НАШ взвОдный политРУК тоже был ХВАТом:
слугА себЕ и ПОП - солдАтам!
слугА себЕ и ПЁС - солдАтам!
Да, всё-же, - НЕ сражЁн булАтом:
живОй ещё и на своём - уж девянОсто-ПЯТом,
Как Брежнев - генералом стал
(О ЧЁМ - в ТОМ СОРок-ПЕРВом - даж и не мечтАл),
И в девянОсто лет - преподавал -
В Военно-политическом УЧИЛище Донецка!
На мой вопрос: "- КАК ВЫ оЦЕНиваете ситуАцию в УКРАине?" (вечер 26 мая 2014-го) -
Михаил Андреевич МОКин - трусливо уклонился от ответа:
"- Это не телефонный разговор!",
А на другой день - из Донецка сбежал с молоденькой женой!
Да - НАШ взвОдный политРУК тоже был ХВАТом:
слугА себЕ - НЕ царЮ и НЕ Советскому Союзу,
и был ОН - НЕ отец, - а ПОП - солдАтам,
неРЕДКо был - как ПЁС - солдАтам!
А вот наблюдения длоя сопоставления БЫТа:
1. Простого - рядового НАШего солдАта - красно-Армейца
и 2. САМого НИЗшего НАШего - взвОдного политРУКа:
конец Октября 1941-го: Хутор пана Никольского на Луганской дороге
между Брянкой и городком Серго:
Пасмурно, но не холодно.
В наш двор с дороги Луганской въезжает подвода с брезентовым фургоном
(забора там нет, а вместо ворот служит положенная на землю дровыняка
длиной "4м). В нашей Хате "на квартиру" поместились командиры (ком. взвода
и его политрук). Я сижу (точнее: стоЮ коленками на табуретке, а локтями
опираюсь на стол) на табуретке возле стола и смотрю - как рядовые солдаты
в телоГРЕЙКах вносят и ставят на пол - ящики с консервными банками,
бутылками с тёмным вином и с чем-то темно-красным, переложенным
чистыми белыми древесными стружками.
Я спрашиваю: "- Ма, а шо цэ такЭ краснИе?" - КовбасА!
"- Ма, а шо цэ такэ - ковбасА?" - Їда такА!
"- Ма, а шо цэ такЭ у банках?" - КанцЭрвы!
"- Ма, а шо цэ такЭ - КанцЭрвы?" - ЙидА такА - из МЬЯСа, из помыдОрив...
"- Ма, а шо цэ такЭ у бутылках?" - ВынО!
"- Ма, а шо цэ такЭ - ВынО?" - Та йогО ПЬЮТЬ - шоб ПЬЯНымы буть!
"- Ма, а шо цэ такЭ - шоб ПЬЯНымы буть?" -
0 Та ты ж бАчив дядьку ПавлА - якЫй вин ПЬЯНый був: ЛАявся, штовхАвся
та на зЭмлю пАдав!
Больше у меня вопросов НЕ было:
я помнил - КАК мы 3 месяца назад - провожали могО дядьку ПавлА -
на войну в Севастополь: ОН уже оттуда письмо приСЛАЛ:
КАК ОНИ громЯт немцев из пушек ГЛАВного калИбра!
Но в нашей Хате командирам не понравилось: тесно, убого, до сартИра далеко
(почти 15 метров от крылечка). да и хата наща - на краю Хутора -
опасно - лмверсантам легче подобраться! И они ушли куда получше;
отцы ж солдатам, а отцов нажо беречь - получше солдат!
А в нашей Хате - где было тесно ДВУМ командирам взвОда -
"на зимнюю квартиру" поместили ЦЕЛый взвод связистов:
21 рядовой + 3 командира отделений (по 7 солдат в отделение).
Правда - вместе ИМ не удавлось собрать:
одно отделение было на передовой линие фронта (5-7 км от хаты),
одно отделение было в пути к местам боевого дежурства или обратно,
и одно отделение было на обогрЕве и Отдыхе после боевого дежурства.
И ТАК продолжалось почти 9 месяцев - с октября 1941-го -
по 10 июля 1942-го. А с боевого дежурства возварщались не ВСЕ...
А нашу Хату купил мой Дед Митрофан Никитич Крыленко в "1910г. на стае
Сентяновка. Она была сложена в виде сруба из дубовых брёвен. Дед Митрофан разо-
брал её и перевёз по свежепроложенной жел дороге на станцию Орловка (в 20 км от
Сентяновки) и потом уже возом перевёз по Бугру на наш участок на Хуторе Николь-
ском (в 1,5 км от Орловки), где заново сложил нашу Хату, устроив под ней подпо-
лье, покрыв серой черепицей, оббив (снаружи и внутри) дранкой, обмазав глиной
и побелив (снаружи известью, а внутри мелом). В нашей Хате с востока крылечко
на прызьбу (шириной "1м, на высоте "1м от земли) без наружной стены, но под общей
(с Хатой) крышей, опирающейся на прызьбу некрашеными дубовыми столбами под дубо-
выми балками. Сюда на прызьбу из Комнаты смотрели 2 окна с дубовыми ставнами с
крепкими коваными засовами. Пройдя "5м по прызьбе, прямо была дверь в кладвку,
где в "1м от двери был широкий ("1х1м) лаз подпол, закрываемый (заподлицо с по-
лом) толстой дубовой крышкой; подпол использовали как погреб; в нём была яма
(для картошки, морквы, буряка) и полка (на высоте "1м) для макитр, горшков, бу-
тылей. А направо была дверь в тёмный коридорчик ("2х2м), где обычно стоял руко-
мойник и полочка для обуви. Из коридорчика направо дверь в Комнату (где в 1941-
42г. жила Евдокия Николаевна - Мама моего Отца), а налево - дверь в Хату - нашу
главную каюту, где была Печь-Голландка (Мама называла её Галанка), стол обеден-
ный (у Северного окна), стол письменный Гриши и Нюси (у правого западного окна);
в углу левее левого западного окна стояла тумбочка-угольник, а над ней висели
две Иконы (ниже - Большая Красная, ниже - меньшая серебряная) с лампадкой.
А левее икон было южное окно в кладовку. В северо-западном углу стояла железная
кровать с пружинной сеткой. Между Северным окном и печкой была крепкая дверь
в спальню. Я не помню, кто где спал до осени 1941, но когда у нас поместили
взвод связистов, мы в спальне поставили рядом две кровати и ложились на них
поперёк все пятеро (и мне это казалось очень приятным): Мама, Папа, Гриша,
Нюся и я. В Спальне было жарко от горячей стенки-Печи. А моя Бабушка была
в Комнате, куда выходила железная духовка от Печи. Я вечерами часто бывал
у Бабушки (и, возможно,
и засыпал у неё) на кровати и она в сумраке рассказывала (она говорила только
по-русски) мне сказки: я запомнил только про Кобылью Голову (мне почему-то
казалась жуткой Кобылья Голова, хотя я не помню - почему, да и смысла этой сказки не
помню) и про Котика-Братика, где глупый Петя-Петушок всё время истошно кричит:
"Несёт меня Лиса в далёкие леса, за высокие Горы, в глубокую тёмную Нору! Котик
мой-Братик мой, спаси меня, отними меня!" А над кроватью висела тёмная коричне-
вая картина - маленькая избушка на опушке леса...
Взвод солдат занял Хату - кровать перенесли в спальню, а солдаты спали на
полу. Винтовки ставили стоймя "пирамидой" у середины дальней от двери стенки.
Одно отделение всегда было на боевом дежурстве (линия фронта со стороны ст.Алма-
зной и Попасной 9 месяцев была в нескольких км от нас, так что была слышна стре-
льба), поэтому особой тесноты в Хате не было. Солдаты постоянно топили Печь;
дрова рубили из жел-дор шпал, пропитанных (для защиты от гнили) антраценовым
маслом (рядом были коксохимические, смолоперегонный и шпалопропиточный заводы).
Поэтому дрова горели с гулом, в Хате и в Комнате духовки накалялись докрасна и
всегда было жарко. На Печи почти всегда солдаты варили себе еду, а чтобы тяжелый
котёл не проломил чугунные плиты Печи, под них подложили стальные рессоры от ав-
томобиля. Часто играл наш патефон (у нас было много грамофонных властинок):
"Если завтра Война", "Катюша", "Чайка смело пролетела", "Нас не трогай - и мы
не тронем!", "Ты машына, ты зализна", "Семеро зятьёв", "Галя молодая" и др.
Солдаты и наши девочки танцевали. Как-то днём один солдат начал пританцовывать
сам, а у него с пояса сорвалась граната и грохнула об пол (над подполом), мы
сжались (ожидая взрыва), но он поднял гранату и повесил на пояс.
Мама мне рассказывала, что я тогда тоже танцевал и хорошо пел, что я знал много
песен, что солдаты сажали меня к себе на колени и я им пел. Но после ноября 1942
я этого абсолютно ничего не помню - не только слов песен, но и того, -
что я вообще когда-либо пел или танцевал...
У меня ВСЁ ЭТО - ВЫшибли из моей ПАМяти - НЕМЦы в ноябре 1942-го...
..............................................
Крыленко ВладIван: Донецьк; 7 липеня июля 2015-го -
бойовОго больовОго...
И с ДНЁМ ЯНа КупАла - ВСЕХ поздравляю!