Бабочка в поезде

БАБОЧКА В ПОЕЗДЕ

Карина ГЕРЧИКОВА-ЯГЕР

(перевод с английского – А.Герчиков)

Джефф Уилсон уезжал из Нью-Йорка одним из самых последних вечерних поездов в свой «спальный район». В Нью-Йорке он работал, в пригороде жил в собственном доме. Быстрее, удобнее, да и дешевле было воспользоваться собственным автомобилем, но  приятной, комфортной езде в шикарном автомобиле, он всегда предпочитал поезда, нередко переполненные пассажирами. Надо сказать, что и вообще он предпочитал людные места. Не потому, что не любил или боялся одиночества или, наоборот, ему нравилась толчея. Нет, он «шел в народ» ради возможности, смотреть на людей, наблюдая их лица, изучая их жесты. Поезда были идеальным местом для этого. Иногда его наблюдение прерывалось, едва начавшись с момента, когда он садился в поезд, до того, как объект его внимания выходил на ближайшей остановке. В иных случаях, заинтересовавший его попутчик ехал долго, и Джефф имел все шансы для длительного наблюдения.

Большинство из людей, которых Джефф видел в поездах, были ему неинтересны, особенно те, которые, как и он сам, ездили одним поездом изо дня в день, не меняя маршрута. Строго говоря, нельзя сказать, что он видел одни и те же лица день ото дня, но люди выглядели очень похожими – вялыми по утрам и изнуренными вечером. Они выглядели одинаково, они делали одно и то же: читали газеты, разговаривали, иногда смеялись, печатали что-то в своих ноутбуках, говорили по мобильному телефону, а большая часть – просто спали. Словом, мало зрелищная сия панорама являла собой нечто привычное и скучное как каждодневный пудинг. Но не для Джеффа. Он изучал их позы, выискивал взглядом индивидуальные особенности их движений, пытался угадать их профессию, возраст, происхождение, говорят ли они с акцентом или нет, строил предположения об их жизни в прошлом, как прошел у них этот день.
Разумеется,  не было прямого способа, установить правильность его домыслов,  однако если бы такая возможность существовала, он бы сам поразился тому, насколько близки к истине были результаты его наблюдений и умозаключений.
Джефф не был ни психологом, ни психиатром. Не был он и писателем, наполняющим свою творческую лабораторию типажами. Но ему были интересны люди, личности. Особенности лица, рук, осанки, цвета кожи – все это влекло его и, нередко, зачаровывало.

Джефф был фотограф-профессионал. Он работал на несколько всемирно известных журналов. Большинство красивейших женщин (или, по крайней мере, слывших  таковыми среди  большинства современников), считали величайшей удачей стать его моделью. Неким мистическим образом, его работы были явлением выдающимся даже в сравнении с фото-произведениями его более опытных коллег, каковых принято именовать «мэтрами». Однако, разве можно считать мистикой скрупулезную подготовку к съемкам, вынашивание, продумывание до нюансов  новых проектов. Иногда на это уходили годы. Лишь тогда он чувствовал себя готовым к реализации замысла, когда  был уверен в правильности  выбора модели, композиции, антуража, освещения, гаммы цветов...

 Будь то коммерческий заказ или плод его собственных творческих фантазий, Джефф уделял пристальнейшее внимание деталям, нюансам, для большинства людей, как бы и не существующим, он добивался безукоризненности, продвигаясь от просто привлекательного к прекрасному   и при этом, самобытному. Он останавливался лишь тогда, когда был уверен в том, что  сделать свое произведение еще более совершенным  он уже не сможет, и у него не возникало желания что-либо  изменить  или переделать.
 Когда он работал, не замечая времени, и даже не вспоминая о пище  и отдыхе, то всегда пробовал, «примерял» множество ракурсов, углов съемки, поз, теней, полутеней, яркость и цвет освещения. Он доводил до изнеможения моделей, своих ассистентов, но те из них, кто любил свою работу, процесс творчества, экспериментирование,  те, кого завораживали его одержимость, стиль и методы его творчества,  жаждали работать с ним и только с ним.

Джеффу  нравилась его работа. Он любил фотографировать, и делал фотографии с тех пор, как мог помнить себя. Горы, деревья, мосты, водопады, муравьи, тащащие на себе листья – когда он был мальчишкой. Самолеты, поезда, фейерверки, ружья – когда стал тинэйджером. Студентом колледжа он увлекся экспериментальной фотографией – наслоение изображений,  создание коллажей, использование различных фильтров, варьирование фокуса. Но все эти годы более всего ему нравилось фотографировать людей: портреты матери, отца, деда и бабушки, приятелей, соседей по улице, одноклассников. Он делал снимки людей в изумительных парках, в местах для развлечений, и людей работающих. Печальных, счастливых, смеющихся, плачущих, рассерженных, равнодушных, вдохновленных, одержимых. Старых, молодых, статичных и в движении…

Временами казалось, что он делал это всю жизнь, он даже не мог, как ни старался, вспомнить, с чего это все началось. Но, уж если бы, в самом деле, постарался, то вспомнил бы. Фотография девочки, с которой он тогда встречался, вышла столь удачной, что была напечатана в местной газете, затем – в небольшом журнале колледжа, не оставшись незамеченной и другими журналами, и понравилась настолько, что Джефф получил предложение о сотрудничестве. Вот так и началась его карьера.

В дальнейшем он получил массу призов, и его фотографии появлялись в сотнях журналов и книг. Он снимал дикую природу и цивилизованную, размеренную жизнь, неподвижные и движущиеся объекты, но знаменитым сделали его портреты. Когда его спрашивали, почему из многообразия сего, что он фотографировал, ему более всего нравилось снимать лица людей, он отвечал неизменно: «Потому что, они такие прекрасные, и такие разные». Он и сам задавался таким вопросом, но исчерпывающего ответа не находил. Быть может, это было восхищение совершенством, безупречностью потрясающей красотой, идущей изнутри. Быть может, им двигало стремление понять, что делает одни лица привлекательными, а другие отталкивающими, омерзительными.

Поиск гармонии, чистых линий, совершенства симметрии, иногда – асимметрии, делавшей лицо необычным и потому интересным.
Но, скорее всего, более,  чем что-либо (и поэтому он гнал от себя эту мысль), то была угасающая, но все живущая в нем иллюзорная надежда, в форме  глаз или улыбке, найти сходство с ней, Анжелой, женщиной, которую он любил, и она была его женой  восемь лет и тридцать семь дней до ее смерти от странной болезни, которая развилась и убила ее менее чем за год.
Врачи считали, что она, каким-то образом, повредила голосовые связки, и оперировали ее гортань. После операции она могла говорить только шепотом, с придыханием, и те, кто знал присущую ей мягкость натуры, находили, что это придает ей еще больше шарма и женственности. Никому в голову не приходило, тревожиться о ней. Она ни на что не жаловалась, и выглядела красавицей, как и всегда раньше.

Однажды Джефф вернулся с работы и, с удивлением, обнаружил Анжелу сидящей в кресле-качалке в гостиной. Он решил не будить ее и перенести в кровать. Он расправил локоны, ниспадавшие на ее лицо и, наверное, в тысячу первый раз подумал, как прекрасно это лицо. Лишь когда, он не смог взять книгу, которую она все еще держала в руке, он начал соображать, что спящий человек не может сжимать в руке что-либо так крепко. Только тогда он ощутил, что руки ее холодны, и она не дышит.
Экспертиза установила, что у нее была опухоль, что скончалась она быстро, вероятнее всего, не осознавая, что умирает, возможно, пыталась прокашляться, и даже не успела поразиться внезапно наступившим удушьем.
Это случилось так давно. Он никогда после этого не был женат, не заводил любовных интрижек, и даже не помышлял о других женщинах. У него не было депрессии, душевного кризиса, он не запил, не сменил дом, он оставил все так, как было в последний день ее жизни. Те же картины на стенах, те же занавеси на окнах, он не тронул закладку в книге, которую она читала, оставив ее на той же странице. Он со смирением воспринял факт, что женщину, которую он любил глубоко и преданно, куда-то позвали, и она должна была  пойти на зов. Сам Джефф жил в фатальном  ожидании дня, когда позовут и его. Туда же. Он не пытался приблизить этот день, более того, знал, что должен ждать, ощущая связь между ними столь же явственно, как и всегда, за исключением того, что это была связь между двумя людьми из двух разных миров. Но разве это существенно для тех, кто любит?

Джефф не забросил работу. После ее ухода, работа была единственным, в чем он нуждался, и чем обладал.
Важнейшей частью его работы был поиск потенциальной модели. В отличие от его собратьев по профессии, для него модели не были «девочками», «материалом» или возможностью любовной связи. Они были людьми, с кото-
рыми он работал, они открывали новые горизонты, новые грани его искусства. Они были прекрасными творениями Бога. Ну, и, конечно же, они означали: больше работы.
Неизменно вежливый, тактичный, чувствующий тончайшие изменения настроения, эмоций, безупречно порядочный в бизнесе, остающийся джентльменом в любой ситуации, он никогда не имел проблем с процессом поиска модели для воплощения своего замысла.
Множество женщин, по завершении работы, чистосердечно говорили о том, каким наслаждением было, работать с ним, как благодарны они, что в каждой из них он видел личность, но не «материал». Те из них, кто работали с Джеффом подолгу, и знали историю его жизни, испытывали особое уважение к нему, а во взорах их, обращенных к нему, читались почти материнская теплота и эфемерная печаль, что само по себе, было редкостью для этих, во всех прочих ситуациях, агрессивных, самоуверенных, сильных женщин. Они даже не пытались флиртовать с ним, зная, что его любовь была редчайшим случаем неизбывной верности.

Он заприметил ту девушку, когда его поезд приближался к станции. Она стояла, прислонившись к перилам, читая что-то под тускло-желтым светом уличного фонаря. У нее было бледное, худощавое лицо, светлые, в беспорядке волосы, глаза, скрытые ресницами, пробегали по строчкам ее книги. Ресницы ее были довольно темными, без туши – должно быть, переутомление, недосыпание, напряженная работа. Она читала что-то, что вызвало ее улыбку - быстрое движение губ, блеснули зубы. Лишь мгновение. Но одной этой улыбки, одного этого мига было достаточно для того, чтобы Джефф понял, что он может сделать из нее звезду.

После того как поезд тронулся с места, а новые пассажиры разместились, Джефф встал со своего места и направился к двери вагона. Он не торопился. Он знал, что до следующей остановки не менее двадцати минут. У него была масса времени, чтобы найти ее, и заговорить с ней. Быть может, даже получить согласие, начать работать с ним.  Для него не было проблемой, завязать разговор с незнакомкой по делу или без определенной цели. Он был способен вступить в контакт с любой женщиной любого возраста, в любое время дня и ночи.  И неважно, была ли она одна или с компанией – мать с ребенком на руках и стоящим рядом с ней мужчиной – он лишь подходил  к ней, и цель была достигнута. Он заговаривал с ней, даже не владея ее языком,вынимал  фотокамеру из футляра, старался объяснить свои намерения. Большинство женщин пугались поначалу, думая, что он псих, но, спустя несколько минут, спокойная уверенность Джеффа, его манеры и естественная улыбка делали их менее напряженными. По-видимому, известный ему истинный мотив контакта (не тривиальный поиск самки самцом), его искренность и доброжелательность женщины угадывали инстинктом, и начинали верить ему почти сразу же. Его глаза не пробегали от их бюстов до бедер, как это делают большинство мужчин – беззастенчиво и даже не пытаясь скрыть своего вожделения. Джефф смотрел им прямо в глаза, и взгляд его не говорил: «Ты – красотка, и я хочу тебя», но: «Вы прекрасны, и я так хочу работать с вами».

Он отыскивал свою потенциальную модель в самолетах, на пляжах, в ресторанах, где некоторые из них шикарно ужинали, а другие поджидали кого-то, сидя за столиком. Он искал и находил их в больницах, магазинах, лекционных залах.
В четвертом вагоне он нашел ее. Джефф сделала несколько шагов в ее направлении, но внезапно остановился. Какой-то незримый силовой экран стал для него непреодолимым препятствием. Он медленно опустился на одно из свободных мест, и стал вглядываться в нее. Она сидела почти напротив него в конце вагона, все еще читая книгу.
Ее лицо, несомненно, прекрасно, - подумал Джефф. Нет-нет-нет. Оно было, оно было…Оно не было идеальным. Нет, опять не то. Не было ни одной черты, которую можно было бы назвать идеальной. Это не было…мгм, хорошенькое, смазливое, кукольного типа личико. Не красивое, не хорошенькое, определенно не милашка, но совершенно  точно – привлекательное.

По многолетнему опыту Джефф знал, что существует два типа привлекательности: первая, что называется, с первого взгляда, она буквально «впрыгивает» в ваши глаза.  Другая – наоборот, поначалу кажется, не стоящей внимания и лишь при продолжительном и внимательном рассмотрении, открывается как бутон сказочного цветка. Эта девушка относилась ко второму типу.
Джефф называл это «феноменом второго взгляда», когда постигаешь неординарную особенность, нестандартность типа неверных пропорций или тех самых отличительных особенностей, далеких от идеала, и начинаешь видеть красоту, прячущуюся, или, скорее,  обрамленную  всем этим, более того, усиливаемую и подчеркиваемую внешним несовершенством. Но все это было из области теоретизирования, в чем Джефф, как ему казалось , не был особенно силен, будучи личностью, практического склада. В работе он точно рассчитывал фокусирование, дистанцию между объектом и камерой, определял ракурс и т.п.
Она может попасть в три-четыре приличных журнала, быть может, даже на обложки, - размышлял Джефф, и уже взялся за ручку сидения, что бы встать и направиться к ней, но рука его бессильно упала на колено, и он остался сидеть на своем месте. Он закрыл лицо руками, опершись локтями в колени, и сидел в такой позе…кто знает, как долго.
Ничего подобного не случалось с ним прежде в течение всей его карьеры. Увидев женщину и решив, что она – то, что он искал, он подходил к ней и начинал разговор. Он не нуждался в представлении ей общими знакомыми, ему не нужна была предварительная информация о ней, у него никогда не было проблемы первого контакта.
Он посмотрел на нее снова. Теперь она сидела, выпрямившись, держа на коленях свою книгу открытой, глядя в окно и улыбаясь своим мыслям.
Джефф не мог не отметить еще раз, как выделялось ее лицо от физиономий всех прочих вокруг нее. Ее улыбка.  «Улыбка предопределяет индивидуальность», - много раз говорил Джефф своим моделям. И он действительно был убежден в этом. Только вот люди улыбаются все реже. Ему редко удавалось видеть естественную, настоящую улыбку, особенно в мегаполисах, в которых он провел большую часть своей жизни. Люди в поездах, уныло спешащие, сонные по утрам, вымотанные вечером, люди в автомобильных пробках, люди в ожидании зеленого света на пешеходном переходе, люди, выстроившиеся в очередь в бистро. Наверное, у них не было повода для улыбок. Их заботы явно преобладали над радостями.

Что касается девушки, то Джефф пытался отгадать, чем она зарабатывает на жизнь. Одета как все, она и могла быть кем угодно. Секретарем, медсестрой, официанткой, библиотекарем, домохозяйкой, учительницей. А может быть, она еще учится в колледже? Возможно.  «И чему это она улыбается?» - строил догадки Джефф. «Удачному рабочему дню, повышению в должности, был день получки, нашла новое жилье? Может быть, она влюблена? Интересно, кто он…Чуток ли он? Осознает ли он, насколько она хороша собой? В самом деле, понимает ли он, сколь великолепна, обаятельна, очаровательна эта девушка? Я мог бы ”сделать”  ее  потрясающей. Мне бы не пришлось затрачивать слишком много усилий для этого. Она может быть королевой. По крайней мере, я мог бы “запустить” ее, а дальше – ее дело. Я был линией старта для стольких женщин…
 Некоторые имели головокружительный успех в течение нескольких месяцев, а затем – никто не помнил даже их имен, но некоторым взобравшимся на вершину, удавалось закрепиться, и оставаться там».

Он помнил всех моделей, с которыми работал, их имена, год встречи с ними, названия журналов, напечатавших их фотографии, суммы контрактов. В его сознании одно лицо следовало за другим, одна судьба – за другой, образуя то, что называется нитью памяти.
Некоторые из них, впервые вошедшие в студию, уже были знаменитыми, влиятельными, уверенными в себе, богатыми женщинами. Они  знали свои достоинства и недостатки, и научились искусно камуфлировать последние, используя, точнее, эксплуатируя – первые.
Других приводили в студию их матери – «дебютантки», тринадцатилетние дети, красоту в которых узрел какой-нибудь дизайнер, фотограф или продюсер.

Первая из девушек, Сэнди, его юношеская любовь, принесла ему успех, но сама не стала знаменитостью. Ее, в принципе, не привлекала карьера фотомодели, и она поступила в колледж сразу после школы. Однажды он забежал к ней, когда приезжал в родные места, повидать родителей. Она была так же хороша, как и во времена, когда они учились в школе. Только несколько морщинок у глаз, а ее маленькая дочь была ее точной копией.
Потом было множество других девушек, которых ему довелось фотографировать для рекламного бизнеса, по указанию его боссов.

 Затем была Мисти, первая девушка, которую он сам нашел. Она была модельером причесок в салоне, куда он ходил стричься. То был тип женщины – не красавицы от природы, но сделавшей себя таковой. У нее были фантастические длинные, рыжие волосы, являвшие чудо сами по себе. Она всегда сама делала себе макияж и прическу, даже после того, как стала популярной и имела несколько помощников. Никто не смел, прикасаться к ее волосам.
Когда ей был тридцать один год, и она достигла пика своей карьеры, врачи обнаружили у нее раковую опухоль. Под влиянием химиотерапии она потеряла свои роскошные волосы почти полностью, что сделало невозможным, завершить предусмотренное контрактами, но все компании были настолько шокированы произошедшим, равно как и тем, насколько это было стремительно, что они решили заплатить ей столько, как если бы она завершила все контракты. Она продолжала работать, вернувшись к моделированию причесок, и имея к тому времени собственный салон. Она преуспела в сооружении причесок для нескольких фильмов в историческом жанре. Джефф услышал даже о том, что она написала книгу – впечатления онкологического больного. Очень стойкая женщина. Никогда не сдающаяся

Потом была Линда. Очень рослая, крупная, коротко стриженая, с большими темными глазами. Он встретил ее  в цветочном магазине. Женщина, страстно любившая все прекрасное, очень талантливый дизайнер, неплохо писавшая акварели, любившая цветы, получившая образование в Европе. Море вкуса, класс, дивное чувство гармонии. Она не соглашалась быть моделью, пока ей не предоставляли возможность сначала обсудить каждую из проектируемых работ с фотографом: фон, цвет ее платья, соотношение света и тени, сбалансированность композиции в целом. Линда не допускала выхода в свет своего фотопортрета, если с ее точки зрения, это не был по-настоящему классный снимок. И, конечно же, рядом или вокруг нее должны были присутствовать цветы, деревья, листья, лепестки. Почти на каждом фото с ее участием – цветы в волосах, в ее руках, вокруг шеи, диадемы из цветов, которые в России называют  «веночек» вокруг головы. Она была феей цветов. Из-за ее упрямого стремления к совершенству, приводившего к препирательствам с фотографами, долгое время, кроме Джеффа, никто ее не знал. Но после того, как одна из ее фотографий появилась наконец-то на обложке солидного журнала, ей был предложен солидный контракт знаменитым дизайнером из Италии, который, как и Линда был помешан на цветах. Она должна была вытерпеть тренировки, и научиться особой походке перед шоу, которые были подлинным наслаждением для нее. Однако, во время одного из шоу, она каким-то образом упала с подиума, возможно, одурманенная ароматами, исходившими от множества цветов, задействованных в этом сеансе. Из-за этого падения она потеряла ребенка, который уже жил внутри нее. Ее муж, который всегда был против ее участия в шоу, не смог перенести общую утрату, и вскоре развелся с ней.
Она вынуждена была продать свой цветочный магазин, и отправилась в Англию, где жил ее отец. Поговаривали, что она всего лишь помогала отцу на его маленькой ферме поначалу, потом стала затворницей, появляясь изредка в бакалейной лавке. Через несколько лет она оправилась от пережитого, и, с помощью отца, открыла свой небольшой магазин цветов. Иногда рисовала – всегда один сюжет: ребенок-ангел и цветы. Боль так и не зажившей раны.

Салли, девушка не из красавиц,  но с роскошным телом, совершенными пропорциями и потрясающими зубами. Она была из тех, кто чуть удачливее других, казалось, все давалось ей легко,  она заключала  выгодные контракты, деньги, популярность просто лились на нее. Но она стала страшной лентяйкой, не желала сверхурочной работы, отвергала предложения, связанные с поездками, не желала работать более двух часов в день. Исчезла так же стремительно, как и появилась.

Тамми, наоборот, была великой труженицей.  Она создала себя сама. Работала, как  безумная, не отдыхала даже, когда нуждалась в этом. Работала на несколько гигантских компаний одновременно, иногда совершая два-три перелета в день, дабы не упустить возможность, сделать еще одну работу. Кончилось все нервным истощением, когда ей было двадцать семь лет. Длительное лечение в лучших клиниках так и не позволило ей вернуться к работе.
 
Криста, девочка с нервным лицом, нервными жестами, импульсивная, нетерпеливая, временами, плохо справлявшаяся с работой. Но…о, что за лицо было у нее! Что-то мистическое было в нем, что-то пряталось в глубине ее зеленых глаз. Джеффу сближение с ней стоило громадных затрат нервной энергии, ее неорганизованность была побеждена его шармом. Она создала себе кучу неприятностей, связавшись с жуткой компанией, странными соседями и едва не была убита ее ревнивым бойфрендом. Алкоголь, наркотики…Она становилась все бледнее, и худела день ото дня. Потемневшие глаза, лицо в морщинках, дрожащие руки. Ее контракт вынуждены были разорвать после нескольких предупреждений. Джефф пытался помочь, спасти ее: бессчетное число  раз он говорил с ней, выводил из очередного запоя, пытался вернуть в русло нормальной жизни, вернуть к жизни. Сколько раз он увозил ее из ночных клубов домой, чтобы утром она была бы в состоянии работать. Он показывал ее лучшим врачам, чтобы излечить ее, победить ее пристрастие. Тщетно. Она старалась выглядеть наилучшим образом, но лишь ради того, чтобы получить работу, заработать денег и…купить очередную дозу. Грустно, очень грустно – чудная девушка, имела столько возможностей, но разрушила себя сама.

Марта, девушка, которую он нашел, путешествуя по Корее. Имя ей было выбрано позднее, чтобы другим проще было его произносить. Белокожая, с миндалевидными глазами, маленький яркий рот – нежный светлый цветок, деликатная, застенчивая. Ее звали «Китайская Куколка», а она смеялась в ответ, и говорила: «Я из Кореи, а не из Китая». Она согласилась приехать в Штаты, и имела оглушительный успех. Но это буквально разрушило ее семью. Она не хотела возвращаться, а ее родители не желали покидать родной кров. Депрессия, одиночество, безмолвное страдание. Невероятная популярность и несчастливая личная судьба.

Доррис, дама, которую он встретил в музее. После появления ее на одной из обложек какой-то маньяк стал звонить ей по телефону, и буквально преследовал ее повсюду. Она расторгла свой контракт, и уехала с мужем в другой штат. Никогда уже она не была моделью. Великолепная, очень талантливая женщина. Могла бы сделать прекрасную карьеру, но покинула сцену безвозвратно.

Он вспоминал все больше лиц, имен, историй, традиций, разбитых сердец, разрушенных семей. Никогда прежде он не задумывался об этом глубоко. Что за скорбное раздумье!
Когда женщины входили в студию на одиннадцатом этаже, свои тревоги, волнения и боли они оставляли по ту сторону двери. Перед камерой они скрывали свои собственные чувство, свое внутреннее состояние в данный момент. Они должны были выглядеть так, как от них требовали: грустными или счастливыми, задумчивыми или беззаботными и всегда – прекрасными, разумеется.  «Улыбка. Смех. Выглядеть усталой. Побольше огня в глазах. Давайте-ка, покажем эти прелестные зубки. А теперь грусть, печаль, почти плач. Хорошо. Нет, не так, ты не выглядишь естественной, расслабься. Лучше, намного лучше. Сейчас попробуем нечто другое…»
И они делали все это. Они выполняли все его требования. Это была их работа, их контракты, их обязанности, их хлеб насущный. Большую часть времени он видел их раскованными, обольстительными, счастливыми, обаятельными, с победными улыбками и уверенностью во взгляде.

Он не видел их голодных обмороков, когда они «держали вес». Он не видел отторжения их близкими, друзьями. Он не видел их, избитых ревнивыми любовниками. До него доходили слухи о том, что та или иная оказывалась подвешенной на крючок алкоголя или наркотиков. Он ничего не знал об их судьбах до того, как они переступили порог студии, и что было с ними по завершении контракта. Он всегда полагал, что они счастливы тем, что делают. На что только не пойдет женщина, чтобы выглядеть красивой, обожаемой, слышать комплименты, ощутить себя королевой хотя бы на мгновенье? Он всегда считал, что сделал их счастливыми, он помогал им стартовать. Он давал им шанс, он открывал дверь… Но, куда вела эта дверь?
К славе, популярности, роскоши, в высшее общество, к блестящей карьере? Или к одиночеству, физическому истощению, осуждению со стороны родных, отчужденности.
Стоило ли его дело всего этого, если за несколькими мгновениями успеха следовала вереница разрушенных жизней?

Черт побери! Он никогда не задумывался над этим. Никто из них ни в чем его не обвинил. И, в самом деле,  многие из них были благодарны ему за возможность, которую он им давал, за шанс, узнать другой мир, испытать себя.
Он всегда думал, что он… Черт возьми! Он дьявол-ангел?! Нет. Он хотел видеть их счастливыми, преуспевающими, он желал им лучшей жизни, порвать с неприятными сторонами прошлого. Если они, вкусив новой жизни, становились на неверный путь, тут была и его вина. Косвенная.  Тут уж он ничего не мог поделать. Или, если их карьера застопоривалась после первого успеха. Что могло случиться с ними при таком повороте событий? А их распавшиеся семьи!

Ладно, я часть этого. Это никто иной, как я, предопределял их будущее, их устремления, пути их жизни. Я вовлекал их во все это. Я давал стартовый выстрел. Я ответственен. О, Боже, я никогда не задумывался над этим.
Позже, когда Джефф анализировал, что же произошло в поезде той ночью, он никак не мог в точности объяснить это самому себе, ни кому бы то ни было. Усталость? Критический возраст? Внезапное осознание, что он оказывал куда большее влияние на людские судьбы, чем мог себе вообразить, или боялся этого понимания? Или, быть может, девушка в поезде, неким образом, напомнила ему ту, единственную, которую он любил? И он страшился, начав разговор с этой женщиной, понять ее сущность, и того, что могло произойти нечто, что предало бы память о той, кого он любил?
Когда он убрал руки со своего лица,  он почти желал того, чтобы девушка к этому времени исчезла. Но она все еще сидела, прислонив голову к стенке вагона, и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Она спала, лицо ее было таким умиротворенным, детским, нежным. Легкая улыбка. Джефф взглянул на нее еще раз и улыбнулся сам. Улыбнулся так, как давно уже не делала этого. Наверное, с тех пор, как не стало Анжелы.

Все прояснилось для него. Не все то прекрасно, что в погоне за сиюминутным успехом отыскивается, преследуется, кладется под стекло в рамке и выставляется. Вышколенное, украшенное, отполированное, рафинированное. Вы можете восхищаться вне подиума. Я не тот ненормальный энтомолог, или как там они себя кличут, который гоняется за бабочками, ловит их и накалывает на  булавку, в свой альбом или в лабораторию.
Она прекрасна, она свободна, она остается красивой до тех пор, пока она свободна. Это составная часть ее красоты – ее свобода. Лишить ее свободы, и ничего не останется. Подобно бабочке. Позволить лететь – позволить существовать. Смотри, удивляйся и лети своей дорогой.
Может быть, позвонить парню из географического журнала, и предложить ту безумную экспедицию по съемкам вулканов или чего-то еще, что им нужно?
Они хотели меня. Бросить к чертям мою работу в агентстве, никаких моделей, хватит! Пойти в горы, к морям, пустыням. Как в молодости. Первозданность, природа, открытые пространства, ветер, длинные сельские дороги, подальше от цивилизации.
«Должно быть, я старею. Может быть, сесть в этот же поезд утром, в это же время и увидеть ее, если она окажется там. Только взглянуть на нее. Видеть ее улыбку. Может быть, да. Может быть, нет».
Джефф поднял свою сумку и направился к двери. Уже на самом выходе из вагона, он посмотрел на девушку в последний раз.
Бабочка. Свободная.


Монтана   август, декабрь 1996.
Перевод с английского – Александр Герчиков.

 


 .
 
 .