В школе я не любил писать сочинения, потому что сперва, под контролем учителя, надо было составить его подробный
План с обязательными :
А.Вступлением (например, история возникновения произведения), Б.Основной частью (с многочисленными пунктами и подпунктами,
раскрывающими тему сочинения); ну и, естественно,
В.Заключением (в котором, обычно, указывалось «историческое
значение» произведения, или творчества автора).
Я всегда мучился и терял массу времени, составляя этот ненавистный План, а потом подгоняя под него сочинение, которое, почему-то, не хотело писаться строго по пунктам.
Переписать план было уже невозможно, а несоблюдение –строго каралось. И у меня получалось всегда не то, что хотелось.
Иногда давали и т.н. «свободные темы» , но тоже близкие по темам к школьным программам,хотя все равно надо было сперва написать План. А как потом писать по нему «свободно»?
Когда я вернулся в 10-м классе в другую школу в Тбилиси, я очень удивился, когда учительница литературы задала нам НА ДОМ «свободное» сочинение на тему «Дом, в котором я живу».
Как видно, что-то в нем ей понравилось, если, после проверки, она частично зачитала его в классе.
А еще через полвека, я сочинил «японический» стих
«Свобода!» , который кончается словами
«кто мне подскажет-
где он,
Дом Мой?»
И в этом воспоминании я хочу рассказать вам о доме и тех соседях, с которыми прошли многие годы моей жизни.
- Дагмара, гропи ра ари? ( Дагмара, что такое гропи?)
- Ра вици, Маро! Ратом мекитхеби? (Откуда я знаю,Маро!
Почему спрашиваешь?)
- Рдзали сул меубнеба (Моя невестка все время говорит мне)
« Твой место гропи, твой место гропи». Ра ари ес?»
Это к нам зашла бабушка Маро Дамчидзе, наша соседка по балкону (дверь напротив). Недавно из Москвы вернулся ее сын, Тандо, папин товарищ детства, который уже давно уехал туда.Только он приехал не один, а с русской женой. Жили они втроем в одной большой комнате с настоящим камином в стене.
Пришлось Тандо перегородить как -то комнату, заложить камин, и у них с женой получился закуток, где помещались только кровать, маленький столик и два стула. Удобства общие, в другом конце длинного балкона, готовить надо на керосинке, или плитке здесь же, на «кухне», отгороженной занавеской, так что настроение москвички, попавшей в такие условия, наверное, можно понять. Но, как я помню, она и не старалась как-то приспособиться, прижиться. Единственным человеком, с кем она здоровалась и считалась, была моя бабушка, беби.
Продержалась «невестка» так 2-3 месяца и вернулась обратно.
Значит, так. Мы живем в старом двухэтажном доме, занимающем весь квартал, на самой Советской площади.
Окна всех комнат выходят на площадь, или боковую улицу,им.25-го февраля, на которой стоит бензоколонка.
А со стороны двора по всему периметру тянется деревянный балкон, куда выходят двери комнат.
Любому шоферу достаточно сказать - «на Черкезовскую, к бензоколонке!», и всё! «Нешоферам» можно сказать, что живешь над хлебным магазином, или над судом на площади, потому что они оба на первом этаже под нами и все знают этот дом.
По этой боковой улице, оказывается, еще до меня, сверху спускался трамвай, который, пересекая неширокую Советскую ( бывшую Черкезовскую , сейчас - Читаия) площадь, поворачивал вниз по бывшей Милютинской до проспекта Плеханова.
Вагоны были тогда открытые и трамвай грохотал так, что о его приближении знали задолго до появления. Кстати, я застал уже такие вагоны (см.фотоинет), тоже с неавтоматическими дверями, и часто спрыгивал с них, или запрыгивал на ходу. Особый шик был спрыгнуть «задним», т.е. спиной к ходу движения трамвая!
Говорят, известный режиссер Гига Лордкипанидзе ( фильмы «Я, бабушка, Илико и Илларион», «Берега» и многое другое ) так и попал под трамвай и ему отрезало ногу.
Да, так вот. Иногда этот спускающийся трамвай не успевал затормозить, не «вписывался» в поворот и влетал в большую стеклянную витрину аптеки, которая располагалась как раз на углу. Кто-то успевал выскочить на ходу, кто-то нет, но первую помощь пострадавшим оказывали на месте и профессионально!
Кстати, по этой и по параллельной ей, с другой стороны дома, улицам во время сильных дождей спускались целые реки воды, несущие с собой сверху камни, землю, ветки.
Площадь и подвалы домов затапливало, и сообразительные мужчины подрабатывали тем, что на себе перевозили желающих на другую сторону площади.
А потом наш сосед по балкону, Ахалая, соорудил из досок и бочонков мост и брал по 5 копеек («шаури») с человека. Причем, если человек переходил с противоположной стороны, то брал с него плату пока тот находился еще на «мосту». Если какой- нибудь хитрец хотел проскочить бесплатно, то он просто опрокидывал доску. Все его так и называли «хитрый мегрел».
Через стенку от нас жила семья Церетели. Тетя Кора была журналисткой, у них в семье тоже любили музыку и часто ставили разные пластинки. Однажды я услышал какую-то новую пластинку. Музыка была необычная и необычайная. А одна мелодия была просто сказочной красоты. Высокий женский голос творил чудеса и я на второй день побежал к ним узнать, что это было. Оказывается, ей дали послушать привезенную кем-то (нелегально, естественно) оперу «Порги и Бесс», а песня была арией Клары «Sammertime».
Потом я слышал ее в исполнении различных знаменитостей и аранжировщиков, но того впечатления, которое я получил, слушая через тонкую стенку, уже не было.
Через другую стенку, даже не стенку, а перегородку из «дранки», жил мой друг – Алик Иванов. У них была узенькая комнатка, в которой даже повернуться было трудно, и тетя Валя часто заходила к нам поговорить с бабушкой, пока строгий дядя Боря был на работе.
Он вел в Доме Юного Техника радиокружок, очевидно, еще где-то подрабатывал, наверное, уставал, потому что как только он приходил домой – прекращались всякие игры, музыка и любой шум. Даже у соседей. Ну, такой нелюдимый характер был у человека. Это потом, когда через несколько лет они получат и переедут в настоящую однокомнатную квартиру в «хрущевке», он окажется очень даже контактным и не лишенным юмора человеком.Потом они переедут в Москву и с тех пор я ничего о них не знаю.
С Аликом мы устраивали «штаб» под длинной скатертью нашего круглого стола ,( был еще старый письменный стол с двумя тумбами, но мы под ним не помещались), бегали по близлежащим улочкам , составляли собственный «план района» и играли с мальчишками в футбол на булыжнике нашего большого двора. Во дворе, в одном из огромных подвалов соседнего дома, располагался склад «Плодоовощторга», куда постоянно привозили, а потом увозили разные овощи и фрукты.
Основным транспортным средством, к нашей великой радости, были «тачки» на конной тяге. Когда такая груженная тачка въезжала, или выезжала со двора, можно было прицепиться к ней сзади и проехаться через весь двор. Хуже было, если тачка была пустая: кучер мог заметить прицепившегося и достать его кнутом. Но это бывало редко, если только какой-нибудь незнакомый кучер приедет, а так – нас уже знали и даже, как я потом понял, немного придерживали лошадей. Цеплялись мы и к грузовикам, конечно, но тут уж нас гоняли построже.
Особенно мы не любили одного грубого водителя и затолкали ему в выхлопную трубу машины несколько картофелин.
Это надо было видеть и слышать! Правда, и нам досталось.
Все дети двора очень любили, когда на склад привозили что- нибудь в деревянных бочках. Почему-то их не устанавливали в ряд, друг на друга, а сгружали «навалом», поэтому между ними оставались щели, пустоты, куда мы бесстрашно пролезали и устраивали очередной «штаб». Вся прелесть заключалась в том, что в этих бочках были соленья - капуста, огурцы, или помидоры. Вытащив затычку, вилкой можно было выковырять содержимое. С помидорами и огурцами иногда приходилось повозиться, чтобы вытянуть через узкое отверстие, а с капустой было проще.
Иногда мы подбирали немного рассыпавшейся картошки и пекли в костре, когда кто-нибудь разводил его во дворе, чтобы сварить в большом медном тазу варенье, или выварить белье в большой кастрюле – «выварке», обмазанной глиной.
Так вот, всем хорош был Алик, но он был на 2 месяца старше меня и если что-то шло не так, как он хотел, то он мог вдруг заявить: «Если так, то я не играю. Я пошел домой»
И каждый раз надо было его уговаривать и уступать.
А однажды бабушка сказала мне, чтобы я его не уговаривал, а сказал: «Не хочешь играть - не надо. У меня интересная книга есть, почитаю». И добавила : «Поспорим, что он не уйдет».
В тот же день так оно все и случилось. Разумеется, такие моменты были еще не раз, но я уже не так переживал.
Пойдем дальше по нашему дому.
Рядом с Ивановыми, в большой (по нашим тогдашним представлениям) угловой комнате жила Тамара Романовна.
По мужу она была Насидзе, поэтому избежала выселения во время войны, когда всех немцев сослали в Сибирь,или Казахстан. Все так ее и называли: по имени – отчеству. И бабушка тоже.
Родственников, нам известных, у нее не было. Жила она на крошечную, даже по тем временам, пенсию по старости, так как у нее не было необходимого трудового стажа. На эти копейки она покупала ливерную колбасу, или колбасные обрезки, или требуху и кормила своих огромных двух котов. В комнате повсюду была кошачья шерсть и перед тем, как начать игру в лото надо было ее хорошо проветрить . Распахивались оба окна и дверь на железный балкон, выходящий как раз на угол дома. Комната быстро проветривалась и все соседи рассаживались вокруг огромного дубового стола Тамары Романовны, в центре которого стояли три тарелки: одна с жареными солёными семечками, вторая – для шелухи, а в третьей были фишки для покрытия карт лото.
Обычно, все пользовались или пуговицами, или фасолинами, или мелкими монетками, а у Тамары Романовны были старые, разноцветные целлулоидные пластинки разной формы. Но их, конечно, не хватало на всех, фасолины часто скатывались с места, поэтому пользовались, в основном, 1-2 –х копеечными монетами, которые после игры ссыпались в мешок вместе с фишками, до следующего раза.
Помню, в 1961 году, после денежной реформы, соседи уговорили Тамару Романовну пересчитать эти монетки. Оказывается, за эти годы собралась сумма, может, и не большая, но для нее - впечатляющая, что было подспорьем к пенсии.
Она была очень гордая женщина и не хотела тратить эти деньги на себя, но бабушке удалось ее под каким-то предлогом уговорить. Кажется, заплатили за коммунальные услуги.
Через третью нашу стенку, жила пожилая пара. Тетя Ксения, небольшая, грузная женщина, с «варикозными» ногами, была мегрелка, а ее муж, дядя Георгий- кахетинец. Тем, кому это ничего не говорит, скажу, что это представители крайне противоположных народностей Грузии –по географии, языку, культуре, темпераменту
и, что немаловажно, по кухне ! Своих детей у них долго не было и, в конце-концов, они удочерили племянницу Георгия.
Девочка оказалась очень хорошей, к тому же обе семьи поддерживали тесные родственные отношения.
Тетя Ксения, как настоящая, зугдидская, мегрелка, варила очень вкусный гоми из кукурузной муки, и когда она заранее предупреждала бабушку, что будет его готовить, у меня был праздник. Я не мог дождаться момента, когда она войдет с глубокой тарелкой дымящегося гоми, в который уже были положены кусочки деревенского сыра сулгуни (иногда он был копченый - это просто объедение!). Если не было сыра, то мы его ели и с ткемали. Тоже вкусно. Но с сулгуни...!
Даже потом, когда я студентом приезжал на каникулы, когда окончил институт, женился , приходил к бабушке уже со своими детьми, за то время, пока я совершал свой обычный обход всех соседей, она умудрялась сварить гоми и предупреждала: «Дагмара, гоми момаквс!» (« Несу гоми!»).
Времена моего детства ( да и долго потом тоже) были нелегкими – люди не шиковали. Старались где-то подработать, на чем – то заработать, чтобы дотянуть до пенсии, или зарплаты.
Бабушка подрабатывала печатанием на машинке, или перепиской нот, а тетя Ксения периодически устраивалась на работу в разные места. Помню, одно время она работала на табачной фабрике и потом, после смены, мужчины нашего балкона «разматывали» ее, осторожно снимая обернутую несколько раз вокруг «талии» (где у нее была талия!) большую заготовку сигареты «Прима», а потом дружно аккуратно нарезали ее, упаковывали и тут же дымили – «пробовали».Каждый брал сколько хотел и расплачивался чем мог. Мне особенно запомнился тот период, когда она, несмотря на своё давление и вены, работала пекарем на хлебзаводе.
Я не помню случая, чтобы, возвращаясь со смены, даже ночью, она не приносила бы мне какую-нибудь хлебную фигурку- лебедя, олененка, или собачку. Они не были кондитерскими шедеврами, но как радовали меня ! И как вкусно пахли !
В нашем же доме, но к ним надо было подняться по деревянной лестнице со двора, жила еще одна семья, дружившая с нашей. Бабушка Тамара Гогинашвили была очень колоритной фигурой. Она курила папиросы, была очень общительной и остроумной. Завидев на балконе мою бабушку, вывешивающую белье, она могла, не вытерпев, через весь двор громко рассказать анекдот, зачастую не очень приличный, со всеми словами, отчего весь двор покатывался со смеху!
Её зять, дядя Боря Одишелидзе, приходя с работы, часто просил меня присесть на стульчик рядом с его тахтой и «почитать газеты». Я уже мог читать заголовки статей как грузинских, так и русских газет, так что он был в курсе событий.
Он очень уважал бабушку и, работая инженером в райисполкоме, как-то добился разрешения на то, чтобы отгородить поворот балкона к нашей двери и подвести туда ВОДУ И ГАЗ! тем самым получилась малюсенькая, но все же своя «КУХНЯ»!
А потом, уже возглавив какой-то отдел, исполнил давнишнюю мечту бабушки - иметь свой балкон на улицу. Во время косметического «ремонта» дома он прислал рабочих, которые переделали наше единственное окно в дверь и установили большой, железный, красивый балкон, снятый с какого-то старого дома, пошедшего на слом. На балконе мы потом поставили два кресла, мой дядя Павлик сделал откидной столик, посадил рядом со стоящим перед домом деревом лозу, подняв ее по проводам так, что она потом давала спасительную тень – это была сказка!
Бабушка просто молилась на дядю Борю!
Я еще не рассказал о греческой семье Чагуловых, с сыном которых, Филиком, папа крутил во дворе на самодельном турнике «солнце» а с дочерью, Эммой, учился в мединституте.
Не рассказал и о тете Маро,жившей в дальнем конце коридора, которую все звали «Чёрна Маро», не только за цвет волос, но и тяжелый характер. Она нас с Аликом всегда гоняла с балкона, когда в непогоду мы с ним играли на нем в футбол.
P.S. Интересное совпадение. Я родился в день «Сталинской конституции» - 5-го декабря. Оказывается, малышом я спрашивал - откуда все знают, что у меня день рождения и вывешивают флаги? А Алик Иванов родился 7-го октября. Пройдут годы и уже в его день рождения будут отмечать день Конституции!
Интересно, он помнит это всё?