Давно, давно не спрашивали меня добрые люди, кто я такой по жизни. Видимо, что-то в выражении лица моего мешает им задать мне это вопрос. И то сказать, я бы и сам у человека с таким лицом спросить не решился. И зря, кстати. Спросили бы, я б ответил, ничего стыдного не вижу в этом. Я – музейный работник, музеограф. Отличное слово, особенно если ударение ставить на последний слог. Наше сиятельство музеограф!
Много лет назад, когда я только начинал свою музеографскую карьеру, пригласили меня на семинар по специальности. Собрали нас, графьёв и графинь изо всех молдавских музеев и стали учить, как правильно нужно просить деньги у разных фондов. Оказалось, чтобы фонды дали денег, нужно, первым долгом, позитивно мыслить. Не имею возражений. И дело тут не в деньгах, их всё равно не дают никому, это всё глупости. Однако музейщики, как никто, нуждаются в позитивизации своих взаимоотношений с реальностью. Мир не особенно к нам ласков, увы… О, как уныл он в безнадёжном постоянстве своих экспозиций, как нещедро одаривает нас зарплатой и приключениями! Подобно чеховским трём сёстрам, провинциальные музеографы вяло мечутся средь пыльных железных утюгов, заламывая тонкия руки и грезя о светлой, возвышенной столичной жизни! Туда, туда летят они всей душою, в столицы! Там эрмитажи, лувры, пляспигали, рестораны, море, пальмы и много-много диких обезьян, Там человек обречён на позитивное мышление, он там рождается для счастия, как курица для бульона! И вот нас пригласили, пригласили, наконец, в Кишинёв!
На семинаре сначала было скучно. Всем раздали маркеры и постеры, разбили на группы и заставили чертить какую-то невнятную хрень и потом про неё рассказывать. Так промучили до самого обеда. Зато после обеда пошло веселее. Пришла тётя психолог, стала учить нас азам психологии и кого-то даже, возможно, научила. Потом тётя снова разбила нас на группы и каждой группе дала по бумажке: одним – сложенную веером, другим – смятую и обожжённую зажигалкой, типа это старинный манускрипт, спасённый из огня древними полудикими музеографами, что-то в этом роде. А нам досталась бумажная снежинка. Каждая группа должна была составить легенду своей бумажки и выставить рассказчика. Рассказчик излагает легенду, а враги его из оппонирующих групп задают каверзные вопросы, стараясь выставить презентатора дурачком.
Я выступал последним. Да, именно меня отправила группа. Ибо легенда была создана мною практически единолично. Впрочем, что это я? Нет, не создана, оно как-то всё само вползло в меня откуда-то и обрело истинность, смысл и аргументацию.
– Милые люди! – так начал я свою речь. – Милые мои люди! Сегодня мне выпало суровое наслаждение причастить вас истории вот этой штуки. Это – дырошница. Традиционная наша молдавская дырошница. Предмет древний, жуткий, полисемантический и многофункциональный. Неизвестно, кто из далёких наших предков первым додумался отрубить половину незрелой тыквы, сплющить её деревянным молотом и наковырять дыр. Известно только, что такой нашёлся, и творение его осталось в веках. Позже потомки научились выдерживать дырошницы по сорок лет в холодной известковой пыли, отчего изделия обретали бумажную тонкость и белизну, а дыры становились совершенно прозрачными. Прошу, можете взглянуть и даже пощупать. Трудно представить, коллеги, как сложилась бы судьба нашего народа, не будь в своё время изобретена дырошница…
Это сейчас их, по большей части, клеют на оконные стёкла в декабре, отпугивая злых зимних духов. Но это что… У нас этих духов как только не отпугивают: вышивают, рисуют и вырезают защитные узоры на всём, что только можно – одежде, посуде, прялках, моталках, скамейках, дверях и калитках. Ткут на коврах и полотенцах. Вряд ли ещё где есть такие же перепуганные духи, как у нас. А вот раньше дырошницу использовали гораздо более рационально. Ею накрывали, завешивали, оборачивали всё, что неприятно, неэстетично, всё, что способно испортить настроение. Мир был гораздо прекраснее тогда! Молодежь на вечёрках переглядывалась исключительно упрятав лица под дырошницы, тем самым совершенно не подавая повода для сплетен. А кролиководы юга Молдавии использовали дырошницы, как шляпы для кроликов, спасая зверьков от палящего солнца. Обратите внимание, дырки расположены в несколько рядов и в каждом ряду равноудалены от центра. Универсальный размер, подходит для всех типов кроликов. Вот сюда, в эти дырочки около центра продевались уши маленького крольчонка, а когда он вырастал, уши просто переставлялись в следующий, ближе к краю, ряд отверстий, вот так...
Летом бескрайние степи Буджака словно слошь расцветали большими белыми цветами – это паслись стада кроликов в белых ажурных шляпах.
А в центральной и северной Молдавии, в сумраке вековых дубрав, дырошницами лечили тоску. Истомлённые тяжким трудом крестьяне, несчастные влюблённые, выпоротые дети убегали с дырошницей в лес, находили место, где сквозь густые кроны пробивается хоть один солнечный луч, ложились на спину, просовывали указательные пальцы обеих рук вот в эти два отверстия по самому краю, вытягивали руки вверх и глядели через дырошницу, чтобы увидеть небо в алмазах. И тоска отступала…
Всем известны случаи, когда окотившаяся овца не признаёт собственных ягнят. Или корова – телёнка, кобыла – жеребёнка, а наседка – цыплят. Особенно те, кто рожал впервые. Послеродовая депрессия, видимо. Так вот, стоило помахать дырошницей перед мордой или клювом депрессивной мамаши, как она, умилясь девственной белизне тыквенного полотна и гармонической симметрии дырок, принималась плакать, и в ней тут же просыпались утраченные было материнские чувства.
Попробуйте сами помахать друг у друга перед лицами. Чувствуете? Я вот с трудом сдерживаю слёзы в таких случаях. И любой так, если он не окончательный жлоб и не утратил способность любить и восхищаться. Именно благодаря дырошницам мы, молдаване, так добры и сентиментальны.
Много, о много я мог бы рассказать ещё о дырошницах, колллеги! Однако пора и честь знать. Может быть у кого-нибудь из вас есть вопросы? Задавайте, задавайте, не бойтесь! Это у меня просто лицо такое, а на самом деле я отвечу.
Но нет, нет, не было вопросов ни у кого. Коллеги не хотели спрашивать, они хотели домой, к своим железным утюгам и постоянным экспозициям.
Тогда вмешалась тётя психолог. Отсутствие вопросов выбивалось из коварного её сценария.
– Ааа, гм… Всё это, конечно, любопытно, но не кажется ли вам, что предмет в Ваших руках – просто снежинка.
Я взглянул на тётю пристально и ласково и сказал «Тётя!». Ой, то есть не сказал, а только подумал, а сказал, как положено: «Мадам!»
– Мадам, – сказал я, – вы снег вообще когда-нибудь видели? Снежинки – они маленькие и холодные, разве можно сравнивать их с такой большооой, такой тёоооплой молдавской дыыырошницей?
Это был исключительно полезный семинар. Именно там я выяснил, что дурить людей - это хорошо, что это в музейном деле весьма востребовано. Просто некоторые лицемерные психологи называют это " искусством презентации", а я честно говорю :"умение красиво обдурить".
Уж я тогда перстал стесняться грешных своих пристрастий, и развернулся вовсю! Думаю, многие из побывавших после этого в моём музее, особенно иностранцы, особенно американские бабушки, вспоминали потом истории о рудиментарных пятых ногах местных кабанов и косуль, из которых изготавливались рукояти ножей и плёток. Об отверстии в молдавских постолах, предназначенном для ношения солёных огурцов, о хайронакопителе – кушме, островерхой каракулевой шапке, и о многом ещё в том же духе. "Оу! - восклицали бабушки, указывая, к примеру, на кобзу, народную молнавскую лютню, - Итс бэлэлайка?" "Йес, мэм, - отвечал я с самою серьёзною миною, - итс бэлэлайка! Итс сикрет молдэвиэн випон Бэлэлайка-Мэмэлига-Калашникофф!"
Жизнь наша полна закономерностей. Полна материальности, причинно-следствености, непроходимо приличной логики. Этих вещей в жизни так много, что они как бы сливаются в одну сплошную, ровную поверхность. Но есть в этой поверхности и дырки, о да! И я никак не могу не подглядывать через них.