Не в пору овдоветь
иль оказаться брошенной,
Или гордыню усыпив,
делить (его) с другою,
Иль в клеть златую угодить,
достатка путами стреноженной,
Или насилие сносить покорно…
Полноте!
В том ль счастье женское –
слыть мужнею женою?..
“Что проку от мужчин?” – задают они себе вопрос.
Не феминистки ль они, что борьбу с постылым одиночеством, заменяют соперничеством с сильным полом?
Не похоже. С мужчинами вроде не воюют. Да и смысл? Их проще не замечать, не испытывая потребности ни в их внимании, ни в заботе, ни в любви. А главное не демонстрировать это – много чести!
...Инге не спалось – было отчего! Зачем она полезла с этим тостом? В результате девичник превратился в черт знает что! Она узнала о своих подругах столько! Да и сама разоткровенничалась. Алкоголь – неважный советчик, язык развязался, понесло всех...
С чего же все началось?
– Девчонки! – польстила Инга своим далеко не юным подругам, подняв стакан с вином. – Четвертый тост. А не пора ли нам выпить за мужчин?
Воцарилась тишина, точно она издала неприличный звук. В их сугубо женской компании разговоры о мужчинах нарушали установленное табу.
– Не хотите пить за мужчин?
Пришло время определиться с местом действия и участниками события.
На зеленой лужайке у костра недалеко от реки собрались разновозрастные дамы отметить пятидесятилетний юбилей одной из них. Женщины бальзаковского возраста, так они определили свой возраст, который легко растянуть от сорока лет до заупокойной.
В их компании Инга недавно. Моложавая, не утратившая еще привлекательности, она привыкла находиться в центре мужского внимания, ей недоставало мужских заинтересованных взглядов – мимолетных, исподволь, от которых кружится голова и слабеют ноги…
Здесь же ее никто не замечал. Здесь вообще никто никого не замечал, не слышал и не слушал. Каждая говорила свое – наболевшее.
Инга откровенно скучала и развлекала себя выписыванием психологических портретов подвыпивших подруг, но почему-то получались шаржи.
Дамы были уже “хороши”, о чем свидетельствовали раскрасневшиеся физиономии, громкие голоса и все чаще срывавшиеся с их губ крепкие словечки. Не иначе скоро прольются фривольной песней.
Нет, что ни говори, пикник без мужчин – просто пьянка!
– И что я здесь делаю? – досадовала Инга, переводя взгляд с одной говорившей на другую, – Господи, зачем так материться? А ведь не стали бы, находись среди нас хоть один мужчина. Любопытно, что их, абсолютно разных, объединяет? В походы выходного дня ходят неизменным коллективом. Все незамужние: кто разведен, а кто так и не примерил на себя узы (путы) Гименея.
Вдруг ее осенило. Роднит-то их всех именно отношение к мужчинам – выстраданное безразличие, выработанное годами равнодушие.
Вот тогда-то Инга и решила проверить свою догадку, подняв тост за мужчин.
– Не хотим! – нарушила нависшую над полянкой тишину Валентина – негласный лидер собравшейся компании, крупная представительная дама, – тебя интересует, как мы относимся к мужчинам? Отвечу за всех: они нам по фиг!
– Что так, и почему решаешь за других? Ведь почти все мы побывали замужем, имеем детей, некоторые внуков, неужели все так безнадежно? Вот ты, к примеру, можешь представить свою жизнь без мужчин?
– Легко!
– Поставлю вопрос иначе. Обозначим сожительство с мужчинами в виде заполненной на листе бумаги таблицы, слева – плюсы, справа – минусы.
– Для меня в этом нет надобности, знаю и без того – одни минусы.
– Сплошные?
– Нет, у меня есть внук – единственный мужчина, которого еще хоть как-то воспринимаю.
– Сможешь обосновать?
– Смогу!
Так был спровоцирован Ингой и выпитым вином вечер душевного эксгибиционизма.
Бог любит троицу
– То, что у мужчин между ногами, – начала Валентина, – меня уже не интересует, а что между плечами – не тешит.
Я трижды побывала замужем. С каждым мужем прожила ровно по десять лет. Видимо, десять лет – крайний срок женского терпения.
Мне было двадцать. С первым супругом училась в институте. Он уже отслужил в армии. Влюбилась в него по уши. Как положено – свадьба, белое платье, фата, вопли “горько”.
Нам досталась большая двухкомнатная квартира бабушки, чья кончина за неделю до свадьбы стала хоть и горьким, зато царским подарком, – не было счастья…
В первую брачную ночь обескуражила супруга – он оказался первооткрывателем.
Через год родила дочку. Через три муж стал изменять с лучшей подругой. Но не ушел к разлучнице – некуда!
Оставшиеся шесть из десяти лет совместной жизни он устроил мне “вырванные годы”, доходило и до потасовок. В конце концов, не выдержала и, оставив супругу квартиру и дочку, сбежала к матери, чего он, собственно, и добивался. Дочку, правда, вернул, справедливо решив: мне – дочка, ему – квартира.
Слабое утешение – новой жене так и не удалось продлить кобелиный его род…
Второго мужа обрела в туристическом походе. Синеокий мечтатель, он разливался соловьем, распевая песни под гитару у вечернего костра, чем и покорил. Делать ни хрена более не умел, зато любовью горазд был заниматься в любое время суток.
В своей жизни он совершил единственный мужской поступок – удочерил мою дочь…
Как снег на голову свалился развал страны. Супруг благополучно потерял работу, чем, впрочем, не слишком обеспокоился. Днями лежал в раздумьях о судьбах человечества, перебирая струны гитары. Содержание семьи, стирку, уборку, походы в магазин и детский сад он оставил мне – не мужское это дело. К вечеру, распираемый накопившейся за день энергией, ожидал меня с работы, чтобы со всей ответственностью приступить к исполнению основных своих обязанностей, проявляя чудеса неутомимости, и отбирая остатки сил.
Слава Богу в его паспорте я не оставила следов прописки. Но развестись с ним оказалось непростым делом. После развода он продолжал наведываться к падчерице. На самом же деле подкатывал ко мне. Изредка уступала – чего не сделаешь на безрыбье?..
Третий муж оказался полной противоположностью двум первым: солидный, степенный, интеллигентный, одним словом – мужчина приятный во всех отношениях.
Познакомилась с ним в филармонии на концерте. Вначале все было просто замечательно, смущали лишь его длительные командировки.
Однажды, сорвавшись по какой-то причине днем с работы, Валя застала умилительную картину – командировочный устроил в их семейном гнездышке день открытых дверей для дружков-собутыльников и их сизолицых подруг. Короче, он оказался запойным. В периоды же “недержания” пропадал в долгих командировках.
Довелось вступить в схватку с зеленым змием, к сожалению, неравную. Бедняга лечился, подшивался, да хватало его от силы на год. В отличие от второго ее избранника, супружеские обязанности он исполнял без энтузиазма, а через пять лет супружества и вовсе самоустранился. На хрен он тогда вообще нужен?!!
Как-то после полугодовой “завязки” благоверный в очередной раз сорвался и заявился в свинском состоянии. Не пустила на порог. Утром обнаружила спящим на коврике у входной двери. С трудом выволокла на улицу, прислонила к мусорным контейнерам. Там и оставила, полагая – лучшего места для него не сыскать…
На этом ее хождение замуж (затримуж) завершились – Бог терпит троицу. Тридцати лет замужества Вале с лихвой хватило, чтобы убедиться в несостоятельности института брака, остается неясным, зачем для этого понадобилось столько лет? Чтобы числиться мужнею женой, при этом стирать грязные носки, смотреть бокс и футбол, страдать бессонницей от непереносимого храпа? Живи она в селе – другое дело. Без мужских рук там не обойтись, а мужская сила? Если имеется, хорошо, а нет – на нет и суда нет.
– Здесь я соглашусь с Валей, что касается храпа. Мне не довелось знать ни одного не храпящего мужчины. – прервала исповедь Вали сорокалетняя красавица Вика. –
Вам смешно? А я заработала нервное расстройство и хроническую бессонницу.
– Сама-то не храпишь?
– Не знаю.
– Так спроси!
– У кого?
– У того, кто храпит подле тебя.
– А вот ты, Анюта. – Инга обратилась к фигуристой, хорошо сохранившейся для своих пятидесяти лет юбилярше – По твоему нетерпеливому взгляду вижу, что тебе есть сказать. Итак, мужчина – позитив, негатив?
Аня, поморщилась, как от зубной боли:
– Негатив, конечно же, негатив!
Комплекс жертвы
Первое мое знакомство с мужчинами случилось еще в раннем детстве. Увы, это не был отец. Про отца узнала от матери, когда тот уже лежал в могиле. Насилу припомнила: смешливый мужичок, почему-то возложивший на свои плечи всю тяжесть демографических проблем, стоящих перед страной, рассевая по окрестным селам свое семя, отчего, видимо, и помер до срока.
Не минула посева и моя мать. Она так никогда и не вышла замуж, заразив бациллой безбрачия и меня.
На протяжении всей жизни меня, как и мать, никто никогда не звал замуж, хотя в молодости я была очень даже! Зато насилия натерпелась за десятерых!..
Состоялось же мое знакомство с сильным полом восьми лет отроду, когда, вернувшись как-то зимой из школы, не успев раздеться, я увидела, как маму, удерживая за косы, елозит лицом по столу ее хахаль – здоровенный бугай. Тогда я еще не растеряла своей смелости и не помня себя огрела обидчика кочергой. Слава богу не убила, лишь напугала...
Второй опыт близкого общения с мужчинами пришелся на мое отрочество.
Скороспелка, так меня называли, я до времени созрела как женщина, магнитом притягивая похотливые взгляды односельчан. Не избежал искушения и мой отчим, пожилой степенный мужичок, прижившийся в их доме. Отчима я любила и доверительно называла батькой. Мне нравилось, как, усадив на колени, он гладил меня по головке, называя ласково Анютка-прибаутка.
По мере моего взросления его руки мало по малу переместились на вздувающие одежды округлости. Это происходило в отсутствие матери, и вначале не было неприятно. До поры. Руки отчима все более смелели, а однажды, выпив, он распалился ни на шутку, да так, что уронил брюки. Я стояла ни жива, ни мертва, не в состоянии убежать, таращась во все глаза на вздувшиеся издержки мужского пола, не без любопытства, впрочем. В этот момент вошла мать.
Больше в нашем доме отчим не появлялся, мать же резко поменялась ко мне – взревновала, стала приглядывать за мной. Хотела даже свести к врачу, чтобы удостовериться, что все в порядке. Не далась…
Осенние свадьбы на селе – обыденное событие. Замуж выходила моя семнадцатилетняя подружка.
Ждать осени не стали, следовало поторопиться, поскольку к середине лета талия невесты заметно округлилась.
Меня подружка попросила в свидетельницы. Свидетелем от жениха пригласили его армейского дружка Павлика – смазливого светленького паренька, приехавшего из района на собственной машине, что в их селе в то времена являло большую редкость.
Повелась на это и я, заигрывая к красавчику. Ну и напросилась! Павлик предложил прокатиться. Спустя полчаса, запертая в машине, я уже отчаянно отбивалась. Завершилось это разорванным платье, царапинами и ссадинами.
Прибежала домой. Мать, мало того, что не вступилась за меня, а и выпорола, да еще потащила в район к гинекологу.
С тех пор подозрительность ко мне уже не оставляла мать, и, что хуже всего, за мной увязалась дурная слава.
Весной мать слегла с онкологией, к лету ее не стало, я осталась одна. Теперь некому было меня защитить, и беда не заставила себя долго ждать.
Очередная свадьба проходила в общежитии. Потеряв бдительность, я веселилась во всю. Опомнилась, лишь когда оказалась в мужской комнате. Одуревшие от водки парни не церемонились. Один стал у выхода. Я отчаянно сопротивляясь. Удалось вырваться, вскочила на подоконник, толкнула окно – третий этаж. Парни попытались удержать.
Спасли меня густые ветви дерева и вспаханная земля. Ногу все же повредила, поползла от греха подальше к центральной дороге, рискуя попасть под колеса машин. К счастью проезжала милицейская машина. Меня подобрали, отвезли в больницу. Написала заявление, насильникам грозил срок.
До суда дело не довели, дали понять, что справедливости мне не добиться, лишь затаскают по судам. Забрала заявление и, покинув родную деревню, навсегда уехала в город...
Устроилась штукатурщицей на стройку.
На стройке народ простой – цеплял меня, не давал проходу. Однажды на совместной пирушке я не устояла перед натиском бригадира. Свою непривлекательность тот компенсировал напором и хитростью. Не стал тратить времени на уговоры, просто пригрозил, что в случае отказа пропустит через бригаду. Выбрала меньшее зло.
Так я стала женщиной, немало удивив своего первого мужчину, увы, нелюбимого. Тот даже попенял себе, что ввязался. Знал бы, усмирил бы свою ненасыть с другой, да что уж теперь.
Знаменательное событие для каждой девушки не стало для меня праздником, напротив. В результате взрастила в себе стойкое отвращение к сильной половине человечества, усвоив непреложную истину: мужчина и насилие неотделимы.
Теперь бригадир меня “пользовал”, когда хотел, зато остальные не беспокоили. Впрочем, вскоре перестал беспокоить и он. Я понесла, но поняла это слишком поздно. Бригадир, ясное дело, самоустранился, потому как был женат. Но оказался не вполне подонком: помог – перевел на легкую работу, а когда перешел в строительное управление, устроил там нормировщицей, – не за так, разумеется, за свободный доступ к телу.
Рождение сына не уберегло меня от мужского внимания, напротив, усилило. Вздувшаяся плоть и раздавшиеся бедра способствовали этому, да вот замуж почему-то никто не звал. Зато насилие ходило за мной по пятам. Что-то во мне выводило мужчин из себя, к сожалению, не любовь. Ночи не хватит рассказывать, но последнее по своей жестокости и садизму зашло далеко за рамки допустимого.
Торопилась к сыну в школу на собрание, задержалась на репетиции в театральной студии. Что меня угораздило сократить дорогу? Хватило испуганного взгляда на встречного мужчину. Развернулся, двинул за мной – огромный, длиннорукий. Как назло, редкие фонари. Ускорила шаг, спускаясь к железнодорожному переезду, тот не отставал. Резко свернула, спряталась за кусты. Горилла выскочил на свет, высматривая.
Сомнений не оставалось – ищет меня. Стал приближаться, вглядываясь в темноту, прошел мимо. Мне бы выждать, да не выдержала, выскочила из укрытия рванула вниз к переезду. Насильник только того и ждал, легко догнал, бросил на землю, придавил всем весом. Я не давалась, что-то подсказывало – простым насилием это не закончится. Глядела в звериные его глаза, а перед самой стоял укоризненный взгляд сына: “Мама, где же ты?” Насильник уже сдирал с меня колготки.
Схитрила:
– Постой, я сама.
Ослабил хватку. Нечеловеческим усилием сбросила его с себя, ухватился за пальто. Оставив пальто в его руках, стремглав понеслась к переезду, где уже слышались гудки приближавшегося поезда, надеясь проскочить перед ним. Эх, если бы не приспущенные, стреножившие ноги колготки! Не успела, сбил с ног. Я лежала между рельсами, отчаянно сопротивляясь. Нащупала камень, огрела насильника. Вскочила, да цепкая рука ухватила за ногу, упала, ударившись головой. Что-то теплое потекло по лицу, заливая. Пальцы насильника клещами сомкнулись на горле, придавив головой к рельсам. Захрипела, в глазах потемнело, почудилось даже сакраментальное: “Так не доставайся же ты никому!”
Сквозь уходящее сознание услышала гудок поезда. Хватка неожиданно ослабла, но подняться я уже не могла, лишь нелепая мысль сверлила мозг: красивая же буду в гробу без головы!..
Что-то рвануло меня с рельс на насыпь. Прогрохотал поезд.
– Что ж ты, горемычная! Жизнь надоела?
Надо мной стояла женщина в железнодорожной форме с фонарем в руке, разглядывая клочья одежды. Я кивнула головой в сторону маячившего неподалеку мужского силуэта. Всем своим видом тот высказывал недовольство – не насладился зрелищем! Хрупкая железнодорожница рванулась к громиле. Насильник одним ударом мог отправить ее на тот свет, да испугался, растаял в темноте.
Спасительница Зина завела меня в будку у переезда, перевязала голову, одела в теплое, напоила чаем. С тех пор мы подруги…
Анна умолкла, горестно склонив голову
– Я тебя понимаю, Аня, – попыталась успокоить ее Жанна, невысокая, хрупкая женщина. – Это имеет название: “Комплекс жертвы”. Сама такая, и насилие знаю не понаслышке.
Феромоны страха
– Женщины сами провоцируют мужское насилие. Насильники, как всякие хищники, чувствуют страх жертвы: то ли по поведению, то ли по феромонам, исходящим от нее, то ли еще по каким признакам, и соответствующим образом действуют.
Рассказала подтверждающие это случаи из своей жизни.
Возвращалась я как-то вечером с работы, зашла в подворотню своего дома, вдруг слышу за спиной шаги. Знала, что нельзя показывать страх, да легко теоретизировать. Ускорила движение, свернула за угол, тридцать метров до своего подъезда промчалась за мгновение, птицей взлетела на крылечко.
Вызывать лифт не стала – лифт самое удачное место для насилия. Помчалась вверх по ступеням, мне казалось, что догнать меня не смог бы и чемпион мира по бегу, да когда добралась до своей двери, насильник был уже рядом. Дальше чердак, туда лучше не соваться! Открывать свою дверь не рискнула, дома никого. Повернулась лицом к насильнику и завопила о помощи. Какая помощь! Лишь защелкали засовы. Ко мне приближалась рослая фигура – на голову выше меня, в глазах пьяная муть. Ткнул меня в нос кулаком, чтобы замолкла. В глазах вспыхнули огоньки, стала оседать.
В этот момент меня словно перемкнуло. Страх пропал, осталась лютая ненависть и неистовое желание отплатить за унижение. Бедняга не успел еще почувствовать это, а в глаза его уже впились мои ногти. С трудом оторвал меня от себя, с лица потекла алая струйка. Приложился второй раз. Удар лишь раззадорил. Насильник понял, что пора “делать ноги”. Оторвал меня безумную от себя, побежал вниз, я за ним, да еще острием туфли больно, а главное унизительно тыкала его под зад. Ускорился, я не отставала. Внизу у выходной двери замешкался, открыть не успел, – наши роли поменялись. Перед ним была уже не хрупкая девушка – пантера. Закрыл лицо руками, откинувшись назад. Дверь под его весом распахнулась, он вывалился на крыльцо спиной, скатился кубарем, пополз, затем побежал на четвереньках, безуспешно пытаясь подняться на ноги, умчался, обгоняя собственный визг!..
Это был не единственный случай. Жанна рассказала еще об одном:
– Я шла в гости к подруге, остановилась у ее подъезда. Сумерки. Фонари еще не зажглись. Навстречу из полумрака материализовался мужчина. Нет бы спокойно пройти мимо, но страх липкими струйками пополз по спине, парализуя волю. Мужчина почувствовал это и, поравнявшись со мной, выхватил из кармана нечто похожее на пистолет, направил на меня:
– Сумку, если жизнь не надоела!
В сумке лежала приличная сумма. Лишаться денег не хотелось, вцепилась в сумку, не отпуская. Щелкнул затвор, он ткнул стволом в живот. Нестерпимо захотелось в туалет. И вдруг, как это уже случалось, меня переклинило. С бесстрашием смертника глянула в глаза преступнику, достала из сумки металлическую расческу с острой ручкой:
– Стреляй, сволочь, но не дай бог тебе промахнуться!
Озадаченный насильник выпустил сумку – ну ее эту безбашенную! Не тут то было! Я уцепилась за его плащ, призывая милицию.
– Дура, отпусти, убью! – Побежал, волоча меня за собой. Забыв о деньгах, обо всем на свете, я метелила его тяжелой сумкой по чем попало. С трудом вырвался, так позорно он никогда еще не бегал!..
– А насчет плюсов и минусов скажу одно, – завершила свой рассказ Жанна, – пусть негатива и подлостей от мужчин в своей жизни я получила сполна, да и в личной жизни не слишком повезло, но ведь было и хорошее: и любовь, и счастье материнства. Так ставить вопрос? Не знаю…
Любовь – это яд
– А я всю жизнь обходилась без мужчин, – разорвала затянувшуюся паузу Надя, – обойдусь и в дальнейшем, и двумя руками голосую за то, что несут они сплошные неприятности и страдания, короче, негатив и сплошные минусы.
Надя – странный до нелепости участник их женских посиделок и походов выходного дня. Неизвестно, откуда взялась, держали ее из жалости. Невысокая, мужеподобная, абсолютно седая. Моложе большинства присутствующих, она казалась самой пожилой. Ее лицо не знало косметики, волосы – краски. Уродлива? Отнюдь, просто блеклая, пройдешь – не заметишь. Мужской взгляд если и останавливался на ней, едва ли выражал нечто большее, чем тоску.
В прошлом – активная комсомолка, жесткая, бескомпромиссная, ей были неведомы полутона. Увы, комсомол остался в прошлом.
Нашла альтернативу – ударилась в религию, соблюдая посты, отмечая все православные праздники, и не дай бог кому посмеяться над этим! До пенсии ей еще далеко, но нигде не работала. Денег у нее, соответственно, никогда не было, при этом имела байдарку, ходила в водные походы, зимой ездила в горы кататься на горных лыжах. За счет чего жила – неясно, скорее всего, сдавала квартиру, сама же вела себя, как приживалка, жила то у одной подруги, то у другой, пока не прогоняли.
Имелся у нее еще один пунктик – никогда не упускала случая выпить. Надурняк, разумеется. Пьянела стремительно. Сидит болтает, вдруг брык навзничь – готова! Хорошо, если это происходило в середине застолья, в противном же случае не преминуть какой-нибудь сердобольной волочить ее на себе…
– Я безразлична к мужчинам. Нет, я их ненавижу за то, что они меня в упор не замечают!
И ко всеобщему удивлению присутствующих призналась, что сама однажды стала объектом насилия.
– Это было давно. Я возвращалась с комсомольского собрания. Шла через парк. Чувство праведного гнева распирало меня, – не на кого положиться, никто не выполняет комсомольских поручений!
Вдруг дорогу преградил невысокий тщедушный парнишка. От него разило перегаром и… чесноком. Он был настолько пьян, что способен был лишь мычать. Попытался обнять, облапил, но к своему изумлению не обнаружил на моем теле положенных пышных неровностей. Это его не остановило, дотащил до скамейки, бросил на жесткие перекладины. Я яростно отбивалась. Спас меня фонарь над скамейкой. Он неосторожно уронил на меня свет, что почему-то подействовало на насильника, как ушат холодной воды – тотчас отрезвел. А ведь сам был едва ли краше: рябой, крошечные близко посаженные глазки бессмысленно пучились, липкие пряди волос свисали с головы, лицо и шея усеяны подростковыми угрями.
Сел на скамейку, спросил примирительно:
– Сигарет нет?
Отрицательно помотала головой. Тогда я еще не курила.
Невлюбленная парочка долго еще сидела на лавочке, недоуменно разглядывая друг друга. Мне даже почудились искорки сочувствия в его глазах. Надо же, пожалел! На себя бы глянул!
Затем горе-насильник поднялся, смачно сплюнул, и, качаясь, поплелся прочь, бормоча:
– Ходют здесь всякие! Покою не дают!
Надя замолчала.
Не призналась, что в тот вечер ей представился, возможно, единственный случай стать женщиной, но с многозначительным видом соврала, что в дальнейшем немало мужчин добивались ее благосклонности, но снискали лишь самые достойные…
Ревность против скупости
– Лично для меня мужчина – воплощение скупости, жадности и… ревности. – неожиданно вступила в дискуссию обычно молчаливая Дина.
Дина – ничем не примечательная сухощавая женщина, пройдешь мимо, не заметишь. Впрочем, заметишь. Она была очень высокого роста, что, увы, исчерпывало ее неординарность.
– Как видите, я не слишком привлекательна, да и в молодости не была красавицей. Так еще и дылда, что до минимума сокращало число соискателей на руку, сердце и… плоть.
Вышла замуж я после тридцати, уже не надеясь, что это случится. Так ведь нашелся! Небольшого росточка, правда. Заметная разница в росте не стала для него отвергающим фактором, скорее, напротив. У мужа была большая квартира, но поселился в моей гостинке. Свою квартиру сдавал. Чем примечателен? Не могу припомнить. Даже цвет невыразительных глаз запамятовала.
Отличала же его невероятная скупость, если не сказать жадность. Он не подарил мне ни одного цветка, ни разу не угостил мороженным, не сводил в кафе или кино.
Сразу установил свои порядки. Завел журнал учета расходов, деньги давал под расписку. Скупость его превышала всякие разумные пределы. Но терпела, какой-никакой, мужчина! Детей бог им не дал, да и не смог бы – он настолько был скуп, что жалел для меня даже свое мужское семя!
“Беручи, рука не приберется, а даючи оскудеет”.
Неожиданно супруг пропал – испарился. Без ссор, без объяснений. Бумаги на развод прислал по почте. Я долго не могла уяснить причины, пока до меня не дошли слухи, что благоверный стал обладателем состояния. Вероятно, настолько большого, что побоялся моих законных притязаний.
“Скупу человеку убавит бог веку”.
Спустя несколько лет после развода меня вызвали в милицию на опознание. Это было тело “бывшего”, хотя его нелегко было узнать. Глаза открыты, на лице счастливая улыбка – господи, улыбающийся покойник! По-видимому, не смог снести восторга обладания богатствами, что, увы, не принесли пользы ни ему, ни кому другому.
Я предполагала, что нет большего недостатка для мужчины, чем жадность. Оказывается есть – ревность!
Второй мой муж не был скуп, что с лихвой восполнялось другим его “достоинством”. Умный, интеллигентный, обаятельный, щедрый, любвеобильный. Он был очень маленького роста, еще ниже моего первого супруга. Мне вообще “везло” на крошечных партнеров – самый рослый из них едва достигал моего подбородка. Высокий рост, очевидно, являлся для них мощным сексуальным раздражителем, не исключено, впрочем, что и единственным. “В постели разница в росте нивелируется” – убеждал меня супруг, не уточняя, при этом, что мал, увы, не только ростом. Я это почувствовала сразу, в том смысле, что не почувствовала ничего. Зато компенсировал свою недостачу невероятной ревностью.
Я пребывала в крайнем недоумении. Мало того, что на мою честь не покушались, никто и внимания не обращал. Так нет же! Приходилось давать поминутный отчет – где была, что делала. Подмечала следящего за мной супруга в самых непредсказуемых местах – даже в туалете. Ревновал к электрику, к сантехнику, к продавцу, даже к коту. Любимое животное довелось отдать соседке. Когда же благоверный в метро на ровном месте поднял скандал, подключив к нему весь вагон и милицию, я поняла, что это не ревность.
Развод супруг не давал, в суд не являлся. Пригрозив, что принесу его туда на руках, получила, наконец, развод.
Теперь меня никто не беспокоит, что больше тешит, чем огорчает…
Уйти, чтобы остаться
Подошла очередь Лины – немногословной женщины с печальными глазами. Ей не очень хотелось откровенничать. Чего не сделаешь за компанию, да еще под действием выпитого.
– Мне трудно оценивать жизнь с мужчинами, поскольку знала и любила одного – своего мужа. С ним прожила более четверти века. Я – однолюб. Других мужчин не знала. Любить единственного, данного судьбой, быть верным ему – позитив это, негатив?
Лина умолкла, колеблясь, стоит ли продолжать? Наконец, голос ее тихо зашелестел.
Вышла замуж я сразу после школы за одноклассника. Любовь познавали вместе. До сих пор считаю, что любовь – это дар, взаимная же любовь – величайший, но и редчайший подарок судьбы. Мне в этом повезло.
Вначале это была неистовая страсть, бывало, что и в обеденный перерыв срывались с работы друг к другу.
Один за другим родились сын и дочь, чего еще желать? Я купалась в счастье долго, непозволительно долго. У меня даже мысли не возникало изменить Володе.
Шло время. Увы, все хорошее когда-нибудь кончается!
Кризис среднего возраста любимый ознаменовал изменой. Влюбился, правильней сказать, заболел любовью. Это и не назовешь иначе!
Какими виноватыми глазами он смотрел на меня, на детей! Но ничего не мог с собой поделать. Мир для меня потускнел, потерял краски. Муж ждал скандалов, срывов, так ему было бы легче, но добился лишь моего признания, что не знаю, как жить без него, не уверена сумею ли, но он волен распоряжаться собой.
Володя разрывался между семьей и новой любовью.
Покинутой женщине трудно было противопоставить что-либо юности и привлекательности разлучницы. Тем не менее, я включилась в неравную схватку, занялась собой, привела в порядок лицо, тело, душу и… ждала, просто ждала.
Мне бы разлюбить изменщика или хотя бы притвориться. Не смогла, не сумела, любила еще сильнее и… ревновала, просто изошла ревностью.
По выходным Володя приходил к детям. Они его безумно любили, казалось, больше, чем меня, с нетерпением ожидали каждой встречи. Как и я, ни разу не упрекнули, что для него стало вовсе непереносимым. Я оставляла их наедине, не мешая общению, терзаясь ревностью, еще более любовью...
Прошло полгода.
Дождалась!!!
Володя не выдержал, вернулся в семью. Явился, как побитая собачонка. Меня же будто заклинило, простила, но близость отвергла, полагая, что навсегда.
Продержалась год. Но не забыла обиды, хотя ни я, ни дети ни разу не попрекнули его.
Жизнь потекла своим чередом…
Шло время.
Отметили серебряную свадьбу, дети один за другим покинули родное гнездо, появились внуки. Новый виток счастья, что еще надо?
Увы. В последнее время я стала ловить на себе тревожные взгляды мужа. Тотчас отводил глаза, но успевала поймать. Нет, это не было чувство вины, он словно прощался со мной. Допытывалась:
– Тебя что-то тревожит, болит, ты не скрываешь от меня?
– Нет! Мне нечего скрывать.
И не врал. Это было предчувствие, предвидение…
Пятидесятилетие Володи отмечали в ресторане. Много гостей, дети, внуки.
Подали фирменное блюдо – горшочки с картошкой, мясом и грибами. На следующий день муж почувствовал себя плохо. Не он один, притравились многие, но отделались легким испугом. По-настоящему зацепило лишь его одного. К вечеру вызвали скорую, забрали в больницу с диагнозом острый панкреатит.
Болезнь стремительно прогрессировала. Поджелудочная отказала – некроз.
Через неделю его не стало. Уходил в сознании. Любящие глаза его молили о прощении. Похороны лучше не вспоминать!
С уходом мужа жизнь для меня потеряла всякий смысл. Солнце померкло. Дети пытались отвлечь, хотя и самим было нелегко…
Девять дней отмечали у дочки. Вечером возвращалась домой. Поднялась на лифте и… едва не рухнула без чувств – на коврике перед входной дверью сидел большой кот. Поразило меня не то, что кот не собирался уступать дорогу, и что был рыжим, как Володя в молодости, пока седина не посеребрила волосы, а то, как смотрел на меня. Это были Володины глаза, насмешливые, из-под бровей.
Отперла двери, переступила порог, шатаясь, держась за косяк. Кот, не колеблясь, прошел вслед, направился на кухню и сел на любимое кресло мужа. Во всем его облике, в движении, в повадках проглядывал Володя, разве что не говорил. Когда легла спать, кот примостился подле меня именно с той стороны, где обычно спал Володя.
Назвала кота Рыжиком, он легко прижился, спал со мной, будил по утрам, как это делал муж, и я не очень бы удивилась, обнаружив однажды на тумбочке у кровати чашку с дымящим кофе, что случалось каждое утро при жизни Володи.
Как-то сквозь сон почувствовала ласковые прикосновения – так делал только Володя. Боялась спугнуть блаженство. Проснулась окончательно, открыла глаза, увидела Рыжика. Прорвалась рыданиями, Рыжик смотрел на меня добрыми Володиными глазами. В них были: и сочувствие, и понимание, и любовь.
Реинкарнация? Я с недоверием отношусь к идее переселения душ, теперь поколебалась в своей уверенности…
Лина притихла, голова ее поникла. Стало ясно – из нее больше не вытянешь ни слова…
– Ты почему-то молчишь, Инга, все выспрашиваешь, а ведь тебе и самой небось есть что порассказать, – прервала затянувшееся молчание Татьяна, полногрудая расплывшаяся женщина, – у тебя было достаточно мужчин, больше, чем у многих из нас, возможно и всех вместе взятых. Какие они, по твоему?
– Что ты имеешь в виду?
– Дело в том, что мне в основном попадались какие-то не те, из чего я сделала вывод, что мужики в большинстве своем импотенты и альфонсы, голь и пьянь. А я ведь не обижена Богом! Это на самом деле так или со мной что-то не то?
Инга почувствовала, что ее втягивают в нечто, куда не хотелось бы:
– Да, вниманием мужчин я не обижена. И было их предостаточно: и не импотенты, и не алкаши, и не голь.
Какой рядом мужчина, зависит от женщины.
– Ты хочешь сказать по сеньке шапка? Ну, уж нет! Ты просто выгораживаешь мужиков, да вот благодарности от них не дождешься! Все они подонки! А кому из вас известно, что такое альфонс-импотент? Парадокс? А я прошла и через такое!
Но расскажу не об этом, а о своей нелепой любви, разрушившей и мою жизнь, и жизнь моей семьи.
Заговорила сбивчиво, торопясь, глотая слова вперемежку со слезами, выбрасывая наружу накопившуюся горечь и обиду.
Любовь зла.
Вначале у меня с Сережей были обычные производственные отношения. Мы вместе работали в СМУ, я – бухгалтером, он – прорабом. Сережа был молод, слишком молод, чтобы затевать с ним что-либо. Я и не думала, хотя он мне нравился, но вызывал лишь материнские чувства и… женское любопытство.
Инициатором стал Сережа. Я не была готова, попыталась урезонить его, да неожиданно даже для самой себя, пала, хотя была замужем, имела дочь, внучку.
Покорил он меня не красотой и душевными качествами, поскольку ничем этим не обладал. Мне польстило, что он молод (вдвое моложе) и обратил на меня внимание. Я не могла признаться даже себе самой, что повелась на его напористость, наглость, бесшабашность, беспринципность, а более всего – порочность. К сожалению, мужчины нередко привлекают женщин именно этим, да еще небрежным отношением.
Можно было бы как-то понять меня, если бы он показал себя хорошим любовником. Какое! Эгоистичный и нетерпеливый, он не знал ничего, кроме удовлетворения собственных желаний.
Но любила до замирания сердца, до потери сознания. Никогда не была удовлетворена, да любила. Его молодое тело, неопытность, непосредственность, даже его душевную слепоту и глухоту.
Попыталась, разумеется, обучить его азам любви, порядочности, душевности, но он оказался плохим учеником. Мои переживания ему были неинтересны, как, впрочем, и все остальное. Понимала, что дни нашей любви сочтены, да ошиблась – наши отношения получили второе дыхание.
В тот знаменательный день я неожиданно для себя впервые испытала наслаждение. Не узнавала Сережу, он был необычно нежен, ласков, умел.
Была настолько обескуражена, что когда на утро он попросил взять для него кредит в банке, не раздумывая согласилась. Меня не смутила даже огромная сумма. Наивно полагала, что этим крепко-накрепко привяжу его к себе.
Оформила кредит. Головой прекрасно понимала, что вляпалась, да не сердцем. Результат не заставил себя ждать, увы, драматичный.
Как и предполагалось, получив деньги, он и не собирался погашать кредит, а вскоре и бросил меня, поскольку надобность во мне отпала. Бросил как отработанную ненужную вещь, впрочем, за полученный кредит отработал, да исчез.
И только тогда поняла всю трагичность ситуации. Далее беды покатились, как из рога изобилия. Лишилась всего! Довелось продать квартиру. Довела до инфаркта мужа, разрушила отношения с дочерью и внучкой. Сама же вкалывала с утра до ночи, чтобы как-то расплачиваться по кредиту. Я до сих пор выплачиваю долг, не исключено даже, что и не доживу до этого счастливого момента...
Но самое удивительное – другое, невероятное, дикое! Позови он меня сейчас, полетела бы птицей, и отдала бы все, что имею, точнее, что не имею уже. И валялась бы у него в ногах, и вымаливала бы крохи внимания, как бездомная собака объедки…
– Для меня нет вопроса – позитив мужчина или нет, – завершила Татьяна свой рассказ. – Неужели все мужчины такие?
– В отличие от вас, демонстрирующих свое равнодушное безразличие к мужчинам, – ответила Инга, – они для меня и радость, и отрада, и любовь, и несомненный позитив. Я их всегда любила, и они мне отвечали тем же. Мне грех жаловаться на мужчин, а вот им есть за что.
Над поляной зависла вязкая тишина, женщины настроились слушать, пауза затягивалась. Увы, сказала “А”, говори “Б”.
Судьбы кандалы
– Мне надоело хоронить мужей! – прервала, наконец, молчание Инга. – Я “черная вдова”. Нет, не паучиха, пожирающая отработавших на любовном фронте самцов, хотя по сути - то же самое. Все мужчины, связавшие свою судьбу со мной, были обречены. Вначале считала – случайные совпадения, но когда это стало системой.
Здесь следует отвлечься, рассказав о внешности Инги. Красавицей ее не назовешь, было к чему придраться. Длинноватый заостренный носик, не слишком пухлые губы. А вот глаза – большие, зеленые, затягивающие в болотную глубину. Сложена идеально: тоненькая, гибкая, изящная, небольшая округлая грудь. Со спины ее легко можно принять за девушку. Прямая спинка, осиная талия и совершенная линия округлых бедер! Да и походка – та еще! Даже сопливые юнцы цеплялись, а ведь ей за пятьдесят!
Инга не стала рассказывать обо всех своих мужчинах, да и не смогла бы – не хватило бы ночи! Лишь о некоторых, связавших свою судьбу с ней, сделавших себя и ее счастливыми, и как результат – до времени покинувших этот мир:
Странная закономерность: уходили лишь те, кому я отвечала взаимностью. Те же, кто не цеплял за живое, благополучно продолжали коптить небо, пополняя долгий список неудачливых моих поклонников. Изредка я допускала к себе кого-нибудь из них без любви, а значит без фатальных последствий. Те же, в кого влюблялась...
Первый мальчик, впрочем, остался жив. Он был самым красивым в их школе. я, как и одноклассницы, повелась на его внешность, даже стала встречаться с ним, да разглядев надутого павлина с распушенными яркими перьями, охладела.
И тогда воспылал он! И травился, и резал вены – все не мог поверить, что какой-то серой мышке – такой и я себя считала – он может быть безразличен. От греха подальше его перевели в другую школу.
Первый муж, Алексей, долго добивался меня – устала сопротивляться, да и засиделась в девках, но не любила она его. Нет, не любила. Потому и прожила с ним долго. Родилась девочка. Слабенькая, не выходила из болезней. Муж стал прикладываться к рюмке. Дело шло к разводу. Наверное и развелись бы, если бы не заболела дочка. Неутешительный диагноз – острая почечная недостаточность.
Стали в очередь на пересадку почки, но никак не могли найти донора. Был, впрочем, запасной вариант – девочке подходила почка отца. Он бросил пить – стал готовить себя к операции. Донора так и не нашли, девочка стала жить с почкой отца.
О разводе теперь речи не шло. В доме воцарились мир, покой да любовь. Я и не заметила, как изменилась к Алексею. Тогда я еще не знала, чем это чревато.
Беда не заставила себя ждать. У мужа отказала единственная почка. Искали донора и деньги на пересадку. Я готова была уже продать квартиру, чтобы оплатить операцию, не довелось. Я подозревала тогда, а сейчас уж и не сомневаюсь, что Алексей сознательно ускорил свой уход, видимо, не пожелал оставить семью без средств к существованию. Подключенная к нему “искусственная почка” по неизвестной причине “отказала”. Лишь после смерти мужа по достоинству его оценила.
Второе замужество было вынужденным. Не дай нам бог жить в эпоху перемен, когда страна разваливается на части, дочка постоянно болеет, работы нет, денег на лечение тоже! А тут успешный, богатый, добрый, щедрый, внимательный.
Жили в достатке, да не в любви.
Любовь к Сереже пришла позже, через дочку. Жили вместе уже несколько лет. Сидели как-то с дочкой вечером у телевизора. В дверях щелкнул замок. Девочка вскочила:
– Папа пришел! – бросилась в прихожую. Подхватил, закружил.
Папа? Меня точно в сердце ударило, даже взревновала, – меня, родную мать, дочка никогда так не встречала! Мое отношение к мужу изменилось – жить ему оставалось всего ничего.
Связано это было с работой. Его фирме попытались навязать “крышу”. Он не повелся на угрозы. А тут неожиданная командировка – встреча с заказчиком.
Вызов оказался ложным. В поезде его “пасли”. Предъявили ультиматум. Оказался несговорчивым – и был выброшен из поезда на полном ходу…
Я долго не могла прийти в себя…
Следующая моя любовь и вовсе нелепа. Классический любовный треугольник: Игорь – страстный, вспыльчивый, ревнивый и невероятно красивый. Володя – невысокий, внешне неприметный, но нежный, мягкий, галантный и удивительно талантливый. Телом тянулась к Игорю, душой к Володе. Сидела на двух стульях, будучи не в силах определиться. Меня, впрочем, такое вполне устраивало, да не их.
В результате осталась ни с чем – один ушел в мир иной, другой, убрав соперника, отправился в места не столь отдаленные.
Инга не стала рассказывать о других своих мужчинах, до времени покинувших этот мир.
Рассказала о последнем, смерть которого окончательно убедила ее – на ней лежит проклятье.
Произошло это совсем недавно. Памятуя о своей карме, в последнее время она не сходилась близко ни с одним мужчиной. Как только чувствовала, что прикипает – привет! Да не углядела.
Его звали Женя. Маленький, плешивый, с брюшком. Полюбить такого – с дерева упасть! Да вот не даром говорят: “С лица воду не пить!”
Ухаживал он как никто. Не успевала подумать, а желаемое уже было у меня. И как-то незаметно стал до сведения скул необходимым. И мне, и дочке. И уступила, наконец! И не пожалела – моя жизнь превратилась в праздник. С этого момента будущее моего избранника было предрешено.
Почему Женя решил, что секс мне необходим в таком количестве? Не юная ведь! А он каждую встречу знаменовал исполнением супружеских обязанностей, супругом при этом не являясь. И откуда мне было знать, что делал он это не без обильного стимулирования?
В тот злосчастный вечер Женя демонстрировал мне чудеса любвеобильности. Красиво, изыскано, тонко. Мое блаженство оборвалось в самый неподходящий момент. Прекрасная смерть для мужчины – счастливая улыбка, остановившийся взгляд.
Женщине-то каково? Все “радости” знакомства с правоохранительными органами, судмедэкспертами, разборки с семьей! На похоронах пряталась, не смея попасться на глаза его жене и детям…
Отныне никакой любви!..
Не успела Инга договорить последнюю фразу, как к их костру подкатило четверо мужчин, не юных, но вполне еще. У одного из них была гитара.
– Девочки, – обратился к дамам гитарист, – А не разбавить ли ваш девичник нами – мальчиками?
Женщины не отреагировали. Лишь Инга с иронией:
– Чем порадуете, мальчики?
Появились коньяк, вино, фрукты.
– Давайте знакомиться: Петр, Иван, Павел, Матвей…
– Иаков, Андрей, Фома, Филипп... – продолжила Инга. – Увидим ли мы сегодня Иуду?
– Иуда прихворнул, остальные на подходе. – Петр уже запал на Ингу и вовсю ей подыгрывал.
Инга почувствовала спиной, что поторопилась с приглашением, оглянулась и поразилась, – подруг было не узнать! Сами того не ведая, дамы преобразились: выгнули спинки, втянули животы, из последних сил удерживая на лицах невозмутимость и безразличие…
Надя, увидев коньяк, вышла из ступора, и решительно пододвинулась к мужчинам со стаканом наперевес, вожделенный ее взгляд буравил бутылку.
Жанна, Таня, Дина и Вика сменили маски равнодушия на улыбки. Лина демонстрировала отстраненность. Валя и Аня недовольно переглядывались...
Мужчины не могли не заметить возникшую напряженность, но не отступать же! Павел уже наливал Надежде коньяк, Инга небезуспешно охмуряла Петра, Жанна хвасталась перед Иваном пирогом собственного изготовления, Вика с Матвеем возились у “стола”…
Мужчины выпили за женщин, напряжение потихоньку спадало. Если бы мужчин было поровну с женщинами, было бы и вовсе замечательно.
А когда Петр запел, женщины оттаяли:
За невлюбленными людьми
Любовь идет, как приведенье.
Сражаться с призраком любви,
Брать от любви освобожденье –
Какое заблужденье!..
Расходились поздно. Шли по двое и группами.
Павел тащил Надежду. Жанна с Иваном спорили о реинкарнации. Вика с Матвеем шли, держась за руки, их молчание было красноречивей слов. Лина и Аня не без зависти поглядывали на образовавшиеся пары. Дина немым укором возвышалась над всеми, для нее не нашлось пары. Шла рядом с Валей. Та истекала ядом – их “девичья” компания разваливалась на глазах.
Петр с Ингой отстали. Останавливались, взахлеб целовались. Когда мужчина отрывался от нее, Инга с болью и сожалением глядела на него. Над его головой ей виделся нимб – Петр был приговорен, наручники судьбы защелкнулись на его запястьях.
– У тебя такое выражения лица, точно ты хоронишь меня. – удивился мужчина.
Инга не ответила. Не признаваться же ей, что он недалек от истины, и что проклятие, зависшее над ней, уже навострило зубы.
Но нет! Она решительно вступила в схватку с провидением и не намерена была уступать без боя…