Зябко. Промозглый ветер выдувает слезу. Мокрая холодная земля. Одним словом ранняя весна, только- только сошел снег. Лежать неуютно. Впереди старый, времен минувшей войны, дот. Вглядываюсь в темный провал амбразуры дота через оптику прицела снайперской винтовки. В амбразуре темно, не видно ни какого движения. Перевожу прицел правее. Видимо к доту вела когда - то траншея. Бруствер покрыт высокой, сухой прошлогодней травой. В окуляр видна каждая травина, траву колышет студеный ветер, мешает наблюдать. В доте засели два беглых, вооруженных матроса. Где - то далеко в Мурманске группа матросов, убив на корабле дежурного офицера, вооружившись автоматами, дезертировала на берег и, грабя и убивая, двинулась к Москве. До Подмосковья добрались двое. Преследуемые милицией они укрылись в этом старом доте, свидетеле боев за Москву в Великую Отечественную Войну. Нам, двум молодым сержантам Советской Армии приказано оказать содействие работникам милиции по уничтожению озверевших преступников, короче говоря, приказано отстрелять.
Уже час я мерзну в реденьких кустах перед амбразурой дота, пытаюсь уловить малейшее движение. Товарищ мой пошел в обход, пытаясь зайти с тыла, и пропал, видимо тоже залег, и наблюдает. Изредка по доту постреливают милиционеры, преступники не отвечают, видимо берегут патроны на случай атаки. Пробираясь по дорогам и без дорог, бандиты оставили за собой кровавый след. Отморозки не жалели ни кого, убивали милиционеров, водителей машин, добывая транспорт, Убивали целые семьи простых жителей, добывая еду и одежду. В перестрелках с милицией несколько бандитов убито, а двое засели в доте, окружены, на предложение сдаться, ответили выстрелами.
Продолжаю осматривать позицию. На бруствере слева от дота наложены куски глины. Вглядываясь в просветы между грудами земли, я увидел в прицеле глаз, или мне показалось. Продрог я основательно. Изо всех сил пробую удержать дрожь, снова всматриваюсь в щель между грудами глины, мешают высокие стебли сухой прошлогодней травы. Нет, это не глаз, это маленький кусочек земли, между двух больших.
По темному провалу амбразуры дота как будто прошел слабый отблеск света и снова темно, нет ни малейшего движения. Скоро начнет темнеть и тогда вообще не будет ни чего не видно. Видимо на это и рассчитывали бандиты, надеялись с темнотой выскочить из кольца и уйти от преследования. Перевожу прицел направо от дота, такие же куски сырой глины, наверно бандиты положили, чтобы поднять бруствер, за многие годы осевший и размытый дождями.
В одном из промежутков, я увидел часть уха и щеку, покрытую юношеским пушком. Удерживая озноб, боясь ошибиться, тщательно прицелился. Я был обучен и хорошо натренирован, но ни когда еще не стрелял по живому человеку. Сейчас это произойдет, сейчас я стану убийцей. Отниму молодую жизнь. Прости парень, лучше бы ты не родился. Задержал дыхание и плавно нажал на спуск. Резко ударил выстрел, брызнуло за бруствером и тут же, как плетью хлестнул вдалеке второй, это мой напарник выстрелил по второму преступнику, который видимо, дернулся и обнаружил себя. Поднялись и пошли к доту милиционеры. Пошел и я. Лучше бы я этого не делал. Убитый мною матрос лежал на бруствере, пуля вошла в голову возле уха, разворотив вторую половину головы.
Картина выглядела жутко. Один глаз смотрел на меня, а другой висел на чем - то и смотрел на кровавое месиво на земле. Сейчас, прошло много лет, уже притупилась острота ощущений, и я не помню всех мыслей, которые роились у меня в голове. Но чувство, что не надо было убивать, что если бы я видел его всего, то я бы прострелил бы ему колено, сделал его калекой и он бы жил. Эта картина преследовала меня в моих снах много лет, потом с годами видимо загладилась, притупилась, забылась, сниться перестала. Потом в жизни было много всяких событий и происшествий, несколько раз пришлось пройтись по краю, ощутить холодок оттуда, но этот случай в моей жизни я помню всегда.
Опытные в таких делах милиционеры деловито делали свое дело, фотографировали, что - то писали, завернули трупы в брезент, загрузили в подъехавший грузовик. Мы с моим товарищем ждали в сторонке. В душе было пусто. Как-то сам собой прошел озноб. Пришло, какое-то отупение.
«Ребята! Идите сюда! – позвали нас милиционеры, закончившие свою работу и собравшиеся у грузовика. Они стояли кружком, молодые и не очень. Наливали в стаканы водку. Старший сказал: «Ребята, вам обязательно надо выпить" и протянул нам по полному стакану водки.
«Пейте, вы ведь первый раз в таком деле, выпейте за упокой их души. Поганцы конечно, но все-же люди».
Мы выпили, водка была мерзкой, обожгла все внутри, закусить было практически нечем. Отщипнув кусочек хлеба от протянутой краюхи, отдал стакан. По телу разливалось тепло, спало нервное напряжение. Милиционеры выпивали, разговаривали о чем - то своем, обыденном, как будто ни чего особенного не случилось.
«А вы ребята молодцы» сказал невысокий немолодой капитан.
« Когда вас привезли, я сначала подумал, так понты, а вы с одного выстрела, да и расстояние приличное и ветер. Винтовки у вас классные, не видел еще таких. А про них не думайте, туда им и дорога. Они не должны жить. Землю надо чистить от погани такой. За вас!». Он выпил водку, крякнул.
Долго тряслись в кузове грузовика, приехали в часть, доложили начальству, что прибыли и армейская служба пошла своим чередом.
Ночью мне приснился, убитый мною, матрос. Лицо его покрыто кровавыми соплями, единственный глаз смотрел на меня с такой пронзительной тоской и он так жалобно кричал «Мама», я проснулся и долго лежал под солдатским одеялом. Думал о жизни, о том, что теперь матрос и я связаны навечно, а я даже его имени не знаю. Думал о том, что в моей жизни наступил новый этап, и что я уже не тот, что был вчера. Между сегодня и вчера пролегла какая-то невидимая грань, я переступил какую-то черту. Что ждет меня впереди, кем я буду в этой жизни, и какой след оставит в ней вчерашний день.
На утреннем разводе командир объявил мне и моему вчерашнему напарнику благодарность за отличное выполнение особого задания.
Шестидесятые годы прошлого века.
Астрахань 2008год.