Грех жаловаться

Александр Сосенский
Недавно мы с мужем приобрели новую квартиру. Переезд – дело хлопотное. Муж пошёл договариваться насчёт грузчиков и машины. А я принялась освобождать ящики комода. Нужное упаковывать в коробки, ненужное выбрасывать. И тут на дне последнего ящика нахожу свой дневник, который вела летом 1971 года. Хотела его разорвать, ведь сколько времени прошло и уж давно кануло в Лету моё детство.  Но в последний момент всё же не утерпела, открыла пожелтевшую тетрадь, прочла первую фразу: «Ура!!! Я еду на озеро Светлояр!!!» Прочла, и словно с разбега нырнула в прошлое…

Мне двенадцать лет. Я - маленькая несформировавшаяся девчонка, и ещё ни разу не выезжала за пределы нашей деревни. А тут такое событие! Целое лето в пионерском лагере на Светлояре!  Да ещё родители купили мне настоящий чемодан с металлическими уголками… Упаковали в него вещи, дали еду на дорогу и посадили в «ПАЗ»ик. 
Мы с Тоськой Редькиной, из соседней деревни, заняли места в конце автобуса, подпрыгивали и визжали, на каждой кочке разбитой дороги. Было так весело, что мы даже затянули: «Взвейтесь…  кострами…  синие…ночи!.....».

          …Пионерский лагерь представлял собой деревянные бараки, выстроенные буквой «П». Посреди лагеря – площадка для линейки с мачтой для поднятия флага. А ещё у каждого отряда своё, отдельное место: прямоугольный газон с эмблемой и названием, выложенный и разукрашенный шишками, камушками, стёклышками, песком, мхом, всем, что попалось под руку.

Наш отряд назывался «Искра» и в нём был один мальчик – Коля Капустин, капитан баскетбольной команды, который, как увидел меня, так сразу и втюрился. Но мне было не до этих глупостей. Синее пресинее небо, зелёный лес, огромное солнце, чистейший воздух и ласковая гладь Светлояра занимали меня куда больше чем какой-то Капустин.
  …К середине первой недели ребята отряда окончательно определились в своих симпатиях и антипатиях, разбились на группки. Вытянувшиеся, оформившиеся девочки игнорировали одногодок мальчишек за их мелкость и неразвитость, но с интересом поглядывали на соседей старшеклассников.  Исключением был Капустин - высокий, светловолосый, с пухлыми губами; он нравился многим девочкам.  Тося Редькина наоборот никому не нравилась. Она была слишком толстая, с крупными чертами лица и куриными мозгами. Она металась от одной группы к другой, нигде не находя дружбы или хотя бы радушия. Даже перед сном, когда девочки вели душевные разговоры, она умудрялась всё испортить, ляпнув какую-нибудь глупую грубость.  Разговор сразу же прекращался, никто не хотел с ней связываться.  Тося сильно переживала, хотя её переживания обычно выливались в ещё большую агрессию. Кажется, я была единственная, кто её не сторонился и всячески поддерживал. За что впоследствии и поплатилась…
      Хоть мы и жили на берегу Светлояра, но никто нам не рассказал историю о святом граде-Китеже, ушедшем под воду озера. Наши дни старались заполнить смотрами, эстафетами, песнями у костра и другими массовыми мероприятиями, и ещё конечно -дежурствами по кухне.

         Однажды нас с Тосей послали на озеро чистить посуду. Сидим мы на бережку, трём песком кастрюли и вдруг видим: из кустов, на четвереньках, выползает старая бабка в ситцевом платке, сползающем ей на глаза, и длинной, испачканной землёй, юбке. А вокруг бегают наши ребята во главе с Капустиным, кривляются, строят бабушке рожи, становятся у неё на пути, и она безропотно их обползает. Я просто обомлела от увиденного. Разве можно издеваться над старой женщиной?

- Эй, вы, чего делаете? 

 Колька подбоченился и говорит: «Эта бабка глупая, она в бога верит.  Думает, если озеро оползёт, то желание сбудется. А говорить и вставать ей ни как нельзя, иначе зарок нарушит. Вот смотрите, что покажу!».

И он уселся на бабушку верхом. Та покачнулась, но выдержала и продолжала ползти.  Тоська громко заржала.
Я, как закричу: « Слезай сейчас же!» – и замахнулась на Кольку мокрой тряпкой. Он соскочил с бабки, а та остановилась, посмотрела на меня из-под платка. Глаза у неё прозрачные, глубокие и влажные, как вода в озере…
 Я спрашиваю:
-Бабушка, вам помочь?

Она молча головой мотнула и дальше поползла. Странно мне это и непонятно…

В лагере я решилась расспросить об этом вожатого. Он сказал, что если уж объяснять, то не мне одной, а сразу всем и велел собрать отряд.  Вожатый рассказал нам, что «раньше на месте лагеря стояла церковь и поэтому некоторые отсталые граждане считают озеро – святым местом, и по своему  невежеству обползают его на коленях, думая, что Бог им поможет в жизни. Но советские пионеры знают, что никакого Бога нет, всё это суеверие и пережитки прошлого».
-Лишь глупые бабки в Бога верят! - Тоська в точности повторила слова Капустина.

А ночью она впустила к нам в спальню мальчишек, и они измазали всех зубной пастой… Только всё равно они с ней не дружили и по-прежнему, как и раньше дразнили «тупой коровой».   Капустин же продолжал «по мне сохнуть».

 Воскресенье в клубе устраивали танцы. Маленький зал освобождали от стульев, включали магнитофон «Ровесник».
В начале танцевали только вожатые. Девочки, сбившись в кружок, делали вид, что им всё равно, а мальчишки боязливо жались по углам, сверкая оттуда глазищами.
Зато во время быстрых танцев все выскакивали на середину, становилось тесно и весело, но как только начинала звучать медленная мелодия, большинство вновь прилипало к стенкам.
Поэтому-то каждый танец с мальчиком становился настоящим событием, пищей для разговоров и сплетен.
В то воскресенье меня пригласил на танец Капустин. Если честно, мне было всё равно. Я тогда вообще никого из мальчишек не выделяла, никто из них мне не нравился, наверно просто ещё не подошло время…
Потоптавшись с ним под музыку, я вернулась к девчонкам, которые обступив меня, закидали вопросами: «Ну как? Прижимался? А что говорил?»  Я многозначительно молчала, не рассказывать же им, что он мне на ногу наступил, а больше ничего такого и не было.
На следующий день перед обедом нас повели на озеро купаться. Переодевшись в купальники, надев резиновые шапочки, мы по команде вожатых, визжа и подымая фонтаны брызг, бросились в воду. Рядом со мной оказалась Тося. Когда я повернулась к ней спиной, она вдруг прыгнула сверху. Плаваю я хорошо, но от неожиданности ушла под воду, наглоталась воды. Дёрнувшись вперед, я всплыла набрать воздуха. Но Редькина, схватив меня за плечи, снова погрузила под воду. Я отчаянно пыталась вырваться и всплыть. Она не пускала. Нашарив её ноги, я, как по канату, хотя в её случае, как по сваям, старалась подтянуться к поверхности и не могла…
И тогда, пустив пузыри, я утонула… Точнее: сделала вид, что утонула…
Решение пришло неосознанно. Пустив пузыри, я перестала сопротивляться, расслабилась, опустилась на дно. Наступила вязкая тишина, сквозь которую глухо пробивался звук похожий на тот, когда в магнитофоне зажёвывается  лента.
Редькина ослабила хватку и в тот же миг, оттолкнувшись от дна, я вынырнула наружу. Отплыв подальше, закричала.
-Тоська! Дура! Ты меня чуть не утопила!
-А зачем ты с Капустиным танцевала? -  ответила она, и её тупое лицо выразило сожаление по поводу моего неожиданного спасения.
С того дня и до конца смены я все время была настороже; старалась держаться подальше от этих «овощей»: Капустина и Редькиной.  И когда приехали родители, заявила, что ни за что на свете не останусь на вторую смену! Перед отъездом я сбегала к озеру и разложила вдоль тропинки конфеты для верующих бабок; если они опять поползут вокруг озера, то найдут конфеты, скушают их и им станет легче…

Вернувшись с родителями домой, я вдруг обнаружила, что все платья оказались мне малы, так я вытянулась и округлилась за этот месяц. Значит, все-таки недаром Колька на меня заглядывался! 

…Дочитала я свой дневник, и не сразу пришла в себя, сижу, хлюпаю носом, вытираю глаза. Заходит дочка.
–Мам, ты чего?
- Да вот  вспомнила… , как  в детстве в пионерском лагере отдыхала…
- Мам ,а какое у тебя было детство? 
Обняла я её, поцеловала, заправила крестик за футболочку.
- Хорошее было детство, дочка. Очень хорошее! Грех жаловаться…