У них у всех в этом кафе было о чем поговорить. Голоса сливались со звоном посуды, музыкой и повисали в воздухе вместе с клубами сигаретного дыма. Девушка стояла у барной стойки и скользила рассеянным взглядом по меню. «Кофе… Только кофе» - как будто выдохнула она. Потом ей показалось, что стало тише, и напряженная пустота заполнила ее всю. Сняв пальто и присев за свободный столик, она поморщилась от взглядов, в которые окунулась.
Их было трое, они сидели рядом, и каждый исподтишка разглядывал ее. «Глаза и рот очень привлекательны», - думал один. Он закурил сигарету и представил ее обнаженной. Ей лет двадцать пять и она наверняка не худая. Он не любил худых женщин. Все они представлялись ему жадными и тупыми. Куда это годится, чтобы женщина была тупой. Она начинает болтать без умолку, а он сам любил поговорить.
«А в Египте почти не пьют, - рассказывал второй. – Какое-нибудь дерьмовое винцо там стоит недешево, а приличного вообще не найти, поэтому надо обязательно везти с собой запас». Перед ними стояла бутылка коньяка, опорожненная наполовину.
Третий ей кого-то напомнил. Огромные глаза, худые скулы, едва уловимая улыбка. Он сидел, затягиваясь сигаретой, его взгляд блуждал по залу, потом остановился на ней, был липким и холодным, уходил и снова возвращался. Она отвернулась. Официантка, женщина лет пятидесяти, с тяжелой походкой и хмурым лицом принесла кофе. «И еще, пожалуйста… - Девушка взглянула на бутылку коньяка за соседним столиком. – Коньяка...Пятьдесят грамм». И что это ей пришло в голову встретиться с ним в такую погоду! Глупость за глупостью и никакого просвета. Официантка зло посмотрела на нее. В голосе девушки ей послышалось пренебрежение. «Сучка!» – решила она. Молоко на губах не обсохло, а все туда же… По барам. Надо думать, коньяка ей захотелось.
Мужчина, рассказывавший о Египте, смотрел на руки девушки, с которых она только что сняла перчатки. Обручалки нет. Может быть, не замужем. Руки чистенькие, белые, ногти короткие, не накрашенные. Девочка, в общем, милая, но неинтересная. Он устало перевел взгляд на сидящих недалеко двух женщин. «Хорошо бы пригласить их за наш столик. У них шампанское, у нас коньяк…» Женщины ему нравились. Обе были крупные блондинки среднего возраста с несвежими, раскрасневшимися лицами. Было в них что-то заманчивое и нужное именно сейчас, в такую погоду. Почему, мужчина не знал.
Девушка тоже смотрела на них. Подруга, шампанское, и не то, чтобы легко на душе, а просто никаких мыслей. Разве что о погоде. Сейчас там, за дверью, метель. Люди с забитыми снегом, мертвыми глазами бегут, не разбирая дороги, куда угодно – лишь бы спастись. Маленькие рыжие котята прячутся в подвалах, и уже там, у теплых труб, сладко засыпают, прижавшись друг к другу мокрыми, лишайными телами.
Блондинки, видимо, наговорившись, томно зевали и искоса поглядывали в сторону мужчин.
«А тот за соседним столом все глаза проглядел. Знал бы мой, как мужики на меня смотрят, - думала одна. – Пятнадцать лет прожили, а он ночевать не приходит. Сволочь! Мразь! Что же, я не женщина? Только бы дома застать. Можно подумать, я не права!»
- Слышишь... - с обидой в голосе обратилась она к подруге.
- Эти кобели явно на нас глаз положили, - перебила ее та.
- Я вижу. Двое, по крайней мере.
Третий действительно их не замечал. Он по-прежнему курил, положив ногу на ногу и повернувшись к окну. Потом вдруг засобирался, стал суетливо искать под столом сумку, торопливо застегивать пальто.
- Да, да. Вы сидите. А мне пора, - пробормотал он, кутаясь в старомодный мохеровый шарф. Затем попрощался и быстро вышел.
Девушка допила коньяк, одела перчатки. Ее лицо заострилось, она уловила гул ветра за хлопнувшей дверью, рассеянно отметила, что тот, третий уже ушел, незаметно и неожиданно. Тоскливо, муторно и горячо стало в груди при мысли о предстоящей встрече… Он, конечно, будет серьезен и нежен, той безразличной холодной нежностью, которую она так ненавидела в нем. Он спросит, как ее жизнь и, может быть, пригласит к себе. А она, как обычно, безропотно, путаясь в мыслях и чувствах, и ощущая озноб по всему телу, согласится.
Когда она вышла из кафе, ветер чуть не сорвал с нее шапку. Она натянула ее сильнее и, прикрывая рукой лицо, свернула в ближайшую подворотню. Ветра во дворе почти не было, снег падал спокойнее, мягче. Она приостановила шаг и жадно вгляделась в светящиеся окна. Они все были плотно зашторены. И это вдруг испугало ее. Впереди чернел проход в следующий двор, и она почти побежала…
Человек, внезапно появившийся, и как-то безобразно изогнувшийся перед ней, на секунду показался нереальным. Девушка почувствовала сильный удар под ребра, голова откинулась – перед глазами мелькнули зашторенные окна. Ее куда-то тащили, а она думала, что не может кричать.
Наутро, у стены одного из домов двое слесарей нашли изуродованный труп. Они долго и уныло всматривались в разбитый череп и окровавленное лицо.
- Да-а, - задумчиво протянул один.
Он сплюнул и добавил:
- Ну что, будем ментов вызывать? А вы что здесь делаете? – заорал он вдруг на двух рыжих котят, вылезших из подвала.
- Не ори, - проворчал второй. Улыбаясь, он смотрел на котят, вытаскивая из детства рыжие пушистые комочки воспоминаний. Ему было лет десять,когда он играл с такими же, а однажды, он вдруг вспомнил, они с мальчишками нашли труп на заброшенном пустыре - мертвый мужчина лежал, уткнувшись лицом в землю и неловко подвернув руки. Тогда он подумал, как и сейчас, что смерть не страшна, когда к ней подходишь вплотную, к ней просто нужно привыкнуть.
Придя ночью в свою коммуналку, девушка закрыла дверь в комнату на ключ. Затем достала из шкафа старую сумку и бросила в нее окровавленные перчатки, сняла пальто и аккуратно свернув и разгладив складки тоже сложила в сумку. Завтра она поедет в пригород, найдет уличный туалет и утопит все вещи. Предусмотреть все невозможно. Но она предусмотрит. Что это было? Убийство? Чушь. Самозащита. Состояние аффекта. Впрочем, страх исчез почти сразу. Когда он тащил ее к подвалу, не давала покоя одна мысль: она не сможет прийти на встречу! Злость, смешанная с тупым упрямством захлестнула ее. Было ясно, что ублюдок не собирался убивать ее сразу, или вообще не собирался... Делая вид, что потеряла сознание, она расслабила все мышцы, а он тащил ее за шиворот пальто, задыхаясь и что-то пришептывая. Ее глаза были прищурены, но даже в темноте она узнала его острый подбородок и мохеровый шарф в клетку. Третий... Потом он ударил ее в лицо и попытался засунуть шарф в рот, а она, уже у стены дома, ничуть не сопротивляясь, свободной рукой нащупала пивную бутылку.
Так она просидела час, смотря в одну точку, и не ощущая практически ничего. Потом подумала, что хочет есть, и даже выпить — это прекрасная идея, она сейчас приготовит ужин и пригласит его к себе. Не так далеко он живет, чтобы не прийти. Она взяла телефон, набрала номер. «Это я. Прости. Ты долго ждал? Я не смогла. Кажется, я заболела. Да, температура. Но может ты придешь? Я приготовлю ужин. Нет… Но почему?» Она нажала отбой, и через секунду телефон полетел в стену. Потом начали стучать соседи, метель за окном закружилась сильнее, в комнате как будто потемнело… Теряя сознание, она думала о том, кто отвергает ее любовь.
Утром, открыв глаза, она поняла, что ее по-прежнему сильно знобит. Она с трудом встала, расправила слипшиеся от пота волосы, подошла к зеркалу, встретилась взглядом с больными, почерневшими глазами, и уже там, в старом помутневшем по краям стекле увидела висевшее на вешалке пальто, целый телефон на столе. Что было ночью? Это был бред, сон? Затуманенное болезнью сознание внезапно отразило в зеркале лицо того, третьего. Она должна была его убить, хотя бы так, в бреду. Убить, чтобы освободиться от своей любви к другому. Она поднесла руку к опухшим разбитым губам и улыбнулась.