Я не хочу умирать!
Сначала морковка откусывается шутя, с сочным треском. По мере утолщения становится плотнее, всё менее податлива. И уже тяготит затянувшаяся работа зубами, отгрызание-открошивание, и уже жалеешь, что позарилась на слишком лобастую, большую и трудную морковь. Наконец, два верхних резца по-беличьи соскабливают с ядрёного лба-загривка бороздки последнего, что съедобно, горьковато-дурманного, невкусного. И остаётся только плоский, подзеленённый морковный затылок.
Теперь – с шиком метнуть хвостатый огрызок в пирамиду выполотых сорняков, где ещё бодрящаяся ботва потопорщится, потом обмякнет, сложится безвольной метёлкой и испустит дух, а позже станет бесформенным, единым с сорняками, потерявшими силу и агрессивность, месивом.
Мучительно наблюдать этот быстротечный уход румяной жизни в ничто, снова в землю, чтоб заново родиться, уже не губителями огорода и твердолобыми корнеплодами, а, может, чем-то более нежным. И страшно и ноюще сладко. Как бывает, когда на качелях низвергаешься с умопомрачительной высоты: хочется ещё и ещё повторить обморочное ощущение падения в пропасть - захлёст счастья, лёгкость пустоты и звонкости внутри. Какая-то тайна, прекрасная, щемящая тайна – в жизни и смерти растений.
Но человек ведь – совсем другое. И когда человек умирает – тоже совсем другое. На бабушкином огороде, где брызжет здоровьем и радостью каждый торчащий из грядки стебелёк и где природа увядает без трагизма, впервые накатывает леденящий ужас перед неизбежностью смерти.
Но всё существо брыкается, не хочет сдаваться, малодушно ищет компромисс. Желанным, спасительным обманом теплится слабое недоверие к обязательности смерти: вдруг, со мной по-другому будет? И тут же пронизывает жестокой, безвариантной действительностью: «Нет, и ты умрёшь!»
Ну хоть бы какая-нибудь зацепочка! Как же все с этим живут? И мама, и бабушка. И смеются. Как они могут смеяться? Невыносим груз для детского разума.
Я не хочу умирать! И никто не поможет! ЕДИНСТВЕННОЕ, в чём никто не поможет. Бессильны все люди, даже мама.
- Мама, я не хочу умирать!
- Спи, не думай о таких вещах.
С этими не спасительными, не успокоительными словами исчезает последняя надеждочка получить гарантию обойтись в моей жизни без смерти. Я проваливаюсь в крепкий сон человека, весь день прогулявшего на свежем воздухе, сон без кошмаров.