«Oderint, dum metuant»*
Здесь нет ничего, даже отдалённо напоминающего надежду. Лишь всепоглощающее пламя, дикое и древнее, как сам человеческий мир, и низкие каменные здания, в которых мы обычно складываем трупы. Наша постель — мать-земля, наша крыша – бескрайнее небо, наш дом — целая природа, бережно укрывающая нас от трудностей жизни. Но мы создаём их сами и сами же расплачиваемся за горькие ошибки, правда, ничуть не жалеем.
Багровые искры разлетаются по сторонам, растворяясь в воздухе. Наши вожди усердно жгут огромные костры, тем самым будто успокаивая, мол, опасностей этой ночью не будет. Но они прекрасно знают, что боимся мы отнюдь не этого: на любой вызов мы отвечаем смелостью и бесстрашием, а риск принимаем безо всякого намёка на удивление или трусость. Мы привыкли танцевать танго со смертью и вальс с вечностью — можно сказать, это наш любимый род занятий.
Эти необъятные просторы — наши: все луга, поля, леса и звери принадлежат исключительно нам и никому более; а тех, кто осмеливается напасть на наши исконные земли, мы истребляем беспощадно. Любой народ, любая нация, бросившая нам вызов, заведомо обречена на уничтожение. Возможно, нас назовут или уже называют дикарями, неотёсанными болванами, глупцами и варварами — пусть. Не исключено, что мы и на самом деле является таковыми, но не хотим заглянуть правде в глаза.
В любом случае, им всем рано или поздно придётся считаться с нами, и тогда мы не пожалеем ни одного беззащитного старика или ребёнка; мы благоразумны и расчётливы, а гнев нами не завладел — но за свои земли мы будем драться яростно и ожесточённо. Это наш принцип, от которого мы не отходили никогда за всю нашу историю.
Мы поселились здесь ещё в незапамятные времена, когда мир был юн и бесконечно прекрасен, а наши обычаи не сформировались окончательно. Первыми, кто ступил на эту священную землю, оказались Шеннон и Аксель, вожди старого и величественного племени. Они основали то, что ныне мы гордо называем нашей родиной и от чьего упоминания невольно трепещем. То, чем больше всего на свете дорожит каждый из нас.
Наши порядки суровы, но по-своему справедливы: например, издревле была заведена настоящая охота за предателями. Подозреваемых, чью вину удалось доказать, ожидала страшная казнь на медленном огне под громкие ритуальные песни и гробовое молчание наблюдателей. Правда, тела никогда не сжигали до конца, не обращали в пепел: как только тварь, недостойная называться Человеком, погибала, её труп относили в одно из зданий, находившихся на отшибе каждого поселения. Там, в тёмных подвалах и светлых комнатах, гнили останки подлых существ, посмевших забыть, насколько велико значение родины в нашей жизни.
У нас нет ни друзей, ни приятелей; нет даже тех, с кем мы поддерживаем нормальные отношения. Каждое государство для нас злейший враг, с чьим существованием можно смириться, но которое когда-либо следует уничтожить — и дело не в жажде войн (хотя она, кстати говоря, у нас в крови), а в том, что рано или поздно любой сосед возненавидит наш народ лишь за гордость и независимость. И нет меня, нет того парня, который лежит на траве и внимательно смотрит в небо. Есть только мы, держащиеся друг за друга, единственные, кому принадлежит право жить среди этих просторов.
Завистники говорят, что мы впились зубами в землю и установили культ территории. Как ни странно, доля правды здесь присутствует, но лишь малая, бесконечно малая доля; мы чтим и историю, и законы, и географию своих мест. Изучаем повадки противников, планируем войны и ни на миг не смеем забывать или хотя бы не учитывать, что происходило тут год, десятилетие или несколько веков назад. Мы не просто население, но, увы, лишь немногие это понимают. Мы связаны чем-то большим, чем местом жительства — мы друг другу братья и сёстры, и узы наши необычайно крепки, если только их не разрушает дерзкий предатель.
Естественно, что нас не понимают. И если уж честно, то нас не особенно волнует чьё-то отношение, но подобные недопонимания зачастую приводят к войнам и оставляют непоправимые последствия — этому нас научила история. Следует быть осторожней и рассудительней. Потому мы привыкли изучать поведение потенциального врага и всегда оставаться начеку — этой тактики мы придерживаемся до сих пор. Итак, нас не понимают, и мы учитываем данный факт, чтобы использовать его для своих целей. Нашим девизом, повторяемым из поколения в поколение, стала одна фраза, когда-то услышанная одним из путешественников: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись». Изначально она была сказана на неизвестном нам языке, но со временем обнаружилось, что язык этот даже в других странах употребляется довольно редко. Мёртвый язык.
Теперь, когда с предисловием покончено, следует представиться и самой. Я — составляющая однородной серой массы и в то же время одна из немногих. Я благородна, но это не делает меня особенной или чем-то выделяющейся из толпы — я пятнадцатилетняя девушка, каких много в моей родине. Я — Аксель: всех девочек, родившихся в благородных семьях, традиционно называют этим святым именем. Лично для меня оно звучит несколько резко, но постепенно я привыкла и смирилась, тем более, что это великая честь.
Я сижу под старым раскидистым дубом и наслаждаюсь тишиной и одиночеством. Вечерняя прохлада успокаивает и придаёт мне сил, и начинает казаться, что нет ничего прекрасней этой жизни, но утро безжалостно уничтожит волшебное видение. Вдалеке негромко трещит догорающая древесина, и совсем скоро алое пламя поглотит её без остатка.
Это не моя деревня, а за её границами — не мой город. Я чувствую себя здесь чужой до невозможности, до неприятного ощущения в душе и назойливого стука сердца. Мне, конечно, здесь рады, этот народ с удовольствием примет любого неизвестного скитальца, но болезненное чувство не утихает, а медленно разгорается с новой силой, да так, что остановить этот процесс не представляется возможным. Похоже, всему причиной моё долгое пребывание здесь, но мне по-прежнему не легче. Острое желание собрать немногочисленные пожитки и спастись бегством не покидает меня ни на минуту, хотя я стоически держусь, пытаясь бороться с совершенно новой мне эмоцией.
Я живу тем, что хожу от одного места к другому, стараясь увидеть как можно больше городов, сёл и деревень моей родины. Путешествие это длится бесконечно, и я ничуть не сомневаюсь в том, что и умру где-то в далёкой незнакомой местности. Впрочем, я не могу назвать себя несчастливым человеком — там, где я родилась, мне не суждено было долго оставаться; я бы не смогла это выдержать. Правда, не имею ни малейшего понятия, почему.
Я осознала всю необходимость ухода из дома ещё в детстве, но решила подождать до более спокойных времён. Дело в том, что тогда разгорелась война с соседним государством, и я прекрасно понимала, насколько рискованным было бы это предприятие. Но в том, что я в любой момент могу отправиться странствовать, сомнений не было: даже благородные дети воспитывались практически самостоятельно и чуть ли не с рождения были предоставлены сами себе, так как родители зачастую относились к ним равнодушно. Нет, конечно, за ними иногда присматривали, их кормили и наказывали за особо дерзкие выходки, но это сложно назвать полноценным воспитанием.
Так что мой уход на какой-то временной период остался бы незамеченным. И хотя в то время я жила в довольно отдалённой деревне, которую не опалило обжигающее дыхание войны, я лишь сохранила эту идею в сердце и таким образом дождалась своего тринадцатилетия. К тому времени прошло уже несколько лет с момента завершения военных действий и победы моей родины. Я не знала, что именно хочу увидеть, но душа моя беспрестанно рвалась куда-то вдаль, зовя меня в неведомые просторы, чтобы каждый день гулять по новому месту и не знать ни горя, ни грусти. Забавно, но мне казалось, что в этом и есть обыкновенное человеческое счастье.
Но если бы я не решилась на столь опрометчивый поступок тогда, то я бы никогда не стала тем человеком, которым являюсь и по сей день. В любом случае, я не жалею о своём решении. Одиночество — мой лучший друг и ненавистный враг, к которому я, однако, по-настоящему привыкла; не знаю, что бы стало со мной, окажись я в шумной компании.
От размышлений меня отвлекли чьи-то возбуждённые голоса поблизости. Заинтересовавшись, я встала во весь свой немаленький рост, повернулась и принялась всматриваться в происходящее.
Так я и думала. Начиналась казнь предателя.
*«Пусть ненавидят, лишь бы боялись» (лат.).