(Историческая миниатюра)
Я умирал сотни раз. Всегда, когда обманывался в ожиданиях, в вере, в людях, в любви, я умирал. Маленькие смерти, иногда не заметные даже мне самому. Душа возносилась по кусочкам, вырванным из внешне благополучного тела этими маленькими смертями, оставлявшими на пустующем месте только вязкий, липкий мрак. И с каждым годом становилось все труднее пробиваться к свету, через этот мрак, напоминающий засасывающую болотную слизь. Но, не согрешив, не покаешься. Не верю в праведников, не знавших греховности. Нельзя стать светлым, очиститься, не будучи запятнанным. Невозможно прикоснуться к святости, не согрешив. Только срывая с себя коросту греховной грязи, можно приблизиться к свету. Срывая кроваво, вместе с кожей и мясом, обнажая вибрирующие струны нервов. Сегодня я умираю в последний раз. Вернее, знаю, что умру. Умру жестоко и страшно, но я готов к тому. Это судьба. Я знал об этом, как только пришел в Город. Когда впервые на набережной посмотрел в мертвенные, черные воды перерезающей Его реки. Город, сжирающий все хорошее, доброе, что есть в человеке. Этот Город снился мне давно – холодный и равнодушный, но по-своему прекрасный. С трущобами и дворцами, с борделями и куполами храмов. С ледяным дождем и обжигающим ветром, гуляющим с разбойничьим посвистом по Его ночным улицам. По улицам, которыми я сейчас иду навстречу своей Судьбе. Я сразу окунулся в Его грязь, в мутные колодцы Его дворов, в хмельное веселье кабаков. Я дышал зараженным воздухом Его притонов и дворцов, не находя отличия между первыми от вторыми. Дышал с наслаждением, возносился на самый верх, изо всей силы падал вниз, ломая и калеча собственную душу. Творил и добро, и зло, всегда зная, что в конце меня ждет свет.
Потом меня познакомили с ним. Стройный, изящно-порочный, он что-то долго говорил мне о себе, о своей молодой жене, но я точно знал – это он, тот, кто сам того не зная, поведет меня к свету. Он пригласил меня к себе, я пообещал ему прийти и вот теперь, иду сквозь воющую, кажется, оплакивающую меня метель, зная, что это мой последний путь.
Окна его дома, нет, дворца, сияли яркими огнями. Я подошел к двери, которая сразу распахнулась. Он стоял на пороге, затянутый в офицерский мундир.
- Здравствуйте, Григорий, Ефимович! А я вас заждался…
- Здравствуй, маленький, - я вошел, глядя на его тонкие, изогнутые в улыбке губы. Эта улыбка словно сочилась миндальным привкусом яда, который он уже приготовил для меня.
Выстрелом хлопнула, закрывшаяся дверь и пулей в спину ударили слова:
- Думал, уже и не придете…
Я обернулся, посмотрел в его, на мгновение ставшие стальными глаза, и, переборов внезапно нахлынувшее волнение, облизав пересохшие губы, хрипло сказал:
- Пришел вот. Ну что ж, Феликс…веди…