Эта Наташина повесть для детей и подростков состоит из двенадцати глав - расширенный вариант одноимённого рассказа. Ранее повесть не размещалась в Интернете, так как участвовала в литературном конкурсе. Буду размещать по одной главе.
С уважением,
Василий Тихоновец
***
Вовке хотелось спать, он крепился изо всех сил. Скоро уже, совсем скоро. Отец сказал, что осталось километров тридцать. Ехать меньше часа.
И будет – первый день в тайге, когда разметят место для геологического лагеря. Станут рубить жерди, делать каркасы для палаток, тесать нары, устраивать склад и баню. И везде надо поспеть. А ещё – приглядеться к участку. Впереди у Вовки целое лето. Полевое лето в отцовском геофизическом отряде.
Вовка знал, что новый участок называется Удачный. Отец давно хотел поработать на Алдане, говорил, что там – лучшие места во всей Южной Якутии. Отличная рыбалка, богатые ягодники. А Вовке везде – лучшие места. В прошлом году делали геофизическую разведку на реке Иенгра. Там он поймал своего первого тайменя. Выводил рыбину, конечно, отец, но клюнул-то у Вовки! И ростом был почти с него, сантиметров на пять поменьше. А за год Вовка здорово вырос, все говорят. И семь с половиной лет, это вовсе не шесть с половиной. В школу он осенью пойдёт. А считает и читает он давным-давно. Честно говоря, все учебники за первый класс он прочитал ещё зимой. Стёпа ему давал, на выходные дни. В поле Вовка взял «Сказки народов мира», рассказы о животных Даррелла и свой любимый двухтомник «Жизнь насекомых». Читать он будет, когда зарядит нудный дождь. В палатке печку затопят, капли застучат по туго натянутому брезенту, и не станет Вовка никуда торопиться, и хватит ему книжек надолго.
Его мысли прервал взрыв хохота. Сезонный рабочий Ваня Цыган спрашивал у паренька – практиканта:
- Тебя как зовут?
Студент был немец, учился в Москве. Каждый год на геологическую практику в экспедицию приезжали студенты иностранцы. В прошлом году – Стив и Риф из Анголы. Имена у них оказались длинные, еле выговоришь, поэтому их сократили для удобства. А ребята были согласны, им нравилось вообще все вокруг. Поднимали большой палец вверх и говорили: «Россия – класс, Якутия – класс!». Ладошки у них розовые, а сами – чёрные и блестящие. И всегда весёлые. А этот немец слишком бледный. И худой какой-то.
- Зовут как, говорю. Ферштейн? – повторил Иван.
- Кнут.
- Ну, ты даешь… Настоящее имя скажи!
- Да, понял. Кнут Герберт.
- Вот это да! И о чем только родители твои думали….
Тут вступил отец:
- Иван, вот о твоих вкусах и желаниях они точно не думали.
- Да мне-то как раз подходит. Кнут и Кнут. Хорошее имя. Вполне пойдёт.
«Урал» натужно загудел на подъёме и минут через пять встал. Отец выпрыгнул из машины, принял на руки маму, потом Вовку. Вообще-то детей в поле брать было нельзя. Три года назад в экспедиции издали такой строгий приказ. После того, как обварилась пятилетняя Катя Петрова. Опрокинула на себя кастрюлю с кипятком. Девчонка и есть девчонка. Хотя обвариться запросто можно и дома на кухне. Но тот участок оказался дальний, далеко от трассы, а санитарный вертолет пришел не сразу, через несколько часов. Катя ходила в одну группу с Вовкой, и он видел на ноге у неё оставшийся след от ожога.
А Вовке повезло, потому что мама работала учителем, отпуск у неё длиной в целое лето, и отец брал её в отряд поварихой, а сына куда девать? Да и в тайге под маминым присмотром ребёнок будет неотлучно. Но все равно на него выдавалось специальное разрешение, Вовка своими глазами видел эту бумагу с печатью.
Как они любили с мамой долгими зимними вечерами вспоминать прошлый полевой сезон. Сидели, укутавшись старым полосатым пледом, и перебивая друг друга бесконечными «А помнишь?» - снова и снова возвращались к счастливым дням ушедшего лета.
В тот раз в отряде геофизиков были девчонки – студентки из Монголии. Их пугали страшным зверем – бурундуком. Рассказывали, какой он огромный и кровожадный. Особенно старался тот же Иван. Додумался до того, что вечером, когда после работы все сидели вокруг костра, разговаривали или пели, он уползал в темноту, шумно ломал там ветки и даже порыкивал. Аюна жалась к чьему-нибудь плечу и шёпотом спрашивала «Это бурундук?». Сговор был общий, и кто-нибудь небрежно бросал: «Пошаливает, громила». И только уже в последний день, когда свернули лагерь, рассказали девчонкам про розыгрыш. Бурундуком оказался любопытный полосатый зверёк с пушистым хвостом. В тайге их было видимо-невидимо, между собой их в отряде звали «Чипы – Дейлы». И людей они не боялись совсем. Порскали из палаток, прыгали по столу. Чуть только сядешь перекусить, а бурундук уже – рядышком. Стоит столбиком, хвост – морковкой. И посвистывает себе тихонько. Ростом поменьше самой мелкой белки, на спинке – пять тёмных полосок, а глаза – словно чёрные бусины.
И в прошлом же году рубщик Серёга придумал шутку: насыпал горку сахарного песка и ждёт. Минуты через две уже показался полосатик. У него ведь летом одна забота – запасы делать. Набьёт полные щёки припасами и бежит со всех ног к себе в гнездо. Вот и тогда насовал сахару за щёки и помчался. Вернулся, показалось – задумался даже над белой сахарной кучкой. Опять забил свои мешочки и убежал. Если кто видел у бурундука ошалелые глаза, вот такими они тогда и были. Сахар-то растаял, пока нёс! Еще одну ходку сделал. А когда прибежал в четвёртый раз, то уставился прямо на Серёгу, заверещал громко и даже лапки кверху поднял, сжатые в кулачки.
- Гляди, братва. Обругал меня и хвост, и в гриву.
И Серёга сыпанул ему щедрой рукой гречневой крупы:
- Прости ты меня, дурака. Шуток что ли не понимаешь?
Да, хорошо было на Иенгре!
Выбрать место для лагеря – целая наука. Надо, чтобы река или ручей рядом были обязательно. Чтобы от ветра было скрыто, но в то же время – продувалось, иначе комары заедят. Все говорили, что отец умеет найти стоянку для отряда лучше всех. В начале полевого сезона уезжал он дня на три и возвращался всегда довольный, что значило – с лагерем определился, и можно собираться в дорогу.
Вовке-то что, его рюкзак всегда в порядке. Раз двадцать уже перебирал, проверяя свою полную готовность к полю. Чего там только могло не понадобиться! В первую очередь, конечно, нож. И не какой-нибудь обычный перочинный, а самый настоящий, охотничий, в ладных брезентовых ножнах. Нож отец подарил, а ножны они вместе зимой смастерили. Леска нужна. Потоньше – на хариуса, средняя – на ленка или налима, а самая толстая и прочная – на тайменя. Вдруг опять повезёт? Грузило Вовка сделал сам. Курочил старые аккумуляторы, потом на костре плавил свинец. Обязательно нужен компас, в тайге без него никак нельзя. Лупа, чтобы костёр запалить, если спичек не будет. Лучше всего для этого подходит тонкая сухая береста, она тоже заготовлена заранее и лежит в полотняном мешочке, ведь не всегда рядом берёзы растут. Раньше Вовка думал, что проще всего использовать мох ягель, который есть повсюду, но ряд опытов показал, что ягель только тлеет, но не воспламеняется. А вот с берестой – получилось. Правда, такой огонь можно добыть лишь в солнечный ясный день. Поэтому спички непременно надо приготовить: завернуть коробок в целлофановую плёнку и плотно закрепить резинкой, чтобы не намок. Опять же – свечи. И фонарик с батарейками. Набирается самых необходимых вещей порядочно, рюкзак – под завязку.
Вовка закинул рюкзак на плечо и неспешно пошёл вперед. Хотя больше всего ему хотелось сейчас бежать и подпрыгивать от счастья, которое бурлило в нем, как пузырьки в газировке.
- Смотри, Вовка, ручей Удачный. Классное название?
И отец подмигнул ему весёлым глазом. Никакого ручья Вовка не увидел.
- Пап, где?
- Видишь, вон там, справа, кучи такие ровные. Это отвалы. Драга здесь работала, золото мыли. Весь ручей разметали. Но он телепается помаленьку, оживает. Там, за отвалами, озерца теплые, купаться будешь. А родник здесь, совсем рядом, в ручей уходит. Зато с той стороны речка Куранах, там рыбачить будем.
Пока разгружали машины, варили ужин, наскоро натягивали палатки – на одну ночь, завтра будут устраиваться толком, – Вовка успел сбегать к отвалам. Правда, всё время приходилось махать маме рукой, сигналить: «Тут я, тут! Никуда не делся!», потому что уговор железный: из поля зрения не исчезать. Тайга есть тайга. Это не загородный детский лагерь.
Вечером отец «давал инструкцию». Так было заведено, хотя Вовка все правила знал наизусть. Но на каждом участке были свои, особые «нюансы» - такое красивое слово говорила мама, - и Вовке оно очень нравилось.
- Так вот, из лагеря – ни ногой. Тут кругом шурфы, и вякнуть не успеешь, свалишься. Купаться только с мамой. Зверя вроде нет, но кто его знает…
«Зверь» - это медведь. В прошлом году пережили они с мамой приключение…. Про шурфы Вовка знал, и про старателей тоже. Зимой приезжал друг отца, настоящий писатель. Подарил свою книгу, в красивой обложке, на первой странице написал: «Володе – от автора» и поставил размашистую подпись. Книга называлась «Самородок», мама читала её по вечерам вслух. Правда, Вовка подозревал, что кое-что она пропускает, слишком часто пролистывала страницы, но молчал, понимая, что книга – для взрослых, а у них свои заморочки. Скорее всего, на пропущенных страницах написано про любовь, тягомотно и скучно. Зато про старателей – искателей золота, здорово интересно, а главное – всё про знакомые места, про Южную Якутию и про Алдан.
Уснул Вовка прямо на начале инструктажа. Сквозь сон слышал, что отец ворчал, а мама смеялась. Потом вроде она его раздевала, целовала щекотно и запихивала в спальный мешок, который сшила ему два года назад «навырост».
Вовка проснулся от криков кедровок. Эти заполошные птицы громко оповещали тайгу, что её покой кто-то нарушил. Он выбрался из палатки и зажмурился от солнца. А лагерь геофизиков уже напоминал муравейник. Вовка просиживал над хвойными конусами часами, завораживала его бурлящая жизнь муравьев. Это только на первый взгляд казалось, что все они движутся как попало. На самом деле, у каждого муравья была своя задача, и спешили они в определенных направлениях. Иногда Вовке даже казалось, что есть там какие-то особые регулировщики, и они чётко знают, кого направить по какой дороге, чтобы не было суеты и столкновений.
Отец заготавливал жерди, ловко орудуя топором, а мама махала рукой, звала к себе. Уже желтел под навесом свежеобструганный стол, и Саша Захаров прилаживал возле него кусок рельса, который звонким и тягучим звуком будет созывать всех к обеду. И когда только успели?
Вовка кинул полотенце на шею и помчался к роднику. Туалеты ещё не установили, пришлось свернуть в кусточки, следуя неписаному правилу: «мальчики – налево, девочки – направо». Потом поплескал в лицо ледяной воды, даже хлебнул мимоходом. Сводило зубы, и мурашки ползли до самых пяток. Он попрыгал на одной ноге, покрутил над головой полотенцем. И побежал к маме.
Она положила ему в тарелку половник рисовой каши с тушёнкой. Вовка дул на горячую горку и думал: ну, почему эту кашу так ненавидел в детском саду, ни ложки не мог проглотить, а здесь уплетает за милую душу, даже добавку осилит запросто.
После завтрака пошёл прямиком к отцу:
- Пап, можно мне пойти на отвалы?
- Иди. Только уговор помни: находиться в поле зрения.
- Да знаю я, обещаю – буду в поле.
Вовка забрался на самую высокую кучу, с неё видно было и близкую берёзовую рощицу, и ровный частокол темных ёлок, который уходил к дальней сопке. И шла полоса отвалов, а меж ними, словно в ровных круглых блюдцах, стояла вода. Когда-то это была весёлая таёжная речка, и звали её Ручей Удачный. Наверное, такое имя дал ей тот старатель, которому здесь здорово повезло. Может не только песка золотого намыл, но и самородок нашёл.
Но это было давно.
Вовка видел в городском музее старательские лотки: такие деревянные штуки, похожие на широкие лопаты. Их надевали на шею и, стоя в ручье, промывали ту породу, что накопали в шурфах – пробных ямах по всему берегу ручья. А потом в музее шли фотографии драг – специальных машин, которыми добывают золото сейчас. И стояла в витрине маленькая модель драги и возле неё – крохотные человечки.
А здесь эта огромная машина шла по руслу речки несколько лет назад, черпала ковшом породу, промывала механическими лотками, улавливая мизерные песчинки золота, и выплёвывала всё отработанное в отвалы. Вот и получались такие ровные кучи. Но и ручья за ней уже почти не оставалось. Много времени пройдет, пока постепенно найдёт он себе дорогу, соединит отдельные озерца, где бьют подземные ключики, но уже никогда не будет прежним.
Вовка прищурил глаза, и показалось на миг, что находится он на луне, а вокруг - кратеры безжизненных вулканов. Быстро повернулся спиной, вздохнул с облегчением. Тайга без конца и края! Такая живая и такая любимая.
Взгляд его зацепился за ярко блеснувший на солнце кусочек породы на склоне соседнего отвала. Вовка рванул туда, стараясь не потерять из виду место. Взобрался, выпрямился. Но, видно, лучи уже падали под другим углом, и шуршал под подошвами сандалий обычный гравий. Но Вовке упрямства не занимать: искать так искать. Он спустился вниз, набрал тонких прутиков, вернулся на склон и обозначил ими круг, где по его прикидкам увидел слепящий всполох.
Вспомнил рассказы Джека Лондона про искателей золота, которые ему читала мама, и улыбнулся: вот сейчас он «застолбил участок». И начал медленно, двигаясь по кругу по часовой стрелке, пересыпать песок и гравий в руках. Наверное, прошло уже полчаса, когда в горсти оказался увесистый, размером чуть поменьше его кулака – камень. И был он такого необыкновенно золотого цвета, что сердце у Вовки ухнуло и билось почему-то в животе, и никак не возвращалось на место.
С одной стороны камень был совершенно гладкий и ровный, а с других – ребристый, весь в трещинах и выступах. И блестит нестерпимо, и достаточно тяжёл. Вовка сел, стащил с головы пробковый шлем – подарок весёлого негра Стива из Анголы, и вытер пот. Потом широко раскинул руки и лёг на тёплый гравий. Свой самородок пристроил на груди и не мог на него наглядеться.
Мысли были похожи на мошкару под лампой: толклись рваной тучей без порядка и ясности. Понятно, что теперь, когда он нашёл такой большой золотой самородок, наступит какая-то другая жизнь. Мама сможет уже не работать в школе на две учительские ставки и не придётся ей сидеть до полуночи над стопками тетрадей по русскому языку. А будет разговаривать с Вовкой и читать ему вслух, и вспоминать интересные истории из своего детства. А может быть, она станет настоящей писательницей? Никто ведь лучше неё не придумывает на ходу загадки и сказки.
Отец, конечно, со своей геологией не расстанется никогда. И это правильно, как же Вовка без полевых сезонов? А вот зимой будет у него большой отпуск, и можно поехать в Африку и другие тёплые неизвестные страны. Увидеть, наконец, слонов и бегемотов на воле, а не в зоопарке. А ещё можно купить маленький личный самолет, шестиместный, например….
На землю его вернул гулкий звук рельса. Неужели обед? Вовка нахлобучил шлем, самородок не мог доверить карману и понёс осторожно в руке. Юркнул в палатку и стал дожидаться родителей. Первой пришла мама:
- Ты что красный такой?
Потрогала лоб губами:
- Не перегрелся на солнце? Руки мыть беги, обедать пора.
- Я отца подожду.
Пришёл отец, весь пропахший смолистой лиственницей.
- Ну, как первый день в поле? Удачный?
- Да, пап, удачный.
И выложил на одеяло свой самородок.
Отец смотрел на Вовку как-то задумчиво, потом притянул к себе, обнял.
- Ты подумал, что это золото?
- А разве…?
Мама крутила камень в руках и смотрела на него с восхищением:
- Вовка, как я мечтала начать коллекцию минералов. Ты молодец! Подаришь его мне?
- А это – минерал?
Отец взял камень:
- Да, Володька. Называется – пирит. Он часто золотые жилы сопровождает. Стой-ка, стой…. Посмотри, здесь есть вкрапления кварца. Прозрачная такая прожилка. А в ней – песчинка. Вот это вполне может быть золото. В лаборатории анализ сделаем. Так что, золото ты всё-таки нашёл. А насчет самородка…. На этом и взрослые мужики прокалывались. Говорят, в прошлом году у гидрогеологов сезонником москвич работал. Целый месяц рюкзак свой от всех прятал. Потом спросил у кого-то, как самородок можно сбыть. Оказалось – кусок пирита нашёл. Так веришь, он плакал даже, успокоить долго не могли.
А Вовка не плакал. Правда, сильно хотелось.
Продолжение http://www.proza.ru/2015/07/07/197