Безногий сапожник - это и смешно, и грустно. Хотя больше грустно, чем смешно.
Филипп Иванович не всегда был безногим, но сапожничал с детства. И когда пьяный водитель Степанов на автомобиле ЗИЛ лишил Филиппа Ивановича потребности носить обувь, сапожник не бросил свое ремесло. «Эх, теперь уж точно сапожник без сапог» - грустно сказал он и стал привыкать к новой жизни.
На протезах Филипп Иванович ходить так и не научился; они без дела лежали под столом, обутые в блестящие хромовые ботинки, и пугали случайных гостей зловещей нелепостью своего обличья. Передвигался Филипп Иванович либо на руках, либо на дощечке с колесиками, которую сам смастерил.
Жил Филипп Иванович в маленькой каморке над жэковскими гаражами, там же и работал. Каморка не была приспособлена для жилья, и по документам считалась токарной мастерской, отапливалась железной печкой, в сильные холода быстро выстужалась, и огонь приходилось поддерживать круглые сутки. Кроватью сапожнику служили поставленные в ряд и накрытые сверху разным тряпьем деревянные ящики. Столом был старый верстак. Из настоящей мебели имелся только деревянный стул с мягкой обивкой, которая, однако, теперь вся износилась, порвалась, и Филипп Иванович укрывал ее старой мешковиной.
В каморке Филипп Иванович жил уже три года, почти никуда не выходил, общался только с теми, кто нес на починку обувь. Питался сапожник как придется: иногда еду приносили знакомые, иногда съездить в магазин соглашался кто-нибудь из водителей ЖЭКа.
Самым отзывчивым был водитель Сашка, молодой веселый паренек с курчавой головой и лицом, словно масленичный блин - круглым, жирным и очень радостным. Сашка всегда широко улыбался, обнажая гнилые, коричневые зубы, дышал мерзостью на окружающих, но при этом был так искренен и открыт, что вызывал только симпатию. «Саня - Алмазная Улыбка» - называли его в автопарке.
Бизнес у Филиппа Ивановича шел вяло. Каморка (согласно маркетинга) располагалась неудобно: в промышленной зоне, на удалении от города. Поэтому клиенты шли неохотно. Филипп Иванович бездельничал в одиночестве. Денег всегда не хватало. Пенсия по инвалидности, конечно, была, но уж очень маленькая. Филипп Иванович имел только третью - а значит рабочую - группу инвалидности, потому как не мог ежегодно приезжать в город на обследования и комиссию. Чтобы доказать, что он действительно инвалид, и ноги у него никогда уже не вырастут, нужно было каждый год проходить много кабинетов, получать заключения от строгих специалистов. Сил на это у Филиппа Ивановича не было.
Почти все деньги у Филиппа Ивановича уходили на покупку дров и оплату аренды комнатушки. Любил он, конечно, и выпить. Из спиртного бюджет инвалида выдерживал только низкокачественные алкогольные напитки, в народе называемые бомиками. Средство для очистки ванн «Льдинка», средство для придания тонуса коже «Троян» и - верх бомжовского изыска - настойка боярышника.
Филипп Иванович очень любил лето. Летом не нужно топить печь, сжигать ценные дрова, можно было выползти на улицу, посидеть на солнышке. Да и с едой проще. С приходом же осени Филипп Иванович начинал сильно тосковать. Зимой грустишь меньше - ждешь весну. А осенью очень тоскливо. Тоска по уходящему лету не давала спокойно жить. Осенью Филипп Иванович пил больше.
Однажды осенью в каморку вошел невысокий коренастый мужичок, грязный и оборванный. Он дрожал от холода, жался к топящейся печке и в первые минуты не мог произнести ни слова.
- Замерз как собака! Ужас! - наконец прохрипел гость, - Можно у печечки посидеть?
- Сиди, - равнодушно ответил Филипп Иванович. Он в это время лежал на холодном тряпье, глядел в мокрое от дождя окно и соображал, где бы взять денег на бомик.
- Меня Колей зовут, - сказал мужичок, когда немного отогрелся.
- А я Филипп.
Несколько минут оба молчали. Коля наслаждался теплом, Филипп Иванович тосковал.
- Откуда здесь? - прервал молчание Филипп Иванович.
- Да вот, устроился сторожем. В гаражи.
- А выпить у тебя ничего нет?
- Сам бы с удовольствием…
- Понятно…
Филипп Иванович закрыл глаза в надежде уснуть. Так закончилась первая встреча Филиппа Ивановича и Коли.
Коле было сорок пять лет. Он был смугл и шершав, как все побродяги и выпивохи. Раньше жил в деревне, но сбежал от нищеты и безделья в город, бросив дом. Все лето обитал где придется, подрабатывал дворником, строителем, сторожем, плотником, стекольщиком. Почти месяц трудился в морге рабочим по вывозке трупов, пока не уволили за пьянство. Потом - жиловщиком на мясокомбинате, истопником в бане. Самое лучшее место - грузчиком в продуктовом магазине. Там было сытно, тепло и очень соблазнительно на счет выпивки. Продержался в магазине пять недель, но всё же попался на пьянке и был изгнан как Адам из рая. А на улице - осень. Октябрь. Недели две мыкался там и сям, обнищал, опустился, прибился к уличным бродягам. Но вот повезло: устроился сторожить в гаражи за небольшую плату и ночлег. Работа не пыльная: сиди-смотри, да два раза за ночь проверяй территорию. Возле батареи в гараже Коля пустыми ящиками отгородил угол, устроил лежак. Одно плохо - холодно. Даже батарея не помогала. Но случайно услышал от водителей, что где-то наверху, в бывшей токарке, живет инвалид, а у него печка.
Так и познакомился Коля с Филиппом Ивановичем, стал частенько заходить, то погреться, то просто побалакать. Филипп Иванович оказался мировым мужиком, делился выпивкой. С первой получки Коля накрыл стол, поставил бутылку абрикосового одеколона. Выпили.
- Эх, шик! - похвалил Филипп Иванович одеколон, когда отдышался и утер едкие слёзы. - Где взял такой?
- В универмаге. Роскошная вещь! Абрикос!
- А сколько стоит?
- Чуть дороже боярышника, но зато по объему - во! - Коля продемонстрировал пузатую бутылку, - почти в три раза больше.
- Шикарно, шикарно! - соглашался Филипп Иванович, - Надо бы попросить Сашку, чтоб привез еще одну.
Всю зиму Филипп Иванович с Колей лакомились абрикосовым одеколоном. Если кто из водителей едет на обед или по работе в город - сразу от Коли с Филей заказ. Больше всех страдал Сашка. Продавщицы в универмаге с опаской и подозрением косились на него, ежедневно покупающего абрикосовый одеколон. Сашка смущался, злился на Филиппа Ивановича, но в следующий раз снова соглашался съездить.
В выходные, когда особенно сильно хотелось выпить, никого из водителей на базе не было. Коле самому приходилось бегать в магазин. Его старые ботинки хлопали подошвой, черпали грязь, а однажды совсем распались. Филипповы хромовые оказались малы. Пришлось раскошеливаться на новую обувь. На барахолке Коля увидел их - легендарные советские боты «прощай, молодость». Словно из счастливой юности, из далекой детской поры. Черные, войлочные, с застежкой-молнией спереди вместо шнуровки, почти неношеные.
В гараж Коля вернулся счастливый. Боты теплые, удобные, легкие. Смотрелись, правда, немного убого, но зато гармонично с внешним видом владельца.
- Эх, хороши боты! - хвалил покупку Филипп Иванович, - Сам бы такие поносил.
- Ты и ноги-то не носишь, не то что боты!
Филипп Иванович не обижался на шуточки. Он давно смирился со своим увечьем. Не держал зла Филипп Иванович и на водителя Степанова, и даже жалел его, попавшего в тюрьму.
Весна нахлынула внезапно, словно пищевое отравление. Раз - и захлестнуло всю округу грязными потоками. Вскрылись мерзлые помойки, поплыли по дорогам скопившиеся за зиму отходы. Город тошнило мутной водой, текли по улицам человеческие грехи. Территория базы утопала в грязной мешанине из снега, воды и мазута, струились из-под мастерских и гаражей масляные ручьи и мазут.
Коля возвращался из города, оттопырившийся карман придерживал рукой, стараясь аккуратно пройти по краю бровки и не замочить боты. Но тонкая подошва вязла в грязном снегу, а черный войлок впитывал влагу.
Нога соскользнула с бровки, Коля почувствовал в ботинке холодную, неприятную жижу. Он выругался и пошел напрямик, не выбирая дороги. Намокшие боты хлюпали и разбрызгивали воду.
Филипп Иванович сидел в каморке.
- Сидишь? Радуешься? Ног нет - и не намочишь.
- Что, завидно?
Коля скинул мокрые боты.
- Вот скажи, как ходить в такую погоду в войлочных ботах? Хоть бы немного повыше подошва была.
Филипп Иванович, смеясь, глядел на несчастную обувку.
- А давай я тебе гидроизоляцию сделаю, - предложил он.
- Как это?
- Лаком водонепроницаемым покрою.
- А у тебя есть?
- У сапожника все есть.
Филипп Иванович вытащил из-за стола железную банку с темными, липкими подтеками.
- Ставь свои боты на печку. Пусть сохнут.
Филипп Иванович вырезал из бумаги трафарет с надписью «Adidas», нашел под столом в куче хлама ведро с остатками белой краски. Коля все это время занимался ужином: готовил жареную картошку с луком. Когда боты подсохли, Филипп Иванович взялся за дело: по трафарету аккуратно вывел на каждом ботинке фирменный лейбл, затем снизу до верху покрыл войлок лаком.
- Ну вот, лак подсохнет - и готово, - довольный своей работой, сказал Филипп Иванович, - За это дело не грех и глотнуть. Наливай абрикосовки.
Посидели в этот вечер хорошо. Уговорили Сашку съездить еще за одной, дошло дело до песен. Наутро проснулись больные, треморные.
- Надо бы опохмелиться. Как ты на это? - спросил Филипп Иванович у Коли, заранее, впрочем, зная ответ. Поскребли по карманам, насобирали. Коля надел «новые» боты и пошел в город. Через час вернулся смурной и раздраженный, хлопнул на стол бутылку. Боты с грохотом полетели в стену.
- Ты что, черта по дороге встретил? Чего такой дерганый? - заволновался Филипп Иванович.
- А иди ты! Я с тобой и разговаривать не хочу.
- Ого! А что так?
- А ты посмотри на свою работу! - Коля махнул рукой в сторону ботинок, - Сапожник хренов! Лак у него, понимаете ли… Изобретатель!
Филипп Иванович присмотрелся к обуви. Лак на ботинках потрескался, побелел и облупился на сгибах, сукно скукожилось, носки загнулись, словно у лыж. Не ботинки, а два взъерошенных, озлобленных монстра с надписью «Adidas».
- Ладно, не грусти, - сказал Филипп Иванович, смеясь, - Весна на дворе. Скоро сандалии покупать надо. Смотри, какое солнышко. Эх, погулять бы сейчас.
Возвращавшиеся с обеда водители усмехались: возле гаража на двух ящиках сидели босой Коля и безногий Филипп Иванович. Припекало солнце, Коля шевелил грязными пальцами ног, блаженно щурился, улыбался. Возле ящика стояла пустая бутылка абрикосового одеколона. Подъехал и Сашка.
- Ну что, боты старые, сидите?
- Сидим, Сашок, сидим. - проговорил Филипп Иванович, - Ты бы это… сгонял бы за абрикосовкой.