Серое вечернее небо задевало верхушки деревьев, они качались под его дыханием и глухой монотонный шум прозрачным свинцом стыл в ветвях, в хвое и листьях.
И этот монотонный гул хранил в себе тысячелетнюю тайну, не разгаданную никем, тайну другого, сурового, грозного, древнего неба, когда деревья были папоротниками, а земля дышала первозданным жаром.
Зеленый туман трав прочерчивали бело-розовые полоски хрупких березок и серые линии молоденьких сосенок. Черной громадой рисовались старые сосны, пронзительно зеленели свежие иглы пихт.
Тут и там качались крупные купы темно-голубых колокольчиков и в призрачности леса сами казались бестелесными призраками того, что сгинуло в миллионах столетий или, быть может, того, о чем вот так таинственно шумит лес…