте и мать и отец и психолог. Про каждого должен все знать, слышать между слов, читать между строк.
Армия на Баме- зона повышенного внимания к личному составу. Климат и условия жизни суровые: не знаешь кто и когда может не выдержать и сорваться, а знать надо, чтобы уберечь и убедить, что все будет хорошо.
Айвара вызвали на беседу. Лейтенант вдумчиво разглядывал его совсем мальчишеское, с белесыми ресницами и бровями лицо.
Решил поговорить просто так, как бы ни о чем. Что дома, как отец, есть ли девушка, пишет ли она, кто друзья и чуть-чуть о нем, как себя чувствуешь, все ли хорошо в отношениях с сослуживцами.
"Странный какой-то- отметил лейтенант- глаза в сторону отводит, хоть и не врет, жмурит глаза, нервный тик что-ли."
Парнишка ерзал на стуле, разговаривал не охотно. Лейтенант решил, что в душу лезть не будет, но станет присматривать: мало ли что. Странности Айвара заметили ребята и взводный, лейтенант поговорил с ними, объяснил ситуацию, решили просто присматривать за ним, не упускать из виду: «Что ему в голову еще придет-неизвестно, но наша задача не спугнуть его, чтобы не принял поспешных решений.»
Лейтенант спешил с дежурства домой, жутко хотелось спать, от нервного напряжения сводило скулы.
К холоду он уже привык и даже не замечал если невзначай отмораживал нос или ухо, они давали о себе знать только после того, как заходил в казарму или дом, минут через десять отмороженная часть начинала противно ныть и пугающе краснеть. Да это все мелочи жизни, саму жизнь сохранить-вот это задачка, особенно если не свою, а чужую.
Жизнь в казарме шла обычным темпом, ребята от работы на морозе уставали очень, суровые условия не давали возможности ни заниматься глупостями, ни даже думать о них.
Айвар с виду стал спокойнее, дневальный больше не докладывал о том что он плакал ночью или стонал во сне. Лейтенант даже ободрился, может и привыкнет, все же привыкают.
Разве знал он, что часы мальчика все еще тикают, потому что сам того не замечая, лейтенант каждый день давал ему возможность цепляться за жизнь: то печку в казарме прикажет натопить больше обычного, то чаю вечером перед отбоем принесет своим солдатикам, по уставу не положено, но жалел их лейтенант, сам он был старше призывников всего лишь на шесть лет.
Еще мальчишка, а ответственность за каждого, тяжело молодым плечам эту ношу нести, и те же не человеческие условия да еще груз ответственности за юную еще жену и маленького ребенка.
Больнее всего были почему-то жгучее чувство стыда и вины, они возникали всякий раз, когда он нечаянно взглядом ловил покрасневшие, обветренные руки жены. Они казались ему чужими, потому что не шли ей, были старыми. Он думал, что виноват. Виноват, что привез ее в эту тяжелую тайгу, виноват, что не всегда успевает принести воды и дров, виноват, что под кроватями десять сантиметров льда всю зиму .
С такими мыслями он спешил утром в часть и вечером домой.
Вечерняя поверка на плацу. Рядового Айвара нет. Не то чтобы он это заметил сразу, нет, скорее почувствовал. Перебрал взглядом всех и понял, что не ошибся.
Из казармы выходили все, ребята подтвердили, они его видели, и как он умудрился отстать и потеряться никто так и не понял.
На ужин давно не было яблок, давно стоят трескучие морозы, слишком давно.
Так решил Айвар. В части его не было, а нашли его в туалете в городке, где жили немногочисленные семьи офицеров.
Лейтенант судорожно сглотнул, закашлялся от сухости в горле и снова его поглотило чувство вины: "Не углядел."
Разбирательства по этому делу не были долгими.
Прилетел отец юноши и лейтенант пытался подобрать слова, а какие не знал. Но отец оказался мудрым человеком, он заглянул лейтенанту в глаза и тихо сказал: «Вы не все знаете, в том что случилось совсем нет вашей вины. Нет ничьей вины.»
«Мать Айвара была слишком красивой,чтобы я мог в первое время оценить ее внутренний мир и характер, такое у меня было всепоглощающее чувство счастья и страсти, что на мелочи я внимания не обращал- рассказывал отец- уже потом, когда родился Айвар, послеродовая депрессия осложнила не простое психическое состояние моей жены. Но мы справились, прошли курс лечения. Я уже знал, что у нее вялотекущая шизофрения, но оставить не мог. Любовь не выбирает. Мы боролись вместе, растили сына. Я все равно был счастлив. Несмотря на приступы злости или истерики. Знал-это временно,болезнь притихнет и мы опять будем счастливы. Но болезнь оказалась хитрее нас. После третьей попытки суицида ее не спасли. Айвару было семь лет. Вы не подумайте, он хороший мальчик, и психиатры не нашли у него никаких признаков наследственной болезни. Я так думаю, что она проснулась именно в армии- тяжелые условия, психологическая нагрузка вызвали стресс и сделали свое дело.»
Он тяжело вздохнул, вытер платком лоб и полез в свой чемодан. Лейтенант молчал. Смотрел, как дрожит нижняя губа сильного и крупного физически мужчины. «Еще не стар - отметил про себя лейтенант- седой очень, но ему лет сорок пять, не больше.»
Мужчина продолжал что-то перекладывать в чемодане, через пару минут вынул тетрадь в бумажной обертке. «Возьмите-он протяну тетрадь лейтенанту- откройте на пятой странице.»
Лейтенант взял тетрадь недоумевая, перелистнул на нужную страницу и понял- это дневник:
« Сегодня я не буду вешаться...сегодня Айвар впервые сказал слово мама....»