Путешественница

Александра Мазманиди
               

                На эту дачу я попала случайно, меня привезли хозяевам с дровами для бани. Я очень умная и любопытная с раннего детства. Однако не могу понять людей-дачников, никак не могу. Они весной приезжают из города и с особым остервенением уничтожают разные травы, оставляя землю голой, копают, делают какие-то грядки-делянки и сажают опять, но какие-то другие травы. Чем им не угодили одуванчики, полевой хвощ, осот, пырей, лебеда? Такую красоту уничтожают!

                С раннего утра ковыряются в грядках, потом их зовут на закрытую веранду завтракать, обедать, ужинать. Меня распирало любопытство, что это такое они там делают. Кое-как забралась я по ступенькам, а в это время дядька выходил и, увидев меня, удивился, что забралась я так высоко и небрежно сбросил меня в сад. Ну, да ладно, я не обиделась, не убил и то хорошо.
 
                Мне всё интересно знать. Вот, к примеру, старушка кричит: «Ваня, затопи уже баньку».  Ваня – дед усатый, он идёт в сарай, берёт дрова, ещё наколет щепочек и несёт в дом-баню. Вскоре из трубы валит едкий дым и через час-другой дед зовёт народ париться. Сначала идут женщины, потом мужчины или наоборот. Потом опять все румяные, весёлые на той же веранде или пьют чай из самовара, а я сижу в кустах и наблюдаю, как они восхищаются паркОм, да духмяным веничком. Мне всё это в диковинку, удивляюсь, слушаю. И решила я - в следующий раз, когда будут топить баню, проникнуть туда и всё увидеть воочию, своими глазами.

                Через неделю всё повторилось. Ваня получил приказ топить баню и, когда он сказал, что баня готова, я как раз сидела под грушей и первой понеслась к двери, тем более – пригласили женщин. Пока женщины собирались, я преодолела ступеньки, их оказалось всего две, благополучно прошла мимо горячей печки. Запах хорошего чистого дерева сразу бьёт в нос.

                Потом минула комнату с массивными лежаками, колпаками, шляпами и простынями, висящими на деревянных стенах, прошлёпала в другую комнату, где стоял громадный чан с холодной водой и лавки, на которых расположились в ряд разноцветные тазики. В отдельной лоханке нежились дубовый и можжевеловый веники. В следующую комнату дверь была плотно закрыта, да я туда и не рвалась, решила посидеть под лавкой, понаблюдать.

                Оживлённо разговаривая, женщины сначала разделись догола, потом зачем-то надели шляпы, пошли в заветную комнату, из которой повалил пар, и несусветная жара обдала меня кипятком – я чуть не сварилась.

                Что было дальше, я не знаю. В себя я пришла только на следующий день под лавкой в раздевалке. Было довольно прохладно, меня спасло то, что хозяева оставили открытыми все двери. Шкура моя задубела, высохла, еле шевелясь, я выползла из укрытия и решила передохнуть перед преодолением очередного препятствия.

                Тут неожиданно вошла женщина и, наткнувшись на меня, то ли от неожиданности, то ли от радости, воскликнула:

                - Ой, лягушка, чуть не раздавила! А большая какая! Как ты здесь оказалась? Решила помыться?

     Так много вопросов сразу посыпалось, что я растерялась и молча ждала продолжения. Надо было собраться с мыслями, достойно ответить, что я не лягушка вовсе, а жаба обыкновенная. Женщина вышла, но вскоре вернулась с совком и веником.

                Посадила меня на совок и, придерживая веником (какое грубое обращение подумала я с возмущением) вынесла из бани и бросила в траву под моей любимой грушей. Здесь, обдуваемая ветерком, я долго приходила в себя.

                - И что хорошего в том пару, в той бане? Туда я больше ни ногой, то есть ни лапой.
Да, людей мне не понять. Никогда.


 Фото из инета.