I
Меня никогда не тяготило одиночество. Внезапно полученная после ухода жены свобода достаточно быстро дала свои ростки, и я радовался полученному дару, как ребенок долгожданной игрушке. Отсутствие денег, в котором обвиняла меня бывшая, исчезло призрачной дымкой вместе с ней. Я стал больше внимания уделять своим давним увлечениям – женщинам, хорошему алкоголю и холодному оружию. Последнее, действительно детское увлечение, появилось у меня с того момента, когда родители отдали меня в секцию фехтования, стараясь занять все мое свободное время, и лишить, как говорил отец «дурного влияния улицы». Я тогда еще с трудом понимал, в чем заключается это дурное влияние, но магия клинка захватила меня, превратившись со временем в страсть, которую подпитывала обретенная свобода и пришедшая с ней финансовая независимость. Я не мог пройти мимо красивого ножа или кинжала и скоро стены моей холостяцкой квартиры заполнили клинки различных форм и размеров. Друзья считали, это увлечение чрезмерным, но продолжали дарить мне ножи при каждом удобном случае. Я не был тем безумным коллекционером, что тратит все время и деньги на свое увлечение. Вернее, увлечений у меня было гораздо больше. Я любил посидеть с лучшим другом за бутылочкой какого-нибудь качественного напитка, выкурить иногда неплохую сигару, или сигаретку, почитать хорошую книгу. И, конечно, я любил женщин. Неудача в браке не сделала меня отшельником, напротив, я вдруг увидел, что мир полон прекрасных девушек. Все мои романы были прекрасны, женщины любимы, но тема семейной жизни стала для меня табу. Привыкнув к жизни скорее беспечной, чем ответственной, мне совершенно не хотелось подстраивать под чужую реальность обретенный мною рай. И не раз я облегченно вздыхал, проводив очередную избранницу. Мой друг, сидя как-то со мной за коньяком искренне завидовал мне, хоть я был уверен, что он не променял бы свои семейные оковы на мою свободу. Все дело в привычке.
- Везет тебе! – сказал он, разливая коньяк по рюмкам, – ни забот, ни хлопот. Захотел – выпил, захотел – женщину пригласил. А мне, чтоб к тебе отпроситься, пришлось пообещать своей провести выходной, мотаясь с ней по магазинам.
- Это как посмотреть, – ответил я, цепляя дольку лимона, – твоя квартира вечерами наполнена голосами, а в моей, если и звучит человеческая речь, то это крики скандалящих сверху соседей.
Мы молча выпили, думая каждый о своем. Я вытащил из портсигара сигарету. Он протянул зажигалку и коротко, по-военному произнес:
- Подарок!
Я закурил и повертел подарок в руках. В зажигалке было скрыто острое, как бритва, лезвие, жалом выскакивающее при нажатии на небольшую кнопку. Друг знал мою слабость к подобным вещицам и с улыбкой наблюдал, глядя на мои, вспыхнувшие удовольствием глаза. С той поры я всегда носил зажигалку с собой, считая ее своего рода талисманом, объединившим два моих увлечения.
II
Я познакомился с Ней случайно. Осенним промозглым вечером, спасаясь от дождя, я забежал в кафе, чтобы выпить чашку чая и выкурить сигаретку. Хоть кафе и было заполнено, Она сидела одна за столиком, с сигаретой в бледных тонких пальцах, пуская легкую струйку дыма. На столике стояла пустая кофейная чашечка. В неярком свете ее белокурые волосы отливали серебром. Уже потом Она рассказала мне, что сама не знает, что заставило ее заглянуть в тот вечер в кафе. Она уже собиралась уходить, докуривала сигарету, когда официант, наклонившись и попросив разрешения, посадил за столик меня. Она хотела встать и уйти, когда наши взгляды встретились. Ни я, ни Она не могли вспомнить, кто произнес первое слово, о чем мы говорили. Мы гуляли всю ночь, я был словно околдован Ею, помню, Ее губы прикоснулись к моим
и очнулся только тогда, когда тяжелая дверь подъезда Ее дома с кодовым замком захлопнулась, колокольным звоном прозвучав в утренней тишине. В моем мобильном остался записанный номер телефона и я, позвонив Ей на следующий день, вдруг понял, что именно Ее искал всю жизнь, совершив столько ошибок, испытав столько разочарований.
Осень, а затем и зима окрасились яркими красками весны и, когда звонко зазвенел первый ручей, струясь из-под осевших грязных сугробов, я понял, что не могу прожить без Нее ни мгновения. В первый весенний праздник я позвонил ей и, сказав, что скоро буду, купив букет ее любимых белоснежных роз, помчался, нет, полетел к ее дому, к подъезду с тяжелой металлической дверью, за которой меня ждала судьба.
Подойдя к подъезду, я, вдруг, испытав давно забытое волнение, решил успокоиться и выкурить сигарету. Ведь не мальчик уже, что за фигня! Дверь подъезда отворилась, и из нее вышел длинный худой парень в черной толстовке с накинутым капюшоном.
- Можно прикурить? – прокуренный голос звучал глухо и сипло, будто из трубы.
Вспыхнувшая зажигалка на мгновение высветила ледяной взгляд, чуть влажных, холодных, словно подтаявшие льдинки, почти белесых зрачков. Судорожно дернулся острый кадык со шрамом, когда парень затянулся дешевой сигаретой, выпустив мне в лицо струю едкого дыма. Ни сказав больше ни слова он быстро пошел через детскую площадку возле дома к автобусной остановке. Я докурил сигарету и войдя в прохладный полумрак подъезда поднялся на третий этаж. Позвонил раз, другой, затем в нетерпении взялся за ручку двери Ее квартиры. Сейчас все решиться, я скажу Ей то, что должен был сказать давно, еще в ту самую, первую встречу в кафе. Дверь неожиданно подалась, приоткрываясь. Она лежала в комнате на диване, словно задремав в ожидании моего прихода. Я прикоснулся к серебру ее волос, сверкающих при свете пробивающегося сквозь штору луча теплого весеннего солнца, желая разбудить, и только потом заметил чернеющий след от удавки на шее, который я поначалу принял за бархатную ленточку. Что было потом я помню смутно. Какие-то люди, полицейские, собака….
- Ваше алиби полностью доказано, но сташной ценой – в городе произошло еще несколько подобных преступлений. И на месте каждого мы находили следы пепла дешевых сигарет местной табачной фабрики, – голос следователя, смотревшего на меня мутными, воспаленными глазами звучал устало – Вы свободны!
Я вышел на улицу, не зная, куда идти и что делать. Весеннее солнце слепило глаза. Слышались радостные людские голоса и детский смех. Мир не изменился, он просто стал чужим.
- Привет, старик, - на мое плечо легла рука.
Друг встречал меня у выхода из прокуратуры. Мы приехали в мою квартиру, ставшую, вдруг, пустой и серой. Сели на кухне, друг достал из пакета несколько бутылок водки, какую-то нарезку, хлеб и банку маринованных огурцов. Пили молча, говорить было не о чем, все и так было ясно. Пили долго, не пьянея, с трудом проталкивая теплую водку в горло. Потом друг уехал, взяв с меня обещание позвонить ему завтра. Я сидел на кухне, курил, допивая остатки водки. Затем провалился в сон, уронив голову на руку.
Незаметно я отдалился от всех своих знакомых, полюбил вечерами бесцельно блуждать по городу, просто так, в никуда. Вновь наступила осень, и я полюбил дождь. Его печальные слезы, так точно отражающие пустоту внутри меня. Как-то, гуляя под дождем, я услышал, как звякнул в кармане мобильник. Я достал его скорее по привычке. Напоминание. Сегодня был ровно год, как я встретил Ее. Удалив запись, я огляделся. Я стоял у того самого кафе. Подойдя к окну-витрине, я заглянул внутрь. За столиками сидели парочки, спрятавшиеся от ледяных струй и холодного октябрьского ветра. Вдруг в отблеске стекла я увидел отражение. Это была Она. Она стояла на другой стороне улицы и смотрела на меня. Я рванулся через поток машин, а Она, словно испугавшись моего порыва, резко отвернулась и быстро пошла в темноту переулков. Я бежал за ней, видя впереди ее светлый плащ, обтягивающий ее стройную фигурку, толкал прохожих, не слыша их недовольного ворчания, но никак не мог догнать ее. Порой я терял ее, и тогда она появлялась снова, внимательно и грустно глядя на меня, поворачивалась и снова шла вперед. Всю ночь я гонялся за Ней по всему городу и вот, когда небо на востоке из черного стало серым, она подошла к двери какого-то дома в одном из спальных районов и остановилась перед ней. Потом обернулась и посмотрела на меня. По лицу Ее скользнула легкая улыбка, и Она растаяла в предрассветной тишине. Дрожащими руками я достал пачку сигарет и зажигалку. Дверь подъезда отворилась, и из нее вышел длинный худой парень в черной толстовке с накинутым капюшоном.
- Можно прикурить? – прокуренный голос звучал глухо и сипло, будто из трубы.
Я взглянул на него. Ледяной взгляд, чуть влажных, холодных, словно подтаявшие льдинки, почти белесых зрачков. Запах дешевых сигарет местной табачной фабрики. Я нажал на кнопку зажигалки. Острое как бритва лезвие с щелчком выскочило наружу, и я отточенным фехтовальным выпадом вогнал клинок в его острый кадык. Точь-в-точь в пересекавший его шрам.
Его взгляд стал стеклянным и помутился, как стекло стакана от брошенного в него льда. Из горла вырвался хрип, напоминающий кашель заядлого курильщика и он повалился рядом с лавочкой, стоявшей у подъезда. Я убрал лезвие и достал из пачки сигарету. Усмехнулся, прочитав почти заполняющую ее надпись «Курение убивает», щелкнул зажигалкой и затянулся, впервые за много дней почувствовав вкус табака.
Развернувшись, я пошел навстречу новому дню. Дождь закончился и сквозь тучи пробился первый луч неяркого осеннего солнца.
10.03.15