МЯТЕЖ... или "Бандит Поликашин"
Коллективизация.
Где, в какой больной голове зародилась эта идея?!
Размеренная жизнь, хотя и с тяжким трудом, редкими, но величественными и очень весёлыми праздниками, отмечавшимися всем селом - от мала до велика, текла неспешно, порядочно и, можно сказать, по - христиански.
Например, ярко, шумно... вкусно(!) праздновали Троицу!
Весь канун праздника женщины скребли, мыли полы, лавки, готовили вкусную, обильную и сытную еду: щи наваристые с бараниной, лапшу с гусятиной. Блинцы громадными стопами складывались в решёта, накрывались расшитыми холщовыми полотенцами.
Утром, после затопа печи, их сложат в огромные черепушки, глиняные посудины и, не жалея топлёного масла, зальют им. А сверху накроют не крышкой, а сухим, несмазаным маслом, блинцом. Блинцы получаются такой вкусности, что ими невозможно насытиться. Их ели все и никому не было слишком жирно!
Сахаром не посыпали. Уж, если кому и захочется, макали в него или в мёд.
Вообще-то, сахар был крупными глудками - кусками, головами. Такая глудка, как кусок льда на сколе, отдавала тусклой чудо-синетой....
Глудку разбивали на кусочки, а на столе их мельчили специальными щипцами.
Свёкор дробил сахар. Маленьким внучатам, а часто у свёкров и самих были ещё совсем крошечные дети, клал всем по кусочку в рот. И каждая кроха скоро понимала особое значение человека, сидящего во главе стола.
Чай пили после обильной еды: борщей, лапши, томлёных кусков мяса и птицы, холодцов мясных и рыбных заливных. Мочёные и пареные фрукты: яблоки, груши, сливы, вишня - подавались в конце обеда.
Чай!
На стол выставлялись всевозможные пироги, сдобники**, баранки и бублики, обязательно "алимон" - лимон. А варенья! Их варили, капая каплю на ноготь. Как только она перестанет растекаться, пышечкой прочно сидит, снимают с огня. Такое варенье хранится под холщовой обвязкой и не теряет вкус и аромат, не засахаривается... Подавались засахаренные фрукты, но не цукаты.
И... селёдка! Обязательно! Рыбина была таких огромных размеров, бесподобной жирности, истекавшей из неё прозрачным сверкавшим драгоценными капельками жира, что одна стоила целый семишник!***
Ведёрный и более (зависело от количества членов семьи и гостей) самовар ставился только на мягкой речной воде. Зимой - натАенной снеговой. Заваривали душистыми травами. И чаем, конечно, но редко и мало его добавляли.
Про кофей может и слыхали, но на столах его не было.
Был ли алкоголь? Был.
Свёкор плескал мужской части, кому полагается, на донышко стакана "зелёной". А женщинам, опять же, кому можно, чуть больше напёрстка "ренского".**** И всё!
И мужики , и бабы ели-наслаждались, то и дело вытирали выступавшую на лицах испарину...
Утром пере праздником, чуть свет, подростки бежали в рощу. Они приносили зелёные ветки охапками, ими украшали крыльцо дома, ворота, калитки. В доме их крепили к портретам на стенах. Икону украшали освящёнными в храме ветками.
После службы в храме и обеда дома или в гостях, шли на деревенскую площадь.
Там уже были установлены карусели, играли гармошки, балалайки, даже гитары.
Молодайки, ещё года не прожившие в замужестве, сбивались в стайки. Они щёлкали семечки. У них было особым шиком не смахивать шелуху с губ, а "навешать" шелуху на нижнюю губу мешочком, до бородышки (подбородка).
При этом они продолжали грысть (не говорили лузгать) семечки, разговаривать, смеяться... а горка всё росла, не сваливалась. Как она держалась - непонятно. (Я пробовала так, страшно щекотно и... зрелище не эстетичное). Потом они ловким движением смахивали всё до чиста и начинали сызнова. Семечки держали не в карманах, они насыпались в холщёвые тряпочки, концы которых собирались. Этот узелок был в одной руке, из него и брали семечки щепотками.
Мужики стояли отдельно. Они обстоятельно разговаривали. Но иногда так
взрывались смехом, что голуби взмывали в небо.
Бабы и свекрови-тёщи были с детьми, внучатами, тут же. Часто они играли песни! Эх, где эти песни, где голоса?!
Пляски, песни, игры... Да! А карусели-то? Их привозили откуда-то и устанавливали перед праздником. Как они крутились? Под полом было пространство для механизма, вращающего столб для колеса с длинными встроенными в него брусьями. Мальчишки-подростки подряжались крутить за копейки.
Крутили усердно, катали хохочущих, радовавшихся жизни молодёжь, детей, а то и
какую-нибудь старуху, для смеха взгромождённую на расписного коня.
Уж парни тут не терялись: девчат приобнимут, за все мягкие места облапают. Девкам только успевай отмахиваться!
Тут же, но чуть в стороне и наискосок, стояла бочка с водой. Сколько вёдер в неё входило? Много! Хозяева носили миру воду из колодца во дворе, еле успевая.
Вереница желающих утолить жажду не убывала до конца праздника...
* * *
Перед этой же площадью стоял двухэтажный дом. В его небольшой части располагался карающий отдел местной власти. Назывался он "расправой".
Несколько самых уважаемых стариков села входили в совет. Им денег не платили. Они собирались ради чести для себя и порядка на селе.
(У этого дома особая история: двухэтажный дом этот, школу, построил а свои средства Алексе;й Серге;евич Суво;рин (11 [23] сентября 1834, село Коршево, Воронежская губерния — 11 [24] августа 1912, Царское Село, Санкт-Петербургская губерния) — русский журналист...)
Редко, но бывали случаи, когда глубоко пожилых родителей притесняли или переставали слушаться их взрослые дети. Да и вообще, если возникали конфликты в семье, а родители уже не могли добиться порядка. Или между дворами (семьями) появлялась вражда, несправедливость. Вот и шли они в расправу с жалобой. Совет их выслушивал, иногда вызывал и другую сторону, для полной ясности.
По результатам "следствия" специальные молодцы "учили" непослушных, нерадивых или пристрастившихся к непотребству. Так плетьми "отходят", на всю жизнь неповадно будет.
И другим наука: Слух-то мгновенно разлетался. Позору на всю жизнь не оберёшься...
Как-то Матрёна Дементьевна (ДементЕвна) - богачка, работников уйму держала - за пчёлами, да за скотом ходили, в полях работали, на её деньги трактиры и лавки открыты в нескольких сёлах - обозлилась на двадцатилетнего Петрушку, одного из своих пятерых внуков, оставшихся на её попечении после смерти дочери.
Чем-то он не угодил своей властной бабушке. Пошла она в расправу. Петрушка прознал и на дальние хутора смотался. Поедут за ним, а он постоянно на стороже - прячется. Полгода домой не являлся. ДементЕвна послала за ним: скажите, мол, простила. "Вот и всё тут!" - её любимая присказка.
Привезли. Руки бабушке целовал - прощения просил.
* * *
Кто, какой демон отважился всё разрушить?
Этот чистый, святой народ, как мог противостоять абсолютному беззаконию?
Строительство новой, "небывало счастливой жизни" началось с того, что
десяткам двум-трём активистам колхозного движения в селе выдали
"бумажки", по предъявлению которых, они могли беспрепятственно заходить в дом любого жителя села (читай, зажиточного: у бедняков взять нечего, да они и сами из этого ряда уполномоченных были) и брать то, что является, по их мнению, критерием "мироедства".
Так, у дома останавливается лошадь. Заходят двое, хватают ведёрный самовар и молча в дверь... Или открывают сундук, требуют открыть, если закрыт, берут из него, что им в глаза бросилось, а на другой день идут их жёны в новых поддёвках, новых валенках, полушалками укрылись, каких сроду не нашивали.
Видит хозяйка одежды всё своё, зальётся слезами, отвернувшись, но слова не скажет - страх в ней зародил великое чувство сохранения не только личного, но всей своей семьи.
И не обсуждают люди, что на их добро гуляют по ночам в правлении "членА".
И всё же не удержится кто-то, подойдёт под окна, посмотрит на власть, какая она без чужих-то глаз.
Однажды Иван стоит, слушает ночью под окном. Узнал он, что его отобранную в колхоз корову, прирезали сегодня, вот и пришёл посмотреть, не стерпел, как там веселье идёт за его счёт.
Веселятся на славу! Гармонь откуда-то прихватили. И ведь верно говорят: дым коромыслом. Накурили, или печь начадила, всё как в тумане.
- Татьяна! А ты у нас самая заядлая раскулачница! Не девка (она ещё даже и не замужем), а атаман!
- Не атаман, а активистка, самая из вас сознательная! Вы не уверенные,
трпрусени... тьфу! Залезете в чужой чулан и чуть ли не рыдаете, а сами потом
каждую тряпку рвёте друг у друга, чуть не на куски. Эх, вы!
- Ты что говоришь? Берега потеряла?! Ты на кого это - тпрррр...пр... трусени?..-
взъярился пьяный "член" - Стёпка.
- Сяяядь! С тобой и речей терять не хочу!
Сморгнулись двое, подначивают:
- Ладно, Таньк, это ты скрываешь, а мы-то видим, как ты на Стёпку пялишься!
- Я? Пяяяялюсь?! Ну, я вам сейчас покажу! Где Стёпкин картуз?
И тут она хватает картуз с вешалки.
- Разойдись!- и бросает его на пол, в середину образовавшейся круговины членОв.
Все ахнули и не могли прийти в себя: Танька завернула юбку и стала испражняться по-лёгкому в кепку...
Повернулся Иван и тихо побрёл к своему дому. С кого спросить? Кому пожаловаться? Это же посланники самого нечистого.
* * *
Рядом с селом Коршевом, в котором происходят все эти события, всего в десяти километрах расположилось село Сухая Берёзовка. Оно вольно раскинулось улицами, каждая в отдалении одна от другой. Да и не улица там говорят а - "порядок".
Как они различают, кто на каком "порядке" живёт? Есть Мокритка, есть Гусиновка, а более и не припомню... но всё какое-то неблагозвучное.
И вот на одном порядке стоял громадный дом. Один на всё село такой! Строили дом с размахом. И так хотелось выделиться, что потолки в доме сделали
неимоверной высоты... Зимой всё тепло поднималось вверх и холод в комнатах был знатный! Но это неудобство уже исправить было нельзя.
И отобрали дом, и всё имущество в колхоз, как потом горько шутили: и фамилию не спросили.
А Фамилия у хозяев этого великолепия была не характерная для этой местности - Поликашины. Так вот, прибыл их сын - белый офицер - в родные пенаты... а всё порушено, разграблено. Родители сосланы...
(Справка.Была тогда организованная многочисленная группа (армия?) "Белая Россия". По Воронежской губернии она прокатилась волной мятежей против коллективизации. Но это я потом из истории края об этом прочитала. Простые люди о "Белой России" во времена коллективизации и слыхом не слыхивали.)
Так вот их сын и человек с полусотни вооружённых, подчинявшихся ему всадников, учинили в Сухой Берёзовке погром в сельском совете. Сельсоветчиков на месте не было, они уехали в Коршево на совещание, на которое прибыли также представители из губернии, уезда и один двадцатипятитысячник.
Поликашинцы повыгоняли жителей Берёзовки из домов, приказали захватить вилы, топоры и согнали их к церкви.
Обращённая к толпе речь была короткой, суть свелась к тому, что - "кто не
с нами, тот против нас" и агитацию разводить не будут. Надо пойти на Коршево и разворошить собравшийся там "гадючник".
Толпа двинулась на Коршево. Когда вошли в село, берёзовские и несколько их сопровождавших конных верховых проследовали к центру, к сельсовету, расположенному в двухэтажном доме. Этот дом знаменитый: был построен в 1844 году Алексеем Сергеевичем Сувориным, известным журналистом, издателем, писателем, удачливым предпринимателем.
Он был дружен с Антоном Павловичем Чеховым и коршевчане гордятся тем, что всемирно известный писатель-классик бывал в их селе.
Потом, уже, в доме на первом этаже была обустроена настоящая сыроварня! А на втором этаже, бывшем сельсовете - изба-читальня, кроме книг в ней, на столах лежали шашки, шахматы, домино.
Однажды, детишки лет от семи до десяти бегали вокруг этого дома. Входная верь в читальню была заперта на замок. Но около двери было заколоченное окно без стёкол. Мальчишки легко оторвали несколько досок и проникли внутрь.
Они с интересом рассматривали всё находящееся в большой комнате. На столе чёрненькие гладенькие штучки и только догадываясь об их назначении, а может, кто из мальчишек сказал - они постарше были,- не могли удержаться и...взяли себе по одной штучке.
***
Да. Берёзовские "повстанцы".
...Остальные, их большая часть, рассыпались по селу. Они заходили в избы, взрослое население выгоняли нагайками и кнутами на улицу, также приказывали захватить вилы и топоры и сгоняли всех на площадь к сельсовету.
Как родители Нюры услышали о происходящем - загадка и для неё самой. Они спрятались где-то, а Нюре наказали из дома не выходить и присматривать за их последышком, годовалой девочкой.
Нюра укачивала сестрёнку в зыбке, когда в окно постучали. Она распахнула его.
Конный приказал ей позвать родителей.
- Нет их дома. Они с утра куда-то ушли, - ответила испуганная девушка.
- Тебе сколько лет? - спросил её конный, опять же через окно.
- Шестнадцать.
- Ты и сама уже взрослая, выходи и иди к сельсовету. Вилы захвати.
- Как же я пойду, - спрашивает Нюра, - да ещё с вилами, у меня сестрёнка на руках, годовалая.
Конный стегнул коня и ускакал.
А в сельсовете разыгрывалась трагедия.
Заседавшие, их было шестнадцать человек, услышали шум толпы. Подскочив к окнам, увидели окружившую разномастную, с вилами на плечах с топорами в руках, массу людей. Кто-то что-то выкрикивал, требовал.
В кабинете был установлен телефон, но позвонить в Бобровскую милицию не удалось: телефонные провода, подведённые к дому, были уже обрезаны.
У заседавших был пистолет, но решено даже в воздух не стрелять, не ярить толпу, и не вызывать у них ненависти к себе, негативного отношения к Советской власти.
Поликашинцы бегом поднимались по лестнице на второй этаж, перекрыв единственный выход.
Всё было кончено за несколько минут: заседавших выбросили в окна на вилы толпы...
Убедившись, что все мертвы, "белороссовцы" погнали народ, находившийся в шоке от такого злодеяния, которое совершили они, не желая того, в следующее село, в ШишОвку...
Однако, в Бобров всё-таки было сообщено о мятеже. Скорее всего, кто-то из берёзовских сбЕгал. Отряд конной милиции, подкреплённый солдатами из стоявшей в Боброве воинской части, уже скакал на помощь заложникам.
И вовремя! В ШишОвке не успели озверелые поликашинцы растерзать местную власть.
Нескольких поликашинский бандитов арестовали, остальные спешно смылись. Толпу загнали в храм и закрыли на ночь.
Утром следующего дня выпускали по четыре человека: перед входом в храм стояли четыре длинные скамьи. На каждую из них клали по человеку, связывали под скамьёй руки, а милиционеры били их кнутами по спинам. Порка продолжалась до вечера. Наказанных отпускали. Они кое-как разбредались по домам... Рады были, что тем для них и закончилось.
Но...в Коршеве двое из шестнадцати заседавших остались живы! Один каким-то образом залез в выдвижной ящик в шкафу - "Чака" его всю жизнь звали. Непонятно было: чека - колесо этой деталькой крепилось или ЧК - как сотрудник. Жил он долго. Был сухого телосложения, очень подвижный. Ушёл от первой жены, всю жизнь жил со второй. Но пришло время и его первая жена заболела, состарилась. Он взял её в свой дом и они с супругой ухаживали за ней несколько лет, пока она не умерла. Схоронили её честью. Уважали за это Чаку - случай небывалый.
Второй - Шелушилка. Он оказался за распахнутой дверью. Не заметили его...
Да ещё и вовремя: он обделался, чуть пораньше - учуяли бы и не миновать ему общей участи. До глубокой старости он ходил в школу, рассказывал о своём вкладе в строительство колхозной жизни. Запомнилось его потёртое чёрное, длинное в пол кожаное пальто. А Шелушилкой его прозвали за особую лютость при раскулачивании...
Фамилия "Поликашин" стала в селе именем нарицательным.
С тех пор, когда о ком говорили плохо: бросали - бандит Поликашин.
Стоит в центре села ухоженный памятник четырнадцати зверски
убиенным, отказавшимся стрелять даже ради спасения своей
жизни в воздух...
И такая тоже, ты моя могучая и многострадальная Русь!
.....................................
* - блинцы - тонкие блинчики, "заведённые" на молоке и яйцах;
** - сдобники - выпечка - особо вкусны на юраге - пахта при сбивании
сливочного масла;
*** - семишник - две копейки, седьмая часть пятиалтынника, алтын - три копейки;
**** - "зелёная" - так называлась водка, продавалась и измерялась в бутылках, в запечатанных сургучом (чуть более 0,5 литра);
"ренское" - (местн) - вино хорошего сорта, обычно - кагор.
(Материалом и сведениями для написания этой части повести послужили
наши беседы с жителями села, документы Бобровского районного архива.
СПРАВКА:
26 марта 1930 года были зверски убиты 14 человек,
активистов и руководителей колхоза, партячейки,
комсомольской ячейки:
Уполнномеченные - Зексель, Сейфер;
журналист - Моршанников;
милиционер - Выборских;
член окружком - Куцых;
представитель райКома - Касилин;
председатель с. Совета - Тимашов;
завхоз - Шарапов;
секретарь партячейки - Дорожкин;
секретарь ячейки комсомола -Осипов;
председатель колхоза - Горских;
зам. председателя колхоза - Енин;
члены с.Совета - Романов, Морозов.
хххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххххх
из них местные жители села - Осипов, Морозов, Шарапов,
Тимашов, Романов.