Тётушка Фаина любила все дни недели одинаково: понедельник, вторник - каждый приносил на её рабочий стол что-то своё, полезное, как добрый пучок петрушки или кинзы. Рабочий стол тёти Фаи был на кухне, поэтому чаще всего это были петрушка и кинза.
Моя тетушка любила все дни одинаково, но уважала она только один день - пятницу. Тому имелись две причины, о которых я сейчас и расскажу, если не буду отвлекаться на постороннее, - говоря словами тётушки, "ловить ворон на чужом заборе".
Уважение к пятнице прививал тётушке дядя Аслан, когда он приезжал продавать свой чеснок на базаре. Дядя Аслан считался в нашей семье мусульманином и хранителем исконных горских традиций. Пятница для мусульман священный день, почему именно пятница, хранитель не знал, или не умел объяснить. А если у него спрашивали, то он, сделав страшные глаза, поднимал свои колючие, седые как лунь брови так высоко, что они совершенно скрывались под круглой горской шапочкой.
Как хранитель традиций, которые отрицают любую форму саморекламы, дядя Аслан был способен часами простоять рядом со своим чесноком, таким же гордым и молчаливым, и пальцем о палец не ударить, чтобы привлечь внимание потенциального покупателя. "Что? Какой чеснок? - как бы говорило его вытянутое длинное лицо цвета старой меди. - Этот? Понятия не имею, чей!". Разумеется, что подобный коммерческий формат, исполненный достоинства и верности горским традициям, мало приносил дохода дяде Аслану. Вернувшись с базара, на вопрос: "Ну что, как торговал, продал весь чеснок?" - дядя с большой силой отвечал односложно: "А!" - и махал рукой, как бы подчёркивая этим решительным жестом, какое малое значение имеет чеснок для такого человека, как дядя Аслан. После чего садился пить чай. Я думаю, ещё только пророк Мухаммад (мир ему), изгнанный из Мекки, пил свой чай с таким же достоинством, как наш дядя Аслан. "Ничего, ничего, - говорило медное лицо, прошедшее огонь, воду и трубы базара, - ничего, не пришло ещё время: впереди битва у рва, и халифат, и Варвара Караулова".
Понятно, что такая твёрдая, основанная на горских традициях, простая и крепкая, как чеснок, позиция не могла не найти сочувственного понимания в отзывчивой душе моей доброй тётушки. Тётя Фая уважала пятницу, хотя одинаково любила все дни недели.
А вторая причина...
По пятницам мой дядя Гурген ходил на футбол. Пятница была единственным днём, когда тётушке не приходилось гадать: "Где мой, с кем он, и в каком виде перешагнёт порог дома?". Зачем ломать голову? Пятница сегодня - значит, дядя Гурген на футболе, а с ним Вано-башмачник. Потом они, как всегда, зайдут куда-нибудь... Пятница! День футбола и разговоров о футболе. Ещё хорошо, если наша местная команда выиграет. Если наши проиграют, дядя Гурген и его друг Вано наверняка забредут в духан Бесо, а уж Бесо приложит все усилия, чтобы не выпустить таких отчаянных знатоков футбола как можно дольше. А точнее сказать, не выпустит, пока им есть, чем заплатить за вино. В долг Бесо, это всем известно, не отпускает никому, даже родному отцу, если придёт. Почему умерший десять лет назад отец духанщика Бесо должен встать из могилы и прийти, из всех кабаков в нашем городе, именно к своему сыну, чтобы лишний раз убедиться в том, что его сын бессердечный человек, когда в нашем замечательном городе есть немало других мест, где можно оставить свои деньги, этого даже Вано-башмачник не объяснит. А уж он-то может объяснить почти всё, и даже почему. Авторы часто заставляют своих героев совершать необъяснимые поступки, с целью отобразить их национальное своеобразие и особенный менталитет. Что нам остаётся? Следовать за автором, в надежде, что когда-нибудь один из нас поумнеет.
Наша команда выигрывала редко.
- Что опять? - спрашивала тётушка в окно.
- Не повезло, - отвечал ей один из жильцов нашего дома, тоже ходивший на футбол, но, к счастью своей жены, не в компании дяди Гургена и башмачника Вано. - Наши вели, но потом всё равно проиграли!
Надежда на то, что когда-нибудь наши футболисты совершат чудо и выиграют у кого-нибудь, была мала, но преданные болельщики берегли, её как любимую невесту до первой брачной ночи. Тётя Фая входила в число самых преданных и терпеливых поклонников местной команды. Она знала всех футболистов, что неудивительно, потому что это были наши местные ребята. Некоторые даже ухаживали за ней, конечно, ещё до того момента, когда тётя Фая сгубила молодость за дядей Гургеном.
- На минуту ума не хватило, - так отвечала тётушка, если спрашивали, почему же она тогда вышла за него замуж.
Обычно дядя Гурген и Вано-башмачник, провожающий дядю из духана бессовестного Бесо, делали остановку на улице перед самым домом. Здесь они долго и дружески прощались, то и дело возвращаясь к самым ярким или самым спорным моментам недавней игры, на радость ребятишкам. Один из пацанов обычно бежал под окно тётушки Фаины с криком:
- Тётя, а тётя!
И когда тётя появлялась в окне, докладывал ей, что дядя Гурген и Вано-башмачник спорят, был ли пенальти, и что жена Вано-башмачника безуспешно пытается увести мужа домой, а тот пытается увести с собой друга Гургена.
- Понятно, - вздыхала тётушка.
Она закрывала свои приложения, покидала рабочий стол и выходила на подмогу жене башмачника Вано. Уже во дворе было слышно, как дядя Гурген, снедаемый спортивным азартом, кричит на всю улицу:
- Конечно, кто же так бьёт! Надо было "щёточкой", а он бьёт "пыром"! Так будем играть - мы никогда из зоны не выйдем!
Голоса Вано и его жены сливались в один маловразумительный аргумент, сила которого убывала по мере того, как жена уводила башмачника всё дальше от нашего дома.
Дядя шёл всегда самостоятельно: что за мужчина, которого ведёт женщина! Это именно тот случай, когда один слепой, причём от рождения слепой, ведёт другого, временно потерявшего зрение, да и то частично, и оба в яму упадут, как хорошо известно всем разумным и трезвомыслящим людям. А если кому-то немного не повезло в игре - спорт есть спорт - так это ещё не повод спорить с женой. Найдутся другие поводы. Семейная жизнь - тот же спорт.
Поэтому, вернувшись к родным пенатам, дядя Гурген сам предлагал тёте свою посильную помощь в домашних делах. Он справедливо полагал, что рутина домашних дел поможет быстрее вытеснить из всё ещё возбуждённого ума горечь поражения, а разумное проявление гуманного отношения к женщинам выведет этих последних из состояния конфронтации.
- Иди макаронам мешай! - говорила тётушка.
- Макаронам? Кто кушает макаронам?! - поражался дядя Гурген.
Удивляясь, он широко разводил руки, как делывал это в молодости, чтобы хорошенько обнять тётю Фаю, хотя в те далеко ушедшие годы для этого не требовалось разводить руки так широко.
- Кошкам кушает! - отвечала тётушка. - Не разговаривай, иди!
Как всегда, в минуты выяснения отношений они переходили на русский язык. Так же поступали и другие жильцы нашего дома. Не думаю, что язык Пушкина и Достоевского имеет какие-то преимущества в плане эмоционально напряжённой лексики перед их родными языками. Возможно, что выбор для перебранки чужого языка автоматически переводит дискуссию на отвлечённое нейтральное поле, откуда сторонам проще изгнать её, не понеся при этом существенных потерь.
Итак, дядя Гурген стоял у плиты с ложкой в руке. Весь его вид выражал готовность "мешать макаронам" во всём, что они могли бы натворить, на горе тётушке Фаине. Макароны знали боевые способности дяди Гургена. Они варились на медленном огне медленно и почти не "плыли".
Когда-то, ещё год назад, под влиянием своего друга Вано дядя устроился на работу сторожем. Неподалёку от нашего дома находился склад стройматериалов. Всезнающий Вано узнал, что туда требуется сторож, и рекомендовал своего друга Гургена, как человека обязательного и не чуждого спорту.
Последнее было особенно важно, так как начальник охраны с подозрением относился к хлюпикам и хилякам, которым нельзя доверить такое важное дело, как безопасность сложенных на территории склада железобетонных блоков.
- Увезут блоки, а я отвечай! - говорил начальник охраны. - Погрузят и увезут на машине, если сторож плохой! Сторож должен быть, как собака Баскервиль - только посмотрел - сразу упал и умер!
Он путал имя зловещего пугала дворянского рода из повести Конан Дойла и название типографского шрифта. Их у нас многие путают.
Башмачник Вано сразу предупредил дядю, что его врождённая интеллигентность может сослужить ему плохую службу при найме на должность сторожа склада стройматериалов:
- Эту интеллигентность оставь, когда пойдёшь! Не на футболе!
Два дня, по совету бывалого башмачника, дядя избегал бриться, и в итоге приобрёл вид человека, которому если что-то и можно доверить, то это многотонные блоки. Хотя до "собаки Баскервиля" ему по-прежнему было ещё очень далеко. Начальник охраны вздыхал и, морщась, тёр горло, как бы подавляя те слова, которые следовало подавить из уважения к башмачнику Вано. Слова не прозвучали, а дядя Гурген получил должность.
Работал он без нареканий. Не опаздывал на смену. Не приходил выпивши. Как полагается, каждый час прилежно обходил свои блоки, то по часовой стрелке, то против. Начальник охраны как-то оделся жуликом - ватник, штаны в сапоги - и в глухой час перелез через невысокий заборчик на охраняемую территорию, в надежде застать дядю Гургена спящим, или как-то иначе отлынивающим от несения службы на объекте. Но провокация не удалась: дядя выскочил на него со спины, как типографская собака, и чуть не напугал провокатора до смерти.
В беседе с башмачником Вано начальник отметил молодечество его протеже:
- Хорошего человека дал мне. Поначалу думал - хлюпик-интеллигент! Вижу теперь, хорошего человека дал Вано.
- Вано плохого не даст. Вано по земле ходит. А человек по ногам виден. Как он на земле стоит. Ты на лицо не смотри - на ноги посмотри! Как стоит, так и будет. Верное дело.
- Ты меня знаешь, - говорил начальник охраны. - Я в долгу не останусь. Пойдём к Бесо, угощу как надо!
- Бесо обсчитывает, вот это плохо...
То, что духанщик не в ладах с математикой, давно не было секретом ни для кого, включая гостей духана. Сам он был другого мнения на этот счёт:
- Конечно, ему неудобно сказать, что мало получил, или что потратился. Жена спросит: где деньги? Бесо обсчитал! Зачем я буду так делать, сам посуди? Почти все свой первый стакан вина выпивали у меня в духане! Всех знаю, кто и что. Если Бесо обсчитывает - зачем ходишь? Есть, куда ещё пойти! Но нет, он идёт ко мне, а потом шумит - Бесо обсчитывает...
Другие сторожа были не чета нашему дяде. Они то и дело прогуливали дежурство, опаздывали, являлись на работу в непотребном виде. Впрочем, на безопасности железобетонных блоков это никоим образом не отражалось. Железобетонный блок - это константа. Будь все наши константы такими железобетонными, возможно, и Никита Сергеевич не ошибся бы, назвав восьмидесятый годом построения коммунизма...
Но до коммунизма ещё далеко. Поэтому дядя Гурген и дежурит - сутки через трое стережёт склад строительных конструкций от таких граждан, которые превратно понимают основной принцип ещё не наступившего коммунизма, а точнее - вторую его половину: "...Каждому - по потребностям". Мешает им, как вот сейчас - макаронам...
"Макаронам" тётя Фая готовит для своей подопечной по имени Сюзи. Имя она придумала сама, а как на самом деле зовут маленькую серую кошечку, это никому неизвестно. Кошка Сюзи обитает во дворе нашего дома под машиной с "золотыми слитками".
Сколько я себя помню, старый битый "ЗИЛ", гружённый пилёными чурками, стоял здесь всегда, занимая место, так необходимое для игр. Колёса у него давно спустили, стёкла в кабине выбили хулиганы (из соседнего двора), а груз в кузове от времени и под воздействием атмосферных осадков пришёл в такое состояние, что его даже дровами не назовёшь. Чья это автомашина, не знал и начальник районного ГАИ, который иногда навещал свою знакомую в нашем доме. Ему было простительно: он работал у нас всего четыре года, а "золотые слитки" появились во дворе много раньше, по рассказам очевидцев, когда в центре срубили старые тополя. Оборотистые люди нашего замечательного города, справедливо усомнившиеся в правоте хрущёвского определения даты коммунизма, решили, что не помешает приватизировать эти срубленные тополя, для своей и общей пользы. По-видимому, один из этих махинаторов и завёз полный кузов пилёных чурок к нам во двор, рассчитывая сбыть их как дрова. Тогда почти у всех было печное отопление и хорошие дрова ценились, хотя, разумеется, не на вес золота.
Однако золотая лихорадка в нашем дворе так и не началась. Дело в том, что началась предвыборная кампания на должность мэра. Наш уважаемый мэр, который мирно спал весь срок и никому не мешал, проявил бурную активность. Одним из элементов этой активности и козырем мэрской кампании стал перевод жилого фонда в старой части города на паровое отопление. Так в нашем и ещё в нескольких соседних домах, которые давно было пора снести, появились новенькие батареи-"гармошки". Оборотистый владелец "золотых слитков" так и не успел конвертировать тополиные чурки в звонкую монету. С тех пор и стоит у нас во дворе эта машина на спущенных колёсах, словно крейсер "Аврора" на приколе в ожидании революции. Почему ГАИ смотрит сквозь пальцы на эту рухлядь, когда они каждый год с наступлением зимы кричат по телевизору о своей борьбе с "подснежниками", не знаю. Но кое-кому, в том числе моей тётушке Фаине, такое разгильдяйство на руку, потому что под машиной может прятаться кошка Сюзи и никакой дворник с метлой её там не прищучит.
Кошка заменяет тёте футбол, духан и железобетон. Сварив "макаронам", сердобольная женщина выносит варево во двор, перед тем сдобрив продукт рыбной подливой или кусочками мяса, которые оставил в тарелке дядя Гурген. Осторожная Сюзи не выходит из-под машины, дающей ей прикрытие. Приходится, став на колени, тянуться туда рукой, чтобы кошка, как барыня, кушала буквально не сходя с места. Тётушка терпеливо дожидается окончания кошачьей трапезы, чтобы унести посудину. Сюзи кушает долго - манерно поддевает полюбившиеся кусочки на лапу и ловко отправляет их в зубастый рот. О, эта кошка видала виды и не потеряется в любом обществе. Откушав, она начинает нескончаемую процедуру умывания. А верная служанка, снова опустившись на четвереньки, лезет под машину за посудиной. Здесь приходится быть крайне осмотрительной: за время обеда в кошке проснулось чувство собственницы, и всякое посягательство на тарелку с остатками "макаронам" воспринимается как требующий немедленного ответа наглый вызов. Бывали случаи, что тётя Фая не успевала вовремя спасти плошку и получала по руке когтистой лапой, иногда - довольно чувствительно. На упрёки в неблагодарности кошка реагирует так, как и следует реагировать на любые упрёки - стоическим молчанием.
Эти лёгкие травмы бытового характера (ничего такого, что не смогли бы поправить два медбрата - йод и пластырь) никак не влияют на отношения двух дам, уличной и одомашненной. В далёком детстве тётя Фая, а тогда ещё просто Фая, самочинно купила в зоомагазине зайца и принесла ушастого домой. Дома она была отругана и отправлена с зайцем обратно в магазин. Кошка Сюзи, это драчливое неблагодарное создание, в какой-то мере заменяет тётушке преданного зайца, а эпизодические размолвки с рукоприкладством - искупают давнее предательство. Иуда повесился на осине не потому, что раскаялся, а потому, что его друг приходил по ночам, если была ясная погода, и не говоря ни слова, царапал руки когтями.
В прошлом году, вернувшись с поля (футбольного), дядя Гурген обнаружил кошку Сюзи на своём любимом кресле. Прикрыв янтарные глаза, она смотрела на бывшего сидельца с холодным презрением, не трогаясь с места.
- Пусть поживёт, - примирительно сказал дядя.
Он знал историю с зайцем. У него самого были в жизни такие зайцы.
- Пусть поживёт.
Как это случается довольно часто с кошками, действительность оказалась не столь радужной, как могла бы. Сюзи быстро установила свои порядки на территории квартиры, ещё недавно принадлежавшей дяде Гургену. Ему ясно дали понять, что наступил матриархат и что примитивный самец должен знать своё место. Пытавшийся протестовать, самец был подвергнут террору. Чувствуя за спиной поддержку временно одомашненной самки, Сюзи в течение всего одной недели из полнокровного хозяина квартиры превратила дядю в бесправного пацака, вынужденного ходить с оглядкой даже в дневное время суток. А уж по ночам зло с янтарными глазами царило на утраченных квадратных метрах безраздельно и полновластно. И никакие попытки напугать захватчицу типографской собакой не действовали. Кошка не читала книгу и не боялась дядиной щетины, в другом случае доказавшей свою действенность.
Поскольку его апелляции к высшей инстанции в лице тётушки не привели к осязаемым результатам, дядя Гурген понёс печаль, как разбитый башмак, к башмачнику Вано. Он показал шрамы на ногах и руках, он рассказал леденящие душу вещи. Он сидел в уличной будочке Вано среди улыбающихся, длинноногих полногрудых красавиц из журнала "Плейбой" и под размеренное постукивание молотка плакался будочнику, склонив голову, как еврей на реках вавилонских: был ещё недавно Иерусалим - и вот нет ничего, и желтоглазый эцилоп по ночам хватает за голые ноги, когда идёшь курить на балкон.
- Тапки надевай, - сказал, выслушав эти псалмы, башмачник Вано.
Как всегда, он имел свой, профессиональный взгляд на проблему.
Дядя Гурген выработал лёгкую воровскую походку и боковое зрение, более свойственное прекрасной половине человечества. Теперь он передвигался по квартире с грациозной осторожностью заезжего араба, волею судьбы угодившего к Стене Плача. Кроме того, заядлый ночной курильщик, привыкший философствовать на балконе в те часы, когда совершенно исчезает надуманная разница между замыслом и реализацией, мой дядя перед лицом опасности попасть в лапы желтоглазой был вынужден сократить число сигарет, благодаря чему мир лишился некоторого числа великих и неожиданных мыслей.
- Кошка играет, - сказала тётя Фая, - кошка игривая, молодая. Ты был молодой?
Она встревожилась, увидев в глазах дяди Гургена огонь желания вывести эти игры за пределы игрового поля. Заячья сила впервые в истории семьи подверглась переоценке и переосмыслению.
- Ты сам сказал - пусть поживёт.
- Когда говорил, я разве знал, что это фурия, а не кошка? Таких кошек я нигде больше не видел. Она цель имеет меня со свету сжить, или выселить из квартиры, - твёрдо заявил дядя. - Или кошка - или я. Кто может жить изгоем в собственном доме?
- А я думала, ты животных любишь.
- Люблю, - подтвердил дядя. - Когда не кусают на меня.
Монета имеет две стороны: аверс и реверс. Монета имеет гурт, которым почему-то легче колотить батьку. Есть люди, которые никого не хотят победить. Их больше, чем это может показаться. Когда они в беде, Он, знающий сколько ассов за меру, высылает им гурт, и рассыпаются множества множеств.
Протянутая рука не может, не должна остаться без внимания. Следы этого внимания на руках говорят лучше всяких слов о том, сколько мы любили в нашей жизни.
Дядя Гурген не желал победить зайца. Заяц победил себя сам.
Однажды кошка загуляла и выскочила в открытую дверь мимо дяди Гургена, впервые не обратив на его ноги никакого внимания. Тётя Фаина ходила по двору с "макаронам" и звала, но кошка не вышла. Не вышла она и на следующий день. Поиски в соседних дворах, оповещение друзей и знакомых не дали результата. В квартире воцарился тоскливый мир.
Если быть точным, то дядя Гурген, нельзя сказать, чтобы очень тосковал. Боль утраты обошла его, как змея в траве, чтобы всеми своими ядовитыми зубами поразить в пяту тётушку. Родственная душа не могла покинуть подругу без очень веской причины. Дядя Гурген! Это его чёрствая сухость, так характерная для не самого удачного представителя "сильной" половины человечества, его нескончаемые жалобы и немужские причитания по поводу тех невинных царапин, что кошка играючи оставила на бесчувственных волосатых ногах чудовища, послужили причиной ухода Сюзи обратно в натуру. О жестоковыйные! Когда же пресытитесь злодеяниями и увидите, как пуст и одинок ваш мир, искусственно вычищенный от всего, что мешает вам спокойно дремать на ваших диванах, укрывшись от страданий людей и животных толстым одеялом своей глухоты?
Избавившись от ночных когтей желтоглазой, дядя Гурген взамен получил ещё худшие муки от когтей острейших, период активности которых не ограничивался тёмным временем суток.
- Выгнал кошку, - корили его. - Конечно, ты не жил плохо. Всю жизнь, как сыр за каменной стеной у меня за пазухой.
Тётушка переходила на русский. Сила горя рождала на свет невиданные контаминации. Дядя Гурген, когда начиналась очередная, не вступая в открытый бой, надевал кепку и поскорее уходил к Бесо. Духанщик был единственным бенефициаром семейной драмы дяди Гургена. Он был миротворец, как все настоящие духанщики, а кроме того, читал Прудона.
- Анархия - хорошая вещь. Ты думаешь - анархия что такое? Э-э... Кино насмотрелись! Анархия - это не матрос с пулемётными лентами, как там показывают. Напился, девушку обидел, на тачанке поехал... Анархия - это добровольное сообщество равноправных людей, вот как у меня в духане. Нет притеснения, нет принуждения. Всё по-доброму, от души и на пользу себе и людям. Вот анархия! Как у Бесо в духане!
Анархическая жизнь дяди Гургена продолжалась недолго. Тётушка влюбилась в журналиста.
Журналист писал в газету, которую тётя покупала каждую среду в киоске на углу. Каждую среду на третьей странице появлялась его колонка под рубрикой "Вести из Драггарда". Драггард - вымышленный город, вроде города Глупова, но только гораздо хуже. Здесь отсутствует анархия и царит произвол власть имущих. Тёмный народ блуждает в пустыне, а власть живёт на другой планете и творит чудовищные злоупотребления под эгидой подготовки к возвращению в землю обетованную, или хотя бы благоустроенную. Город драконов, что же вы хотите.
Тётушка читала о своей жизни и ужасалась. Смелость журналиста поначалу пробуждала в её душе исключительно чувство гражданской ответственности.
- Минкина читала, Латынину читала, - говорила тётя Фая по телефону школьной подруге, которая была замужем за полковником трёхбуквенного учреждения и с ней можно было без опаски обсуждать какие угодно темы. - Теперь только его читаю.
Тётушка даже приняла участие в митинге против сноса сарая на соседней улице. Она уговорила дядю Гургена пойти с ней и тоже выразить протест в рамках действующего законодательства. Он пошёл, увидел среди протестантов башмачника Вано, и они отправились в духан - слушать рассуждения местного Прудона и пить вино. Туда же спустя небольшое время перекочевали и большинство мужчин, участников гражданской акции.
Но всё это было лишь началом. Чем больше читала тётушка Фаина обильно сдобренные аттической солью "макаронам", тем ближе и роднее становился ироничный автор женщине, только что пережившей разлуку с близким существом. Сам того не ведая, новый Салтыков-Щедрин заместил в сердце поклонницы кошку Сюзи, читай зайца, и в этом статусе, преображённый до полной неузнаваемости сердечной мукой, засиял, как Моисей, когда тот спускался с ещё дымящейся горы, полное собрание скрижалей подмышкой. Любовь прервала обыденное течение мыслей, как не к месту поставленная, авторская запятая.
Дядя Гурген долго оставался в неведении. Открылось всё довольно неожиданно, именно когда тётушка однажды подошла к нему с вопросом:
- "Никто мне не мил" - как пишется? "Ни кто" отдельно?
- Да, отдельно, - подтвердил удивлённый консультант.
- А "немил" - вместе? - продолжила тётушка.
Дядя Гурген, отдыхавший после ночного дежурства, поднялся и сел на диване.
- "Немил" не знаю, - сказал он. - А что случилось?
Тут-то и выяснилось, что тётушка пишет своему кумиру письма на адрес редакции. В среду купит газету - в четверг ходит под впечатлением - в пятницу пишет новое письмо. Как замужняя женщина, из соображений конспирации она подписывалась нейтрально: "Фуксия". Когда она рассказывала это дяде Гургену, невинная, как ребро до своего преображения, её глаза сияли чистым светом любви к защитнику униженных и оскорблённых жителей Драггарда. Какое-то неприятное чувство коснулось дяди Гургена. Не ревность, нет, скорее предчувствие явления нового зайца и связанного с ним неминуемого разочарования.
Он купил газету, раскрыл на третьей странице и долго смотрел на фото. Тётушкин кумир был немолод, губаст, носат, шевелюра плотная, кудрявая. Таких можно увидеть на нашем базаре, обычно они продают что-нибудь недорогое и по мелочи, вроде бижутерии или косметики. Ланселот смотрел на дядю с усмешкой, словно хотел сказать: "Проср.ли страну? Какая страна была! А теперь Драггард. Ну живите-живите". Неприятное чувство, поселившееся в душе дяди Гургена, ещё усилилось. С газетой он отправился в будочку башмачника. Вано тоже долго, с непроницаемым лицом изучал фото. Наконец он поднял глаза на дядю и произнёс странную фразу:
- Очень уж много их развелось!
В своём горе дядя не узнал Салтыкова-Щедрина.
Тётушкина эпистолярная любовь длилась несколько месяцев. За это время редакция популярной газеты вдоволь насмеялась и натрунилась над провинциальной поклонницей. Они зачитывали её излияния вслух, а некоторые удачные фразы и обороты даже сохраняли на память и цитировали при случае. Сам объект однажды не выдержал и написал тётушке язвительный ответ: "Уважаемая Фуксия! Довожу до Вашего сведения, что "никто" пишется слитно, а "не мил" - раздельно...". И так далее. Читая, тётя не без огорчения отметила про себя, что у её кумира тоже хромает грамотность. Впрочем, это ведь частная переписка.
На другой день после получения язвительного ответа - беда не приходит одна - обворовали склад дяди Гургена, хорошо, что не в его смену. Жулики ночью подогнали машину и автокраном погрузили несколько блоков. Сторож даже не проснулся.
Новость наделала много шума в нашем городе и активно обсуждалась в духане Бесо. Башмачник Вано рассказал такую историю. Когда он служил в армии, у них в гарнизоне был прапорщик Верёвкин Иван Иванович. Однажды командир роты капитан Трубин раздобыл для дома рулон линолеума. Взял в помощь двух бойцов, привёз линолеум на "точку" и выгрузил:
- Завтра заеду, заберу!
Капитан уехал, а бойцы выпили и уснули. В это время прапорщик Верёвкин объезжал "точки" на аэродроме, проверял несение службы. Заходит - новый рулон линолеума стоит в углу. А служба спит и во сне видит дембель - "море пива, водки таз"... Утром приезжает Трубин забрать линолеум, а его и Митька прял. Так говорят в тех краях, где проходил службу Вано. Ну, конечно, мать-перемать, все бегают, ищут, землю роют: "Ты не видел? И я не видел".
А всё прапорщик Верёвкин. Потом капитан Трубин заходит к нему - мать честная, а линолеум-то на полу новый! Ну, не сдирать же. Самое интересное в этой истории то, как Иван Иванович ухитрился вынести и погрузить в "УАЗик" тяжеленный рулон, который капитан Трубин и два бойца, втроём - и то с трудом погрузили! А в остальном ничего удивительного. В армии ещё и не такое случается.
- У нас прапора тушёнку воровали и продавали местным, - рассказал в свою очередь Бесо. - Про спирт уже не говорю. Ни в одном истребителе не было спирта, даже в дежурном, который всегда стоит в боевой готовности. Всё до капли сливала рота охраны. Технический спирт штука сильная. Но привычка нужна.
- Привычка ко всему нужна. В нашей стране привычка тянуть, что плохо лежит, - заметил Вано-башмачник. - Такая страна, такие люди. Так живём.
Дядя Гурген возмутился:
- Зачем обобщаешь? А Юрий Гагарин?
Увидев, что дядя Гурген уже в космосе, Вано оставил дискуссию о национальных качествах населения страны и мудро перешёл на футбол и шансы нашей команды выйти из зоны. Башмачник Вано смотрел под ноги, оставляя небо философам и недотёпам. Есть башмаки на ногах? Есть. Ну и шагай куда следует. По земле ходят - в небесах витают.... витии.
Когда дядя Гурген вернулся домой, ему открыла весёлая, улыбающаяся тётушка:
- Дядя Аслан приехал...
Хранитель национальной морали пил чай за столом, широко расставив локти. Из уст его исходил, вместе с паром от кипятка, обоюдоострый меч молчания. Маленькая серая кошка спала, вытянувшись поперёк и свесив лапы, на коленях дядя Аслана. Она спала так крепко, что даже ухом не повела.
1 июля 2015 г.