Чуть приоткрыв дверь и прильнув к щели, я настороженно разглядывала человека, сидящего в кухне за столом напротив моей мамы. Какой-то пришибленный, в поношенном пиджаке, худощавый с треугольным лицом и большущей залысиной, узкая полоска губ и серые глубоко посаженные глаза с затаённой смешинкой. Тоже мне – жених! Чего это он развеселился? Мне, например, вовсе не весело. Теперь он будет жить у нас. Навсегда. Насовсем.
Я уже в том непростом переходном возрасте, когда начинаешь понимать, что неприлично перед чужим дядькой бегать перед сном в ночнушке из спальни в уборную, даже если ты у себя дома. Я чувствую, как что-то неудобное и шершавое влезает в нашу с мамой жизнь.
Я росла хоть и воспитанным, но единственным, а потому достаточно эгоистичным ребёнком. Однажды, лет в одиннадцать, мне сообщили, что мой папа больше с нами жить не будет.
Что там говорят именитые психологи о нежной детской психике, которую так легко травмируют родительские разводы? Первое, что пришло в мою маленькую кудрявую головку: «Наконец-то больше никто не станет запихивать меня в кровать в 9 часов вечера и я смогу смотреть телик сколько угодно!»
Я не рыдала в подушку, не рвалась к отцу, ничего не спрашивала. Моя жизнь не изменилась, а в чём-то даже стала лучше, пока в доме не появился этот тип по имени Евгений Васильевич. Ах, какая досада! Собаку, значит, завести нельзя, а целого дядьку - пожалуйста! Но с мамой не поспоришь, она в доме главнокомандующий, придётся подвинуться. И я на несколько лет задвинулась от всех в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь.
***
- Ты вчера так поздно пришла домой, - выговаривала мне мама за завтраком, - где тебя опять среди ночи черти носили?
Я тогда только-только начала посещать репетиции самодеятельного театра и настолько увлеклась, что совсем не замечала времени, приходила за полночь, мало заботясь о том, что за меня кто-то переживает.
- Ну, что ты, Ниночка, - заступался за меня отчим, - Наташа, наверное, не одна гуляла, какой-нибудь кавалер провожал.
Евгений Васильевич хитро мне подмигнул.
Я вспыхнула, метнула глазами в его сторону грозные молнии, с досадой брякнула ложкой о стол и выскочила вон из кухни. Как он может подозревать меня в каких-то глупостях! Да ещё перед мамой выставлять гулящей девкой? Воспитатель мне нашёлся! Пусть воспитывает своих дочерей.
От мамы я знала, что у него была другая семья и две дочки. Одна - уже взрослая, а вторая младше меня. Однако семейная жизнь не складывалась. Жена, в отличие от самого Евгения Васильевича, абсолютного трезвенника, злоупотребляла спиртным, к чему пристрастила и старшую дочь, с которой вместе надолго могла уйти в загул. А вернувшись домой, устраивала скандалы с мордобоем. Отчим очень хотел младшую дочку забрать к нам, но суд оставил её матери.
***
Если моя мама бывала не в духе, это приравнивалось к вселенской катастрофе. Все домашние должны были бесследно раствориться в пространстве или, как минимум, забиться в дальний угол и не отсвечивать, иначе быть им превращёнными в пепел.
Не помню, с чего начался тот домашний смерч, но под грохот упавшей кастрюли он вылился в ужасную по своей сути и громогласную по форме фразу, которая эхом разнеслась по четырёхкомнатной квартире:
- В этом доме вообще когда-нибудь бывает хлеб?!
Это был отличный повод удрать из дома от праведного гнева родительницы! Я метнулась в коридор и нос к носу столкнулась с отчимом. Он затравленно глянул на меня, и мы одновременно схватились за висевшую в прихожей авоську, с которой обычно ходим за продуктами.
- Бежим? – заговорщически прошептал отчим
- Валим! – подхватила я.
Это походило на бегство лесных зверей от пожара, когда кролик даже не замечает, что рядом с ним опрометью несётся волк.
Мамин гнев всегда действовал на меня удручающе. Отчим это понимал и чтобы отвлечь, начал свой монолог. Я не собиралась с ним болтать, но невольно слушала.
- Она и на работе такая взрывная. Всех гоняет, но её очень уважают. За любого из своих подчинённых встанет горой, не даст в обиду. Сама виновных накажет, но похвалить и премию выписать не забудет, если заслужили.
Я знала, что мама работает замначальника вычислительного центра, но какая она на работе - узнала впервые и украдкой улыбнулась. Мне почему-то было лестно это слышать. Ведь и я жила с ней как за каменной стеной. С такой мамой никакой папа не нужен.
- Вы с мамой очень похожи, - продолжил отчим. Знаешь, как она боялась, когда в первый раз повела меня с тобой знакомить? Она мне сразу заявила, что если ты будешь против, то замуж не пойдёт.
Я удивилась:
- Неужели вы в серьёз думаете, что кто-нибудь или что-нибудь может быть против моей мамы? Она как танк всё сметёт на своём пути.
- Она очень любит тебя. Может не так как тебе хотелось бы, но любит. А я очень люблю твою маму. Знаешь, как долго я ходил вокруг неё, боялся даже приблизиться. Кто я? Простой техник-наладчик, один из её подчинённых. Как к ней подступиться?
Природные скромность и интеллигентность моего отчима не позволяли ему хвастать своими достоинствами. А они у него были. Теперь мне уже кажется, что весь он был одно сплошное достоинство. Постоянно что-то мастерил, выдумывал, творил. Не было ничего, что он не смог бы починить. От дверной ручки до сложной электронно-вычислительной машины. Не сомневаюсь, что имея необходимые материалы, он бы смог собрать и космический корабль.
Корабль не корабль, а после его смерти на больничной тумбочке остались начерченные его рукой схемы и рабочие узлы трактора, который он планировал собрать, чтобы нам с мамой не обрабатывать вручную 20 соток дачного участка. А противоугонное устройство, которое он установил на наш «Жигулёнок», так никто и не смог расшифровать. Пришлось снимать с автомобиля все «навороты» вкупе со вторым, газовым двигателем - диковинкой по тем временам. Если бы отчиму хватило времени, отпущенного ему судьбой, машина наша могла бы стать вертолётом.
На своей работе Евгений Васильевич был незаменимым сотрудником и классным специалистом. Чёткая отлаженная работа новой современной техники была его заслугой.
Я шла с ним рядом, слушала, и во мне росло какое-то новое чувство. Взрослый человек разговаривал со мной как с равной, искал у меня сочувствия и поддержки. Он не пытался стать моим папой, просто хотел подружиться.
- Сначала я подбрасывал ей в кабинет цветы, подсаживался за её столик в столовой, потом стали встречаться после работы. Но снова создавать семью Нина не спешила. Слишком глубокий шрам остался от первого брака. Ты ведь знаешь, я тоже развёлся с женой, но по-прежнему жил в том доме, уходить мне было некуда. Жизнь моя превратилась в кошмар. Ты не представляешь, до какой грани отчаяния я был доведён.
Однажды после бессонной ночи пришёл на работу, а у меня руки трясутся как у запойного алкаша, настроение такое - хоть волком вой. Пошёл я к твоей маме в кабинет и бухнулся перед ней на коленки:
- Забери меня к себе, Нина, или я повешусь, но домой не пойду.
Надо же было такому случиться, что не так давно в соседнем с нашей дачей доме мужик повесился на дверной ручке из-за непутёвой жены. Била она его по пьяни смертным боем. Страшное было зрелище.
Как-то мама по-соседски посоветовала ему хоть раз дать супруге достойный отпор, чтоб больше не буянила. Но тот искренне удивился:
- Как же я на неё руку-то подниму, она же женЧина!
Надо было видеть ту женЧину: синюшное испитое лицо, расплывшиеся формы, давно утратившие внешние признаки какой-либо половой принадлежности. Славный мужик был наш сосед, хотя тоже выпить был не дурак.
Евгений Васильевич не знал этой истории, но мама дрогнула от его слов и повела знакомиться со мной.
За разговором поход в булочную затянулся, да мы и не особо стремились вернуться в жерло вулкана. Однако понимали, что опять получим очередной нагоняй за долгое отсутствие, выслушаем, что посылать нас можно только за смертью. Но теперь мы были вместе, а вместе не так страшно.
Когда входная дверь распахнулась, мы мужественно стояли плечом к плечу, прикрывшись авоськой с хлебом - но пасаран!
- Вы чего такие нахохленные? - рассмеялась мама, переводя взгляд с одного на другого, и не дождавшись ответа, скомандовала:
- Мойте руки и садитесь обедать!
18.06.2015г.